Трехчасовой опус такого редкого жизнеподобия, что от него невозможно оторваться, единственный очевидный претендент на главный приз.
«Джо» — кино о том, как подрастающее поколение начинает понимать, что такое право сильного. Вечный американский мотив потери невинности в новом воплощении — кого я могу убить, если любить мне некого?
Соответственно, тяга к пожилым, по Ла Брюсу, — следующий этап разрушения табу, самый нонконформистский нонконформизм, который для окончательной легитимации и превращения в норму необходимо втянуть на территорию масскульта. Именно с этой целью скандалист снимает самый спокойный свой фильм без единой шокирующей сцены — усыпляя зрительское внимание, срывая аплодисменты растроганного зала, совершает главный в своей протестной карьере прорыв.
После той части фильма, впечатление о которой можно составить по трейлеру, начинается такая дичь с комическими галлюцинациями, что можно не переживать: семья Куаронов (постановщик писал сценарий вдвоем с сыном) в полном интеллектуальном порядке.
При всем синефильском идеализме Быков рисует более-менее правдивую картину российского универсума. И рисует ее в жанре бодрого ритмичного триллера, от которого до последней минуты, несмотря на алогичность, трудно оторваться.
Этот же режиссер, ни секунды ни сомневаясь в себе, берется за тему, которая любого другого отпугнет просто потому, что требует сложного и длительного осмысления. Он гонит пленочный метраж, не осмысляя вовсе, — в итоге мы получаем удивительный продукт: точный слепок того, что в данный конкретный момент творится в монументальной голове у обобщенной матушки-России.
Цели и пафоса у этого умопомрачительного капустника, совершенно очевидно, нет — и автор это прекрасно понимает: иначе не удерживался бы от съемок второго полнометражного кино целых двенадцать лет. Но и он, несмотря на скромность и тихий нрав, всего лишь человек — и вот, будто выпив лишний бокал, вываливает на нас с экрана яркое, смешное, но малооригинальное и слабо структурированное содержимое собственной головы.
В «Побочных эффектах» Стивен Содерберг так успешно занимался пародированием эротических триллеров 1980-90-х, что сделал по-настоящему увлекательное кино.
«Охота», которой можно было бы придать массу смыслов, превращается в фильм исключительно о том, как животное чувствует себя в капкане. Ему больно, страшно, оно не понимает, за что. И первая обязанность гражданина — его оттуда вызволить. А вторая — попытаться таких капканов никогда и никому не ставить.
Хлебников, пожалуй, не снимал кино страшней — но нестрашным произведениям искусства название «Долгая счастливая жизнь», как мы знаем, не дают.
Название «Земля обетованная» сулит религиозные аллюзии, но ничего библейского в картине больше нету. Разве что незадачливые герои то и дело шипят: Holy shit! — и да, по жанру это чистая рождественская сказка с перерождением героя. А кроме того — комедия, редкая в фильмографии склонного скорее к светлой слезе, чем к шутке, Ван Сэнта.
Залог успеха — крепкая антрепризная комедийная пьеса, которую Фридкин поставил с совершенно не старческим блеском, находчивостью и чувством ритма.
Английские «Большие надежды» (Great Expectations) по Диккенсу — ровное, спокойное и образцово консервативное зрелище.
Надо отдать Одиару должное — к финалу от мелодраматических перегрузок сердце и правда почти перестает биться. Но мозг продолжает работать, задавая неизбежный вопрос о ценности стилистического эксперимента с заранее известным результатом.
Смелый англичанин, столкнувшийся с необходимостью снять фильм по одному из главных романов XIX века, решает не размениваться на мелочи, но сделать фильм о столкновении рацио с иррацио, в котором победителей нет — есть сплошные побежденные.
В предыдущем фильме, таком же монологичном, таким был вынесенный в заглавие кислород — но тогда Вырыпаев еще не набаловался возможностями монтажа, графики и фильтров. В «Танце Дели» все это за ненужностью отброшено, оставлено одно, то, что автору по-настоящему удается — плетение словес плюс немного умение правильно работать с хорошими актерами.
В «Я буду рядом» режиссер выступает чистым аккордеонистом — все кнопки, на которые он умело жмет, отзываются в душе зрителей, особенно зрительниц, честным рыданием.
После новаторского до дерзости «Счастья моего» критики, зная спорное отношение Лозницы к канонической истории Второй Мировой, ждали, что и без того не сахарную повесть Быкова он превратит в «шок-видео», — а вместо того получили на первый взгляд традиционное военное кино, которое от разочарования начали сравнивать с продукцией «Беларусьфильма» 70-х. Но метод у Лозницы идеально соответствует содержанию. Советский военный миф — наша библия; так каким же еще языком излагать житие настоящего деревенского святого.
Мизгирев доказывает удивительное: о такой вещи, как уставные и неуставные отношения, можно написать пусть страшную, но сказку. Вместе с коллегами Василием Сигаревым и Алексеем Федорченко, молодыми российскими режиссерами, опоэтизировавшими реальность подмосковных электричек и торговых центров, он говорит: все вокруг — магия. Главное — честно сказать себе, что ты живешь именно в этом зыбком и пугающем мире. А дальше — просто посмотреть реальности в глаза.
Это произведение автора, который с помощью голой речи умеет перенести нас в идеалистический, полный иллюзий мир, где каждому ясно, откуда он пришел, к чему идет и зачем все это. Пусть выводы его спорны, а кино ему явно неинтересно — но перед нами определенно случай гениальности.
«Любовь — это все, что тебе нужно», писанный крупными мазками, но при этом изящ-нейший ромком. С одной стороны — эталонно дубовый, с другой — презабавно тасующий штампы жанра, которые в данном конкретном случае переложены совершенно неожиданными для такого кино элементами.
Хорошая новость для тех, кто любил классического Кима, и плохая для всех остальных: мясорубка продолжает вращаться. Рука режиссера не устала колоть, а из головы не повыветрилось ни одной из библейских метафор — название фильма правду говорит.
Сегал, рассказывая о реальном — взятках, пошлости, хамстве — реальными словами, не только нащупал пресловутый смеховой нерв: в формате альманаха он предложил аудитории четыре вида юмористического изложения — абсурдистский анекдот, комедия положений, пародийный хоррор, эротический ромком.
Лирическая драма «Сломленные» (Broken) англичанина Руфуса Норриса показывает театральным режиссерам, как надо дебютировать в кино.
Ханеке, однако, чуть ли не единственный режиссер, способный взять ноту такой высоты без фальши, срифмовать любовь с кровью так, как будто их никто до него не рифмовал. И назвать фильм, как их называть никому не позволено.