В «Крае» режиссерских провалов больше, и они рассыпаны по всему фильму — но до поры лишь в мелочах… Сценарных-то провалов уйма, и вопиющих… Но буйство фактуры, напористость режиссерской интонации и игра Машкова всё это до времени сглаживают. Пока не начинается финал…
За вычетом новомодного формата, «Настоящая легенда» — добротный образчик жанра, поставленный мастером оного. Схватки изобретательны, исполнители умелы; и даже фабула (казалось бы, последняя забота) не без выдумки.
Уинтерботтому предстоит парить репу зрителям еще примерно час экранного времени, убеждая их, что его фильм сложен, тонок и артистичен. Тщетно. Самая что ни на есть пареная репа всё равно сложнее. Да, пожалуй, и артистичней.
Если кто еще не знает, что Родригес — виртуоз, каких в нынешнем Голливуде можно перечесть по пальцам одной руки, пусть посмотрит «Мачете». Гибридизация жанров тут сделана столь чисто и притом с таким роскошным лукавством, что самые безумные прожекты академика Лысенко кажутся скучными и неуклюжими прописями. Трэш ли это? О да.
Так вот, присутствие Анджелины Джоли все это отменяет. Не то чтобы она сыграла, как Кэтрин Хэпберн, и придала происходящему какой-то особый глубокий смысл, за который можно простить всю режиссерскую дурь. Просто даже в таком расчетливом, брутальном и непритязательном жанре, как шпионский боевик, кинематограф все равно остается себе верен и, будучи искусством визуальным, взыскует пластического совершенства.
Хауснер делает то, что вообще-то является обязательной нормой ремесла, но по нынешним временам стало редкостью: переводит смысл фильма на уровень стиля. Если она не дает ответов, то потому, что они и вправду человеку не даны. Но в их отсутствии — ценность чистоты, и нет никакой надобности заполнять пустоту легкоплавкими суррогатами. Это, конечно, устроит далеко не всех зрителей. Но их ведь и на Страшном Суде тоже не всё устроит.
В интонации автора нет и следа сентиментальных старческих поисков утраченного времени. Для него события, которые когда-нибудь войдут в учебники как глобальный исторический водораздел, — не дела давно минувших дней, и кинодокументы, вкрапленные им в фильм, не похожи на извлечения из пыльных архивов. Плачидо четко демонстрирует грань, переходя которую изображенные им юноши и девушки — пылкие, красивые, порой глуповатые — входят в историю.
На это нельзя, да и не нужно смотреть. Непонятно, как в трезвом уме и здравой памяти это можно снимать. Это уже не комикс, а порнография. Порнография в дурном смысле слова. Порнография в широком смысле слова.
«Мелодия для шарманки» — не только о мире, каков он есть, о его населении и устройстве, но и об отношении к нему. Вопрос лишь в том, можно ли выжить — попросту выжить, — относясь к миру тем единственным способом, который позволяет его не бояться. Но Муратовой не привыкать задавать проклятые вопросы.
Нет никакого действия, развития: не физического, а внутреннего. Механическое сочленение эпизодов, в каждом из которых поп совершает что-нибудь хорошее. А сколько бы еще совершил, если бы не пришла Красная армия и всё не испортила: страшно подумать.
Есть в нем исполненные медитативной красоты кадры: странно было бы, если бы всемирно известная мастерица видеоарта Нешат, любимица лучших музеев планеты, не радовала время от времени зрителя завораживающими картинками. Есть в фильме и образность, и даже, с позволения сказать, провалы в метафизику — в общем, весь джентльменский (а по сути дамский) набор артхаусного фестивального фаворита. Но всё это существует на правах необязательной, а главное — плачевно, вопиюще банальной аранжировки абсолютно внеэстетического материала.
В рамках объявленного патриотического курса, взятого отечественным кинематографом, фильм «Мы из будущего-2» выполняет очень важную функцию — на грани невозможного. Он заставляет тосковать по патриотическому кино. Ибо им не является.
В «Первой любви» он проделывает тот же трюк, что принесет ему славу четыре года спустя: виртуозно избегает попадания в какой бы то ни было культурный код — пусть даже самый «благородный» и «респектабельный». Проход по минному полю по сравнению с этим — просто уличный брейк-данс.
Всепроникающая влажность фактуры не позволяет приклеить к фильму ни единого ярлыка: экзистенциализм, романтизм, натурфилософия — смоются, превратятся в ненужные бумажные катышки. Ни единой моде не воздано ни полушки дани. Это тотально новый кинематограф: такими, словно бы начинающими мир с чистого листа были «Ночь» Антониони, «Космическая одиссея» Кубрика или «Одинокий голос человека» Сокурова.
На этом, прямо сказать, грошовом материале, с этим, чего уж там, безнадежно предсказуемым кастингом — братья Хьюз снимают комикс не по правилам комикса. Длиннющие молчаливые кадры. Хитроумные продуманные панорамы. Обилие сверхобщих планов с тщательно прорисованной фактурой пепельно-сумрачного неба.
Что же до стиля, то «догматической» строгости здесь, конечно, нет и следа, зато простота средств — на грани технического брака. Само по себе это возможно, все свои мнимые профессиональные «неуклюжести» Винтерберг обыгрывает, и порой не без остроумия, — но что толку. Рядом с «Торжеством» «Возвращение домой» пресно и плоско, как блин рядом с бифштексом.
Сегодня в отечественном кино случился праздник. По вышедшему в прокат фильму Алексея Мизгирева «Бубен, барабан» вердикт сомнений не допускает: «невиновен». Это — фильм. Не памфлет, не монолог истерика, не медитативно-вдумчивое расчесывание язв, — кинематографическое произведение.
Когда к происходящему в фильме «Ниндзя-убийца» авторы не предъявляют вообще ни единого вопроса — дело худо. И не надо делать скидку на развлекательность и на отсутствие претензий, на то, что авторы, дескать, «ни о чем таком не задумывались». Если б еще и задумывались — дело было бы уголовным. Потому что это фашизм, братцы. Чистый и неприкрытый. С бюджетом в сорок миллионов и сценарием, написанным за 53 часа.
Приличный голливудский бюджет, суперзвезда в главной роли, криминальный сюжет, обесцвеченный урбанистический ландшафт на заднем плане — со всем этим чужим багажом Херцог умудряется вновь выстроить на экране сновидческое пространство шевелящегося хаоса. Причем не на правах антуража, «фирменной фишки» для опознания автора, вмонтированной на радость артхаусным фанатам; у зрителя, упустившего из виду ресторанную эмблему с крокодилом, просто не будет шансов понять развязку фильма.
В общем, «Темный рыцарь» режиссера Нолана оказался фильмом приличным, но вообще без изюминки. И что самое ужасное, выяснилось, что американцы вдруг разучились снимать свой главный киножанр. Вместо комиксов, где все, включая борьбу добра со злом, схематично, у них выходят очень болезненные, морализаторские и страшно печальные фильмы.
Ремейк легендарного «Кинг-Конга» 1933 года сохранил всю прелесть оригинала и добавил к ней все современные «спецэффектные возможности». Теперь именно «Кинг-Конг» 2005 года будет считаться каноническим.
