Несмотря на все жанровые условности, а «Агнец» это все-таки фильм ужасов, и страх здесь нагнетается в лучших традициях слоубернеров последних лет («Ведьма» 2015, «Реликвия» 2020), это к тому же очень литературоцентричное кино.
Садовник Ченс — компактный образ всех блаженных, дураков и проходимцев, делавших карьеру в XX веке и никуда не девшихся в XXI. Но главный самозванец в этой истории — сам Ежи Косинский, который привык притворяться с детства, а потом так и не перестал это делать.
Новое русское кино не боится быть чуточку наивным, но по-прежнему способно удивлять, представляя на зрительский суд новых героев поколения — с лицами, которые еще не успели надоесть, и талантом, который уже успел раскрыться.
Добрыгин опять не словоохотлив, чувствуя, что в стремительно мутирующем языке так и не найдется правды для окружающей лжи. Он предпочитает необходимый минимум не проговаривать, а показывать.
Если первый сезон позволял списывать все на оптику эксцентричного пришельца Лассо, который и за год не выучил правила с терминологией, то второй уже сигнализирует, что выбранный спорт встал поперек горла, а добрая улыбка приняла характер гримасы.
Попытки поженить ежа и ужа (чем, собственно, и была вся эпоха Крейга) провалились, и в итоге на экране мы видим нечто непроваренное и полусырое — не то шпионский триллер, не то нелепую любовную драму с самыми деревянными диалогами, какие только можно представить.
Эффект «Лета» — это эффект большого кино в самом традиционном понимании. В руках режиссера-зумера Вадима Кострова нижнетагильский пригород, дача и заросшее озеро становятся маленькой планетой
Так «Иван Грозный» обозначает странную и неочевидную для советского и постсоветского кино траекторию: формула тирании — это, говоря словами Лермонтова, «слава, купленная кровью».
Франции некуда плыть и некуда грести. Таково оно — романтическое кораблекрушение 2021 года, плот Медузы — малолитражный автомобиль, застрявший в пробке на том самом мосту, в туннеле под которым когда-то разбилась принцесса Диана. Принцессам здесь не место. Как и всем остальным.
Язык фильма вообще очень тактильный и телесный, здесь мало говорят, познавая мир на ощупь и на запах.
Кажется, вся эта душераздирающая история незаконного, непризнанного младенца со всеми ее бьющими по нервам бытовыми и физиологическими подробностями просто способ докричаться, достучаться, проорать: «Хватит врать!»
Дюкурно Балларда с Кроненбергом читала и смотрела предельно внимательно. Эротика эрозии, тело — это ничье дело, а души не существует. Такой боди-хоррор.
Дунаю, несущему воды мимо ландшафтов разных стран, нет дела до границ. Плевать, что находится на расстоянии вытянутых берегов, — так и Неша с Надей легко меняются местами.
Погружаясь в эту черноморскую пастораль, начинаешь чувствовать в новой картине Хомерики глубокую архаику.
Пространство фильма почти сказочное, лежащее на стыке реальности и фантазии.
Депрессивная драма «Молоко птицы» — современное кино.
Желание создать мифологическую энциклопедию русской жизни — а роман Сальникова был скромной, но вариацией «Улисса» в путинской России — наталкивается на то, что русской жизни здесь почти не видно.
Чупов с Меркуловой возвращают зрителю Сталина образца «Ближнего круга» и «Хрусталев, машину». Не сказать что мы соскучились, но Родине такой Сталин сейчас нужен. В бочке реабилитации необходимы капли люстрации. И за это авторам огромное гражданское спасибо.
В беспросветной мгле Америки, уставшей ждать нового «Таксиста» и Нового Голливуда, Шредер, не чураясь автоцитат и навязчивых повторов, вдруг указывает путь наверх и выход насквозь.
«В земле» довольно ловко скачет между очередным урожаем нью-эйджа и забродившим наукоподобием, чередуя плетеные фигуры фолк-хоррора и космические трипы-тропы сай-фая, озвученные музыкой Клинта Мэнселла.
Казалось бы, можно резюмировать: Ольми снял фильм об отчуждении — не столько между людьми, как у Антониони, сколько между человеком и его собственной жизнью. Однако стоит мне сформулировать этот, казалось бы, вполне очевидный вывод, как меня начинают обуревать сомнения.
Если дебютная картина Форда — чистейшая драма, то вторая (к тому же подтверждающая его режиссерское мастерство) — жанровая смесь. Драматический триллер-детектив, снятый в эстетике вестерна.
Речь и в романе, и в фильме не о квир-стороне. Не только о любви двух мужчин. Тем более не об интимной стороне пары. Форд ставит акцент на химии между людьми.
Проблема многих фильмов о школе — отсутствие самого момента содержательного контакта учителей и учеников, и фильм Юлии Вишневецкой ставит вопрос, возможен ли такой контакт в принципе.
Лоури снял фильм, который трудно любить, но легко восхищаться (и, предположим, ненавидеть) — живая и буйная природа, закованная в мертвые и грузные латы пентаграммы.
