При всех неприличностях и глупостях, нарочитых аляповатостях и подростковых шутках это невероятно грустное кино о том, что человек теряет с взрослением. Однако в то же время и манифест вдохновенного дурачества от лица единственной нации, позволяющей себе детское поведение в любом, даже самом почтенном возрасте.
«Шоа» — явление искусства или документ? Фильм или нечто большее? Не только хронометраж, но и масштаб материала, столкновение с которым может легко привести к сердечному приступу, позволяют склониться к последнему.
«Хеллбой» не просто развеселое мочилово с участием зомби-фашистов и восставшего из праха Распутина, но настоящий роман воспитания, вдумчивый и трогательный.
И вправду, весь этот фильм — перенаселенный и перенасыщенный, дурманящий и сбивающий с толку, оставляющий нехорошее похмелье и отказывающийся идти из головы — оказывается квестом, поиском дьявола, с которым хорошо было бы заключить выгодную сделку.
Пользуясь формой традиционного кукольного спектакля о докторе Фаусте, автор смешивает в едином алхимическом тигле немецкую «Народную книгу», трагедию Марло и поэму Гете, парадоксально сочетая высокий литературный штиль с низменными карнавальными прибаутками.
Если в дебюте Верхувена «Дело есть дело» секс приравнен к бизнесу, в «Четвертом мужчине» становится фобией, в «Плоти и крови» отражает суть истории, а в «Основном инстинкте» представлен в качестве орудия убийства, то «Турецкие наслаждения» — единственный фильм о сексе как высшей форме любви и свободы. Свободы настолько тотальной и пьянящей, что не нуждается в отчетливом сюжете, жанре, характерах: это стихия, не иначе.
Но вселенная «Темного рыцаря» — каша из топора, в которой Бэтмен играет роль топора: самого бесполезного ингредиента, необходимого по условиям игры и нужного лишь для придания блюду металлического привкуса.
Фильм, который самые разные люди, включая Эйзенштейна, называли прекраснейшим в истории кино, действует как мощное психотропное средство. Кажется, экрану передались те страдания, через которые по воле неумолимого Дрейера прошла Фальконетти…
Последний фильм, снятый Тарковским в СССР, — самый зрелый, сложный, при этом скупой до минимализма и избавленный от очевидного символизма, — как ни парадоксально, имел сравнительно мало проблем с цензурой и вышел во вполне широкий прокат.
Бельгийским братьям по большому счету безразлично количество безработных в их родной стране — им интересно только человеческое, слишком человеческое в каждом невзрачном прохожем, способном стать для них главным и единственным героем.
В этом фильме, породившем два ремейка и с десяток подражаний, до сих пор хватает загадок.
Для кино этот экспрессионистский шедевр — примерно то же самое, что гоголевская «Шинель» для классической русской литературы.
Под «новыми временами» он имел в виду Великую депрессию — социальный подтекст тут действительно четче, чем в других его фильмах, — но вдруг, будто помимо воли автора, речь зашла не только об экономическом кризисе.
Беспрецедентная экранизация средневекового поэтического эпоса Фрицем Лангом и его женой, сценаристкой Теа фон Харбоу, сравнима по размаху разве что с тетралогией Рихарда Вагнера «Кольцо нибелунга».
«Нетерпимость», как Стена Плача, накопила к нашим дням столько смыслов и эмоций, что ее почти невозможно анализировать. Если и была формула, по которой — нет, не производились, а даже задумывались — подобные фильмы, то она потеряна давным-давно.
Этот фильм — не простая пародия, а поход за недостижимым Граалем бесцензурной вольницы, неутешительный результат которого комики предсказывают в финале фильма.
«Сталинград» — хороший фильм. Не шедевр, но таковых в постсоветском коммерческом кино и не встречалось. Зато гораздо осмысленнее, ярче, увлекательнее «Девятой роты» и «Обитаемого острова» того же Федора Бондарчука.
Формально «Дьяволы на пороге» — антияпонская патриотическая ретросатира, где довольно живописно показаны страдания китайского населения под пятой оккупантов.
На самом деле мексиканец Альфонсо Куарон неслучайно близко дружит со своим земляком, не меньшим нонконформистом Гильермо дель Торо: каждый его фильм, даже тот, что про Гарри Поттера, нарушает ожидания, ломает шаблоны и противоречит стереотипам. А «Гравитация» — больше всех остальных.
Никто другой не умеет, как Дэвид Линч, выжать из зрителя все эмоции, не опускаясь до объяснений. Какие шаманы обучили Линча этому искусству, неведомо, — но владел он им с первого фильма.
Правление жестокого и мудрого императора стало высшей точкой в истории Древнего Китая. Точно так же «Герой» стал пиком карьеры Чжана Имоу — экс-диссидента, первого режиссера своей страны, победившего на иностранном фестивале и номинированного на «Оскар».
Израильтянин Фольман поступил иначе. Он экранизировал собственные и чужие фобии и сны, кошмары и грезы; анимация стерпит то, что в игровом кино могло бы показаться невыносимым или попросту пошлым. «Вальс с Баширом» — увлекательный сеанс психоанализа.
«ВАЛЛ•И» — нестандартный фильм о любви, практически лишенной гендерных и вообще биологических смыслов; именно поэтому — о любви универсальной, вечной. Рядом с этим меркнет и грозный экологический пафос, и сатирическая линия, высмеивающая цивилизацию развитого консюмеризма. Вместе с тем эта картина еще и эстетический манифест.
Сделать фильм не о том, какими героями были русские люди, а о том, что жизнь превыше смерти — даже самой благородной и осмысленной. Это, пожалуй, ценнее «оскаровской» номинации.
«Крепчает ветер» — картина резких контрастов, первый из которых — между формой красочного мультфильма и прозаичным, предельно далеким от сказки материалом (стоит напомнить, что Миядзаки всегда снимал свое кино исключительно для детей, написав на эту тему немало теоретических трудов). Другой внутренний конфликт заложен на уровне сюжета…
