Режиссер и не стремится дать ответы на все вопросы — зато саспенс держит мастерски. Это ли не главная цель фильма ужасов, пусть даже замаскированного под семейную психологическую драму.
Итак, неистовый ритм съемок «Восхождения» закономерен. Его требуют и жестокая правда материала быковской повести, и стилистика фильма, ориентированная на абсолютную истинность чувств, их полную достоверность, и необходимый фильму «эффект сопричастности».
Почти репортажное, без специальных режиссерских уловок, формально «скудное» сотворение (а не воспроизведение) действительности обязано неореализму.
Ержанов ищет киногению в угрюмой, антиэстетичной реальности, но в этот раз реальность совсем плохо ему поддается, и приходится превращать ее в голливудский мюзикл.
Состояние безличия, которое несут смерть и потеря, близко поэтике отсутствия у Иванова.
«Земля кочевников» не скрывает и даже гордится тем, что наследует американскую традицию, идущую от первых переселенцев и ковбоев, мифологизированную в жанре вестерна.
Художественная радость и фантастическая апология искусства русского авангарда средствами самого авангарда и первый опыт его рефлексии в кинематографе.
Фильм Кауфмана — об отношениях в широком смысле: между людьми, их представлениями друг о друге, фотографией и абстракцией, предметом и его идеей, событием и интерпретацией.
Разворачивая свой хитроумный сюжет, Нику продолжает размышлять в процессе его освоения и приглашает зрителей к тому же.
Название картины, отсылающее к предвыборной кампании президента Трампа (он обещал построить стену на границе с Мексикой), издевательским образом передает ее основную мысль. По Свонбергу, реальная жизнь состоит вовсе не из громких политических заявлений и масштабной борьбы, а из гораздо более мелких происшествий, болячек, эмоциональных потрясений и остальных кривых кирпичиков повседневности.
«Довод» воспринимается как opus magnum Нолана, его самое амбициозное и технически совершенное произведение, в котором он собирает по кусочкам любимые приемы из других своих фильмов.
Это современная попытка мифа в отечественном массовом кино. Правда, в адаптированном пересказе для детей. Здесь нет жестоких сцен или сексапила — и даже отменили ругательства.
Все в «Полуострове» где-то увидено, все можно привести к клише. Однако не утомляет сохраняющийся до финала темп повествования без лишних сцен — эта динамика определенно от предыдущего фильма. Каждый штамп на месте и абсолютно утилитарен. «Поезд» описывал встречу с ужасом, постепенное его осознание. «Полуостров» показывает мир, который свыкся с последствиями жуткой эпидемии.
Исключительной важности документальный фильм «Будь собой: Неизвестная история Алис Ги-Блаше» (2018) — образчик киноведческой археологии и портрет пионерки седьмого искусства.
Основной конфликт «Ундины» вроде бы привычен — между романтизмом и классицизмом, рацио и эмоцио, прагматикой и спиритуализмом, с той лишь разницей, что в трактовке Петцольда за личным в итоге скрывается почвенническое, за романтическим — националистическое.
Вся история человечества — де-факто натюрморт, статика, колебание вокруг одной и той же точки равновесия, амплитуда которого, конечно, может и меняться.
Линейное время, неизбежно пленяющее надеждой на изменения, обещающее любовь, призванное быть долгим и счастливым, Хон Сан-су синхронизирует с временем как реверсивным повторением, которое структурирует его кинематограф.
Как вспоминал Виктор Шкловский, «кино Маяковский любил хроникальное, но организованно-хроникальное, и сюжетное». Скорее всего, ему бы понравился новый «Мартин Иден».
«Чики» открывают глаза и видят, что Кабардино-Балкария или Краснодар обладают не меньшим мифологическим потенциалом, чем Северная Дакота или Миссури с Оклахомой. Что можно «снять» решительно Николаем Васильевичем шинель наброшенную и выйти наконец в глобальный мир — навстречу братьям Коэн и Андреа Арнольд.
Трудно найти голливудского режиссера, с которым после стольких лет знакомства все было бы по-прежнему настолько неясно, как с Финчером.
Нолан не стесняется заниматься всеми этими жанровыми стилизациями и экшен-фокусами точно так же, как архитекторы — жилищной коммуналкой, потому что знает — именно в этом, а не в высокопарных выводах о судьбах человечества и заключается главное кинематографическое удовольствие от созидания.
Homemade с ходу не разочаровывает: очевидно, что режиссеры из числа ведущих фестивальных авторов просто-напросто слишком любят кино, чтобы снимать для галочки, а не всецело наслаждаться процессом.
Когда девочка после нескольких свиданий впервые обнимает подсадного отца в неловкой замедленной съемке; когда женщина экстатично улыбается желтыми зубами, заново переживая победу в лотерее, — в эти моменты сердце зрителя замирает по-настоящему, а сердце, как известно, не обманешь.
Как программно-антипрогрессистское высказывание, «Тьма» отказывается играть в игры современности. Ей она предпочитает мистическую одновременность, безразличную к тенденциям и оптикам, моде и повестке.
«Дочь рыбака» атакует зрителя эклектикой сказочных мотивов и (пост)советских извивов, сновидческим флером и гротескным фильтром, через который показаны обрывки местной действительности.
