Чем глубже Амели вникает в реальную жизнь Японии и старательнее изучает язык, тем стремительнее ускользает страна от ее постижения.
Понятно, что тема беженцев и их адаптации болезненна для сегодняшней Франции, пережившей трагедию с нападением на редакцию «Шарли Эбдо», да и для всей Европы тоже. Казалось, именно Жак Одиар, минуя политические клише, способен перевести межэтнические конфликты в универсальный жанровый и психологический регистр. Но, увы, победили дежурные политкорректность и мультикультурность.
Традиционная фабула мелодрамы «И горы сдвигаются с места» ведет персонажей сквозь долгое время с остановками в 1999, 2014, 2025 годах, не оставляя выхода из персональных и социальных пертурбаций. Хотя время и деньги им некоторый выбор обеспечивают. Однако мелодрама постепенно отступает на периферию сюжета и сменяет свою жанровую маску на безутешное социальное кино
Героини «Кэрол» проживают свою частную жизнь, никому ничего не стремясь доказать, и, хотя они опутаны многочисленными табу и предрассудками, не ставят себя в позицию жертв. Именно эта интимность, замкнутость в микромире индивидуальных чувств, полном драматического напряжения и отчужденном от мира внешнего, сообщает фильму Хейнса то благородство и очарование, которых фатально не хватает лишенной всяких тайн эмансипированной современности.
Спилберг лишь приоткрыл врата ада Освенцима, «Сын Саула» прописан в этом аду, за запретным порогом. Спилберг, думая о миллионах зрителей, дал тьме оппозицию, явственную смысловую, нравственную, эмоциональную альтернативу — героя с обостренным чувством сочувствия и совести. Для Немеша попытка осветить тьму светом человечности обречена с самого начала, хотя и Саул делает невозможное усилие остаться человеком.
«Разлом Сан-Андреас» Брэда Пейтона — классический фильм-катастрофа. Он ладно и тонко аранжирован компонентами, превращающими его из пустой пугалки и страшилки в многослойный кинотекст.
Братья Антон и Илья Чижиковы скромничают, говоря, что их фильм «Парень с нашего кладбища» задумывался как иронический триллер, а получился скорее комедийный. На самом деле получился и комедийный, и ироничный.
Получилась нежнейшая картина. Или, как писал Сигарев про жанр своей пьесы «Гупёшка»: «то ли комедия, то ли трагедия». Для простого человека это трагедия, расцвеченная, впрочем, новогодними огнями, взорванная новогодними петардами. То ли комедия, то ли трагедия, которую после прочтения/смотрения не сжечь!
И, наконец, — сама история. Она проста, незатейлива и доступна всем зрителям с 12-ти и старше, но вместе с тем затрагивает те глубинные струны, которые возвращают нас на уровень архаичных досознательных ощущений и пробуждают древние страхи, составляющие магию «Мира Юрского периода».
В тесте Тьюринга сама рамка проверки не могла ставиться под вопрос: машина обязана говорить как заведенная, поскольку не может захотеть отказаться от такого диалога. В «Из машины» интеллект начинается с того места, когда выясняется, что она не только отказывается от разговора с человеком, но и использует сам этот разговор сугубо инструментально, манипулятивно, чтобы в буквальном смысле открыть дверь.
В отличие от большинства собратьев-героев Макс вовсе не собирается спасать мир, а желает только сам выжить. В итоге получается, что он следует христианской догме: спасись сам, и вокруг тебя спасутся многие.
К 70-летию освобождения Европы от нацизма давние пленки были отреставрированы и включены в фильм «Наступит ночь», куда Андре Сингер (продюсер знаменитого «Акта убийства» Джошуа Оппенхаймера) вклеил интервью выживших в Берген-Бельзене, Бухенвальде, Дахау, Освенциме.
Главное здесь — не взаимоотношения с сыном, внучкой и невесткой, а то, что происходит за кулисами этих событий, то есть подлинные чувства сильно постаревшей знаменитости, осознающей, что настоящая жизнь, которую ему подменили, профукана.
Паскаль Боницер и Анн Фонтен издеваются над простодушными ожиданиями зрителя, иронизируют над своими персонажами, но витающий над ними призрак Эммы Бовари придает этим героям и сюжету, который они вольно или невольно разыгрывают, неустранимый налет трагизма.
Возможно, ирония Стрикленда заключается в том, что он, пусть и наделенный мужским взглядом, в чем его могут упрекнуть феминистки, создает женский мир, структурирующий себя согласно мужскому эталону. Становление женщиной в этом мире не может избавиться от мужских клише и стать чем-то новым и особенным.
Когда заканчиваются два часа и двадцать минут фантасмагорического зрелища, остается одно сожаление: марафон изрядно вымотал Джосса Уидона, и он сошел с дистанции.
От зрителя не требуется эмпатии, вчувствования в атмосферу или сочувствия к героям фильма. Вы оцените красоту игры.
Такое кино и следовало ожидать от режиссерского дебюта Рассела Кроу: без всякого замаха на новое слово в художественной культуре, мужественное, миролюбивое, немного сентиментальное, можно сказать — пацифистское.
В новом фильме публика хохочет не так часто. Осерьезнив сюжетную коллизию, Толедано с Накашем выворачиваются, как могут, чтобы зритель хоть какой-то кайф поимел. Но повторить былую славу им, увы, не пришлось.
К сборникам короткометражного кино наш зритель мало приучен. Так что это еще одно испытание для создателей проекта. Семь маленьких фильмов, по замыслу идеологов альманаха, должны напомнить людям о том, что каждый из нас достоин счастья. И оно не где-то за горами, а рядом. Главное — не упустить свой шанс, не прозевать в суете счастливое мгновенье.
Можно ли верить в искренность признаний шпиона, можно ли позволить себе растрогаться его скупой слезой? Тем более: можно ли поверить в правдивость показаний его куратора, собаку съевшего на тренировке шпионов, чья главная выучка — уметь скрывать себя настоящего? А верить начинаешь с самого начала и уже до конца.
На самом деле последний фильм Дени Аркана, на который меня занесло, должен называться не «Царство красоты», а «Закат». Иначе говоря, это закат его бурной карьеры, некогда всполошившей фестивальный мир.
В самой конденсации навязчивых сиюминутных деталей, конечно, нет большой беды; проблема в другом. Взявшись за пьесу, где и без того плохо сходятся концы с концами, Майкл Алмерейда, которому удалось привлечь на главные роли столь сильный состав, не сумел вдохнуть жизнь в персонажей.
Фредерик Ченг умудрился сделать оммаж работникам-невидимкам, которых он вывел на экран в великолепном разнообразии, хотя они, сделав свое дело, наблюдают за реакцией главарей дома на примерках сквозь щель в двери.
«Ида» нравится тем, что темна. Ведь, попадая под обаяние формы, зритель не успевает понять, что именно он здесь вынесенный за скобки свидетель (и одновременно ответчик). Именно он получает в обладание исторический опыт и отправляется на поиски прошлого.
