Бертрана Тавернье, десятилетиями защищавшего Клинта Иствуда от незаслуженной критики, уже нет среди нас, но если бы он увидел «Присяжного номер два», то сказал бы, что его «клиент» больше не нуждается в адвокате. Ведь это кино о правде наконец-то убедило мир, насколько он несправедлив был по отношению к его автору.
«Партенопа» Паоло Соррентино — вуайеристская ложь о великой женской красоте из основного конкурса Канна.
Высказывание Маля остается актуальным и спустя полвека — и не только для Франции.
В Канне «Арман» из уважения к фамилии наградили престижным призом за лучший дебют, наверное, рассудив, что стоицизм карликов, карабкающихся на плечи великанов, нуждается в поощрении.
Пена дней тут не фигура речи, Ларраин без стеснения подталкивает героиню на скользкую мелодраматическую дорожку.
К сожалению, помимо старательно выверенной хореографии интима новая серия похождений легендарной эмансипе буквально кишит феминистскими речовками, неизобретательно разбавленными другими волнующими левый электорат лозунгами.
Помимо желания выдающейся артистки покрасоваться в кадре без макияжа, фильм ничем не примечателен и смахивает на школьное изложение с элементами сочинения.
Удивительным образом пропагандирующий прогрессивные ценности Каннский фестиваль поднял на знамя замшелую колониальную оптику с риторикой, выдавая пошлый анекдот с бородой за старую песню о главном.
Будь собой, а возраст или другие особенности развития — полная ерунда. Поверить в данную максиму, несмотря на все речовки прогрессивной общественности, по-прежнему затруднительно. Все же кинематограф лишь версия нашей реальности, а не точная копия, и режиссеры — по крайней мере, пока — слишком забегают вперед.
Неважно, как ты выглядишь — плохо или хорошо, гладко или в складках, на свои 55 или на вымученные 34,- главное, кем ты являешься: свободным человеком или рабом массмедиа, продолжающих нагло транслировать ущербные патриархальные ценности.
«Самурай» создаст того Делона, которого и десятилетия спустя станут воспевать в своем творчестве Madonna или группа The Smiths, а Квентин Тарантино, Джонни То или уже упомянутый Мартин Скорсезе с Полом Шрёдером примутся приводить в пример Роберту Де Ниро, или Ричарду Гиру, или Джону Траволте.
Тавиани станут олицетворением политической борьбы в кинематографе, продолжившейся до самой их смерти в 2017-м и 2024-м, но именно «Аллонзанфан» войдет в историю искусства как предельно трезвый и безжалостный портрет поколения, хотевшего изменить мир к лучшему, а изменившего только идее.
Что творится на самом деле, а что мы уже видели в кино и поэтому бессознательно воспроизводим наяву? И не является ли окружающая действительность проекцией чьего-то неведомого шедевра? Типичная, в принципе, рефлексия для человека, разуверившегося в рациональном устройстве вселенной.
«Мертвые не причиняют боли», второй режиссерский опыт Вигго Мортенсена, увы, убеждающий нас, что кино — бесполезнейшее из искусств.
Прошлое имеет обыкновение разрушать настоящее, отменяя будущее. Что делать с этой трагической закономерностью, до сих пор непонятно.
Главной неудачей фильма, однако, является даже не отсутствие воображения его автора, а присутствие сэра Энтони Хопкинса, видимо, в свободные от танцев в Instagram (принадлежит признанной экстремистской и запрещенной в РФ компании Meta) минуты, вознамерившегося переиграть абсолютно всех стариков — благородных, сумасшедших, противных, умирающих.
Алекс Гарленд не претендует на лавры Брэдбери или Оруэлла, ему ближе творческий метод Элема Климова — он предлагает пойти и посмотреть, как смерть выглядит вблизи. Не на полях патриотических сражений, а во дворе родного дома.
Муки и радости выдающегося французского художника сняты тщательно, но выглядят бессодержательно.
Не исключено, что идея вернуться в профессию с собственным «Джокером», только вместо неудавшегося стендап-комика вывести в главные герои неудавшегося артиста кросс-жанра, переквалифицировавшегося в кинологи, во сне смотрелась неплохо, но в реальности оказалось, что Люк Бессон очень-очень устал и способен разговаривать только загробным голосом.
И если бы дебютантка Уокер сконцентрировалась на эпидемии параноидальной тревоги, которой, увы, заражены сегодня даже новорожденные, «Как заниматься сексом» имел бы шанс сообщить зрителю хоть что-то важное и настоящее. Но Уокер, к сожалению, предпочла накатанные рельсы прогрессивной агитации — история девической наивности предсказуемо мутирует в историю женской силы.
«Год рождения», как и «Месиво», обернувшееся «Русским студнем», стоило бы переименовать в «Год смерти». На экранах только ложь, пусть и полная душеспасительных намеков.
Кажется, что Карцев опрашивает не кинематографистов, а бухгалтеров. Кажется, что фильм Карцева, прежде чем добраться до зрителя, несколько раз был показан цензурному комитету.
«13-й округ» — кино исключительно романтическое, это перепись любви в обществе, которому — слава Маргерит Дюрас, Анни Эрно, Патрику Модиано — душевные страдания важнее социальных бед.
«Тень Караваджо» именно что остается тенью от предмета исследования, ибо безыдейно плывет по волнам существующих о гениальных художниках или скульпторах клише: душа его болела, рубанком или кистью он ее лечил.
Это как бы абстракция, архетипичная сказка, обязательно стартующая с обобщений — временных и географических: в некотором царстве, в некотором государстве жил-был человек… Только у Годара сказочное допущение продолжается абсолютным императивом — жил и был убит человек. Ибо после неопределенного артикля всегда следует определенность человеческих устремлений: убивать, чтобы властвовать.
