Джейсон Стэтем в сельском антураже — как Супермен на колхозной автобазе: надо бы лететь по делам мирового масштаба, а приходится трактор чинить. Или, например, ходить в бейсболке и клетчатой рубашке вместо того, чтобы надеть элегантный дизайнерский пиджак. А пиджаки, как мы знаем, настолько идеально сидят на Стэтеме, что даже не мнутся, когда он уничтожает злодеев и спасает детей.
Этот фильм — не революция, а великий результат долгой эволюции: эта девочка, Адель, — один из самых сложно устроенных персонажей в истории мирового кино.
«Жизнь Адель» не экранизация графического романа, не документация взросления и даже не фильм об анатомии любви. Вернее, и то, и другое, и третье, но в сумме это исследование современного «естественного человека», еще не усвоившего всю систему общественных условностей. Он застигнут в момент формирования, врасплох, в ситуации первой любви, предельной обнаженности чувств. И выбора сексуальной ориентации.
Увлекательно показать детали героической борьбы у режиссера не получается, поэтому интерес к сути происходящего теряется довольно быстро, как политический триллер «Пятая власть» проваливается…
Наверное, просмотр «Мачете убивает» можно заменить, поставив на бесконечный повтор рекламный ролик, с которого все и началось.
«План побега» даже немного выигрывает в сравнении с другими ностальгическими боевиками. За три года, прошедшие после «Неудержимых», где Сталлоне впервые собрал вместе героев 80-х, жанр успел превратиться в балаган с натужными остротами, эксплуатирующими знаменитые роли участников. А «План побега» на шутки скуп и честно старается выглядеть серьезным и мясистым, как положено тюремному боевику.
Дальше у тех, кто впервые смотрит фильм Райта и Пегга, отвисает челюсть, а те, кто помнит «Зомби по имени Шон» и «Типа крутых легавых», начинают ворчать, что джентльмены гонят знакомую пургу и продают всему миру британские национальные особенности. Но даже если и так — ведь качественно гонят! Честно продают!
Вы ищете у каждого итальянского режиссера влияние Феллини (варианты: Антониони, Пазолини, Висконти)? Ну так вот вам Феллини, раздутый до грандиозной карикатуры. Как и все итальянское, римское. Это уже не подражание, а скорее попытка бунта, настолько же эффектная, насколько обреченная.
«Сталинград» Бондарчука грандиозен, как чудовище Франкенштейна. И завораживает в нем именно монструозность, выставленная напоказ. По той же причине его интересно анатомировать, разбираться, как он сшит и чем гальванизирован.
Оператор Эммануэль Любецки реализует идеи Куарона так же виртуозно, как в «Древе жизни» воплощал новаторское кинематографическое мышление Терренса Малика. С технической точки зрения «Гравитация» несомненный шедевр.
В «Вечном возвращении» Киры Муратовой много хороших и разных актеров разыгрывают один и тот же небольшой сюжет с ускользающим жанром (комедия? мелодрама? фарс? анекдот?). И это формальное упражнение оказывается совершенно захватывающим.
Но Джеймс Ван считает, что его публика достойна большего. И в нагрузку к простым радостям типового хоррора предлагает ей полфильма слушать про какую-то Элис и гадать, а что это за бабушка и где она живет. То есть в какое параллельное пространство должны ломануться персонажи, чтобы ее найти. При этом ничего нового в запределье все равно нет, тот же подвал, вид сбоку.
В режиссерском дебюте Джозефа Гордона-Левитта «Страсти Дон Жуана» герой борется с порнозависимостью, а автор — с собственным романтическим амплуа…
Трагикомедия «Жасмин», самый литературный фильм Вуди Аллена, фактически экранизация хрестоматийной пьесы Теннесси Уильямса «Трамвай «Желание»
Благодаря чудесной Грете Гервиг «Милая Фрэнсис» становится пластической комедией (и тут тоже очень уместно черно-белое изображение). Фрэнсис рослая и неуклюжая, но пытается стать танцовщицей — из этого комического несоответствия возникает и весь остальной сюжет, в недоумении пританцовывающий вслед за героиней.
Долговязый гений техномаркетинга движется по экрану, ссутулясь и по-обезьяньи загребая ладонями воздух офиса — в этой утрированной пластике заметно бессознательное, по всей видимости, стремление авторов показать Джобса разом и молодым, и старым. И эксцентричным, и рано обремененным грузом ответственности.
Как любой удавшийся капустник, «Конец» заражает зрителя весельем, которое сопровождало съемочный процесс. Это тот случай, когда хочется увидеть обрезки, то, что не вошло в прокатную версию фильма.
Бессону, однако, недостает страсти ни в избиении соотечественников, ни в любовании американским жанром, и «Малавита» выглядит по большей части вяло.
Денис Осокин и Алексей Федорченко пересочиняют марийский фольклор, как Гоголь пересочинял украинский. И если уж подыскивать «Небесным женам» ближайшую аналогию, то это «Вечера на хуторе близ Диканьки».
В «Риддике» все почти как в «Черной дыре», только спецэффекты чуть подороже.
Этот герметичный фильм опять похож на кубик Рубика, только теперь его фрагменты — не пространственные ячейки, а типовые жанровые ситуации, которые Винченцо Натали крутит в разных плоскостях, показывая, сколько комбинаций можно составить из стандартных элементов. Получается фильм ужасов, который не столько пугает, сколько завораживает.
Вместо комедии о порнореволюции авторы «Лавлейс» включают морализаторскую и до тошноты благопристойную мелодраму о том, как много нехороших мужчин использовали бедняжку Линду и как она, несчастная, мучилась. В сущности, это тоже порнография, но в плохом смысле слова.
Бальтазар Кормакур умеет делать удивительно комфортное криминальное кино, в котором с первых кадров понятно, что дальше все будет как надо, как любят пацаны.
Франсуа Озон ухитряется вычистить из этой нарочитой конструкции любой намек на социальную критику: его холодновато-изящная картина вполне буржуазна.
«Орудия смерти» сочинительницы Кассандры Клэр кажутся настолько беспомощными и беззащитными перед критикой, что пнуть их все равно что обидеть котенка.
