Режиссер «Вверх» Пит Доктер, в отличие от Эндрю Стентона («ВАЛЛ-И»), тяготеет не к анимационному реализму, а к гротеску; здесь он провозглашает изобразительный принцип «сложной простоты», simplexity.
Снимая фильм о родине, Мишель Франко рассказал в нем отнюдь не только о ней. Его картина — окончательный, не подлежащий обжалованию приговор нашим иллюзиям и утлым надеждам на непричастность к глобальным событиям.
И все-таки слышащиеся в последних кадрах голоса Томми и Билли — манифестация живительной силы воображения, а значит, и кинематографа (телевидения в том числе), иногда способных творить чудеса и утешать безутешных.
Дэвид Линч позволяет войти в картину и ступить на эту дорогу, открыть реальным ключом нарисованную на холсте дверцу. И для тех, кто смотрит на экран внимательно, вместо тупикового Шоссе в Никуда, открывается Дорога… Куда? Еще один вопрос без ответа.
От модернистской гордыни ранних работ в «Фанни и Александре» повзрослевший Бергман приходит к постмодернистскому приятию, детской всеядности.
Как программно-антипрогрессистское высказывание, «Тьма» отказывается играть в игры современности. Ей она предпочитает мистическую одновременность, безразличную к тенденциям и оптикам, моде и повестке.
«Сложноподчиненное» Олеси Яковлевой как вторая часть невольного диптиха напоминает, что несвобода начинается в школе. Борьба с ее правилами и законами только в наших руках.
Многоуважаемый суд, господа присяжные заседатели. Джокеру нет дела до того, обвините вы его или оправдаете. У клоунов и лузеров своя аудитория. И она гораздо больше, чем электорат денежного мешка — того ли, который баллотируется на заранее обеспеченный ему пост, того ли, в чьем шкафу висит комбинезон черного супергероя, — пусть за них обоих полиция и толстосумы.
«Дом, который построил Джек», вторая и завершающая часть колоссальной авторефлексивной дилогии. После «женской версии» — «мужская». После Эроса — Танатос. После нимфоманки — маньяк. После Джо — Джек.
Куарон возвращает женщине саму себя. Платит ей той любовью, в которой когда-то был выращен. Конечно, он знает: в мире так же мало любви, как в Мехико Рима. Но дает надежду, что если лечь на спину и посмотреть в небо, то могут привидеться и невероятная любовь, и небесный, пусть даже воображаемый, Рим.
Фильм готов, в это почти невозможно поверить. И все его нескладности, странности, сценарные неточности можно простить ради того, чтобы выдающийся режиссер мог выдохнуть и сказать: «Уф, у меня получилось».
«Звезда родилась» отражает проблемы своего времени: женскую эмансипацию и закат мужской эпохи, но делает это столь грубо и расчетливо, что нужно быть влюбленным поклонником Леди Гаги, чтобы этого не заметить. Однако музыкальный материал здесь броский, а значит, всерьез это никого не смутит.
Современная сказка о подоплеке феминизма, над которым витают тени патриархальных кошмаров. Игра в жанр оборачивается серьезным социальным анализом, но не перестает быть увлекательной и пугающе-убедительной — режиссер, как настоящий формалист и мастер, балансирует между жанровыми конвенциями и нарушением принятых правил.
Перед нами подлинное произведение искусства — сложно устроенное, технически изобретательное, безупречное и даже новаторское по части изображения и звука, бескомпромиссное по замыслу и его исполнению.
Фильм вышел обычным биографическим блокбастером, в меру исторически точным, в меру сентиментальным и в меру напыщенным.
В каком-то метафорическом смысле Ван Сент как художник умирал и возрождался много раз, как и герой его новой — трогательной, профессиональной, абсолютно зрительской и предельно далекой от новаторства картины.
Песни здесь все равно бледнее и хуже: недаром авторы, вероятно, для порядка посетовав, вновь спели хором главные хиты из предыдущей картины — Dancing Queen и, собственно, Mamma mia.
Готическая сказка для взрослых с суровой моралью в финале — не совсем то, чего зритель мог ждать от летнего блокбастера про динозавров. Зато так интереснее.
Это — бесспорно, лучший фильм Кирилла Серебренникова, самый отвязный и, в то же время, цельный, самый нежный и лирический и, в то же время, говорящий обо всем обществе, и самый музыкальный — не только в буквальном смысле слова.
Да, это не шедевральное кино, но на шедевр и не претендует. Но для олдскульного развлечения — самое оно. Здесь есть ограбление поезда, война, побеги, схватки, есть имперские воины и повстанцы, есть романтика и любовь
Нежнейшие интонации этой масштабной и в то же время камерной сказки — путешествия собаки и хозяина навстречу друг другу — не должны обманывать зрителя. На самом деле, это беспощадная сатира на мир потребления, политических амбиций и экологического коллапса, в котором мы существуем по инерции, давно потеряв способность смотреть на него со стороны.
Это странная история любви и взаимного влияния, борьбы за власть и покорность, которая, в то же время, рассказывает о том, как устроено творчество, как мыслит и живет художник, из чего рождается его искусство и как оно умирает.
В «Привидении» соединены три совершенно разных жанра: комедия, мелодрама и мистический триллер. Не уверен, что в истории кино найдётся много примеров подобного соединения. Такое парадоксальное сочетание несочетаемых элементов могло оказаться полным фиаско, но вдруг стало триумфом.
Есть в этом фильме сугубо французское чувство жуа де вивр — радости жизни, позволяющее самую трудную или неловкую ситуацию разрешить ко всеобщему удовлетворению, а в финале уйти в рассвет с хорошим настроением.
Сценарий написан умно и умело, то наследуя голливудским шаблонам, то их мягко нарушая. Самая главная его линия проявляется не сразу: это разговор о том, что такое настоящий патриотизм. И для того, чтобы говорить об этом всерьез, недостаточно поставить спортивные поединки и воссоздать советскую эпоху, нужно нечто большее.
