Помимо желания выдающейся артистки покрасоваться в кадре без макияжа, фильм ничем не примечателен и смахивает на школьное изложение с элементами сочинения.
Удивительным образом пропагандирующий прогрессивные ценности Каннский фестиваль поднял на знамя замшелую колониальную оптику с риторикой, выдавая пошлый анекдот с бородой за старую песню о главном.
Будь собой, а возраст или другие особенности развития — полная ерунда. Поверить в данную максиму, несмотря на все речовки прогрессивной общественности, по-прежнему затруднительно. Все же кинематограф лишь версия нашей реальности, а не точная копия, и режиссеры — по крайней мере, пока — слишком забегают вперед.
Неважно, как ты выглядишь — плохо или хорошо, гладко или в складках, на свои 55 или на вымученные 34,- главное, кем ты являешься: свободным человеком или рабом массмедиа, продолжающих нагло транслировать ущербные патриархальные ценности.
Тавиани станут олицетворением политической борьбы в кинематографе, продолжившейся до самой их смерти в 2017-м и 2024-м, но именно «Аллонзанфан» войдет в историю искусства как предельно трезвый и безжалостный портрет поколения, хотевшего изменить мир к лучшему, а изменившего только идее.
Главной неудачей фильма, однако, является даже не отсутствие воображения его автора, а присутствие сэра Энтони Хопкинса, видимо, в свободные от танцев в Instagram (принадлежит признанной экстремистской и запрещенной в РФ компании Meta) минуты, вознамерившегося переиграть абсолютно всех стариков — благородных, сумасшедших, противных, умирающих.
Не исключено, что идея вернуться в профессию с собственным «Джокером», только вместо неудавшегося стендап-комика вывести в главные герои неудавшегося артиста кросс-жанра, переквалифицировавшегося в кинологи, во сне смотрелась неплохо, но в реальности оказалось, что Люк Бессон очень-очень устал и способен разговаривать только загробным голосом.
И если бы дебютантка Уокер сконцентрировалась на эпидемии параноидальной тревоги, которой, увы, заражены сегодня даже новорожденные, «Как заниматься сексом» имел бы шанс сообщить зрителю хоть что-то важное и настоящее. Но Уокер, к сожалению, предпочла накатанные рельсы прогрессивной агитации — история девической наивности предсказуемо мутирует в историю женской силы.
«Год рождения», как и «Месиво», обернувшееся «Русским студнем», стоило бы переименовать в «Год смерти». На экранах только ложь, пусть и полная душеспасительных намеков.
Кажется, что Карцев опрашивает не кинематографистов, а бухгалтеров. Кажется, что фильм Карцева, прежде чем добраться до зрителя, несколько раз был показан цензурному комитету.
«13-й округ» — кино исключительно романтическое, это перепись любви в обществе, которому — слава Маргерит Дюрас, Анни Эрно, Патрику Модиано — душевные страдания важнее социальных бед.
«Тень Караваджо» именно что остается тенью от предмета исследования, ибо безыдейно плывет по волнам существующих о гениальных художниках или скульпторах клише: душа его болела, рубанком или кистью он ее лечил.
Это как бы абстракция, архетипичная сказка, обязательно стартующая с обобщений — временных и географических: в некотором царстве, в некотором государстве жил-был человек… Только у Годара сказочное допущение продолжается абсолютным императивом — жил и был убит человек. Ибо после неопределенного артикля всегда следует определенность человеческих устремлений: убивать, чтобы властвовать.
«Фишер» дышит совсем иным настроением. Главными героями выступают не добросовестные, сострадающие жертвам и их родственникам следователи — в исполнении Ивана Янковского, Александра Яценко и Александры Бортич, а пузырящаяся материя, сильно похожая на плесень. Ибо плесенью покрылась 1/6 суши.
Главный месседж фильма, неоднократно озвученный Эммой Маккей, играющей Эмили Бронте примерно в той же тональности, что и принесшую ей славу Мэйв Уайли из «Полового воспитания»: не бойся быть глупцом, живи.
Дюпьё реальность перелицовывает. Зачем? Затем, что от перестановки слагаемых результат не изменится, а вот отношение к результату — вполне. Упрямство и абсурд все перетрут
Упрямство и абсурд все перетрут. Гигантские мухи и старые покрышки начинали с малого и приходили к еще меньшему — что, если французам попробовать взять с них пример? Да и другим людям тоже?
Сила и насилие не тождественны — поясняет за кадром уставшим голосом Любовь Аркус, близкий друг Балабанова, настолько близкий, что в своем доке называет гения по-домашнему Алешей. Ее фильм начинается с блестящего кинокритического эссе о вселенной режиссера, а затем трансформируется в дневниковое письмо об окаянных днях.
У Братова романтизации безысходности противостоит совсем не робкая догадка: а вдруг на территории, называющейся РФ, у жизни столько же шансов сыграть, как и у смерти.
В принципе на Брэда Питта и его возрастные трещинки мы готовы смотреть при любых обстоятельствах, кроме вышеозначенных. Человек, когда‑то носивший гордое имя Тайлера Дердена, а вчера отзывавшийся на Клиффа Бута, соглашается на карикатурный псевдоним Божья Коровка. Хочется потребовать: Брэд, бери свой органический смузи, пошли домой, ты же умнее пули, даже в возрасте дожития.
Неудивительно, ведь если слишком долго думать о России и ее судьбах, можно забыть имя собственное и который нынче год. По сути в фильме у действующих (вернее бездействующих) лиц нет имен, нет психологии, нет причинно-следственных связей, нет к ним эмпатии.
Быть Джейн Биркин — всего лишь часть истории, не пункт назначения, а пункт пересадки, за этим сюжетом обязательно последует новый, правда, не все, как Аньес В., смогут его разглядеть.
Фильм-солипсизм, фильм-рапорт об эгоистичных намерениях, которые ведут опять в пункт отправления.
Из сказки о потерянном времени, которую даже детям на ночь давно не читают, у Леконта получилось пронзительное актуальное высказывание.
Из зарисовки для своих, семейного мемуара фильм Кричевской превратился в манифест растоптанных намерений, из мелодрамы про сильную женщину вырос в трагедию про обескровленную страну.
