«Я тоже хочу» — кино снайперское: оно не промахивается ни в одном кадре. Или так: это ювелирной выделки клинок, направленный автором во все узловые точки русского характера, от понимания смерти до понимания бога, но прежде всего — в свое собственное сердце, потому что Балабанов от своих горе-героев себя не отделяет.
В «Пьете» есть все признаки старого доброго Ким Ки Дука: завиральный, на грани фола сюжет, радикальный символизм, в котором самое низкое обозначает самое высокое, ну и, конечно, бесконечная жестокость — язык насилия как единственный вид коммуникации и единственная возможность пробудить в людях… людей.
«Клип» — предельно честный, жесткий и одновременно полный сочувствия портрет современных подростков, которые становятся взрослыми задолго до совершеннолетия.
Это без преувеличения один из самых сильных российских фильмов года, смотреть который трудно, но нужно.
Смешное, страшное и сильное кино о мужском-женском, черном человеке и белом, а также об их общем бремени.
Важно не то, что это очередной фильм о конце света, а то, что он — в полном соответствии с замыслом — снят как последний фильм на Земле. Феррара проявляет тут абсолютную честность: если уж снимаешь фильм о конце всего, то пусть твое кино тоже выглядит как нечто умирающее, исчезающее и распадающееся на глазах
Грязев снял политически беспристрастное кино о едва ли не лучших деятелях нашего политического искусства, которое в общем и целом столь скудно, что о нем уже принято говорить как о мертвеце: либо хорошо, либо ничего.
Внешне «Гавр» — это сказка. С простодушной моралью: сделай добро ближнему, и оно вернется тебе сторицей. Помоги слабому, и сам станешь сильнее. Возлюби того, кому еще хуже, чем тебе, и получишь любовь в ответ. Простые формулы, которые меланхолик Каурисмяки оживляет с убийственной, пронзительной иронией.
«Однажды в Анатолии», пожалуй, лучший и самый сложный фильм Джейлана, в том числе и с точки зрения отношений классического и современного кино, внешней статики и внутренней динамики.
Это один из самых сильных фильмов о вуайеристской природе кинематографа, оставляющий нас после просмотра со странным чувством вины за увиденное и за то, что мы уже забыли, что быть зрителем — это не просто так.
Почти весь фильм построен на диалогах и словесных разборках, от которых, впрочем, не оторваться — настолько увлекательно следить за работой оголенных человеческих нервов и эмоций, от которых в мире зависит куда больше, чем нам хотелось бы.
Сам фильм, увы, словно бы сделан ее героями. Такой же вялый, скучный и нарциссически претенциозный.
«Драйв» — чисто ностальгический опыт, причем ностальгия здесь — по еще молодому, но уже потихоньку вымирающему кинематографу, в котором «принцип удовольствия» намного выше «принципа реальности» и никому, включая избалованных синефилов и искушенных реалистов, за это не стыдно.
«Тираннозавр» — редкий фильм, чья мрачность оправданна в каждом кадре. Тут нет ни единой сцены, которая скатывалась бы в эксплуатейшн, а прямое насилие не показывается вовсе, оставаясь между монтажными склейками.
«Не сдавайся» Гаса Ван Сента — изящный и единственный в своем роде ответ на повальное тиражирование и закавычивание любви в подростковом масскульте.
Вообще его фильмы отличаются друг от друга довольно сильно: та же «Полночь в Париже» уже сплошь состоит из откровенных шаржей и прямолинейных карикатур (на американцев в Европе, европейских снобов, псевдоинтеллектуалов, творческих работников), до которых Аллен так демонстративно еще не опускался.
«Елена» — первый фильм в новейшем русском кино, где реально показана вся драма (и даже трагедия) классового расслоения. Причем со всех точек зрения — социальной, человеческой, экзистенциальной.
«Стыд» британца Стива МакКуина — один из лучших фильмов 68-го Венецианского кинофестиваля и первый за очень долгое время, в котором секс, отношения и — да! — даже любовь показаны во всей своей опустошающей красе. Как что-то фатальное, жестокое, абсолютно трагическое.
Это не синефильский B-movie, возвращающий нас в 90-е, хотя случайных цитат тут полно — от «Беспечного ездока» до «Бойцовского клуба». Это отчаянный и безнадежный портрет очередного потерянного поколения, реально застрявшего в мире трэша, но еще способного этот трэш возненавидеть и пустить на дрова.
В российской деревне Бакурадзе видит просто место и просто время, которые, если приглядеться, ничем не лучше и не хуже любого другого. Как ему это удается? Видимо, дело в том, что он вообще не заворожен натурой-фактурой и снимает только о человеке.
Если существует эстетика фригидности, то «Спящая красавица» — идеально фригидный фильм. Изысканно бесчувственный и посвященный бесчувственности. Отчужденный и рассказывающий о тотальном отчуждении.
В современном кино давно не было фильмов, которые бы так раздражали своей несерьезностью. Похоже, Альмодовару просто надоело быть классиком, который, как ни крути, должен делать вид, что какой-то смысл существует, и он позволил себе просто быть.
Тут и правда есть от чего отвести взгляд. В первой же сцене убивают и расчленяют беременную девушку. Очень скоро гильотинируют другую. Потом будут каннибализм и другие издевательства над плотью. Все это довольно подробно и так прямолинейно, что начинаешь гадать, у кого тут проблемы с чувством юмора: у тебя или все-таки у режиссера?
«Шапито…» могло бы стать для нас тем же, чем стала «Асса» Соловьева для конца 80-х — «коммуникационной трубой» нового образца, соединяющей самых разных людей, а также разные времена, стили, образы жизни.
Этот фильм мог бы называться «Меня там нет», «Беги, Немо, беги», «Осторожно, двери закрываются», «Случай» или как-нибудь еще. Отчасти «Господин Никто» — это частная ревизия мирового кинематографа рубежа веков, впрочем, слишком субъективная, чтобы претендовать на какой-либо пафос.
