Неофиту может показаться — по составу авторов и актеров, — что ему предстоит увидеть нечто трогательное. Нет. «Монстр» — самый злой, остроумный и меткий памфлет наших дней. Фостер метит в Мольеры. И попадает.
Страдает «Зазеркалье» ровно тем, чем обычно болеют картины, написанные подмастерьями. Формально всё на месте, но явно воспроизведено на автомате. Копия, лишенная обаяния и живости оригинала. Актеры здесь только иллюстрируют текст и играют из рук вон плохо — даже Депп и Бонэм Картер выглядят масками, вставленными в пыльные костюмы из запасников.
Единственное, за что «Апокалипсис» можно более-менее отметить — так это постоянство. В режиссерском кресле здесь все тот же Брайан Сингер, что и в четырех из семи лент. Но постоянство здесь граничит с самодурством и застойной эстетикой. Не зря действие развивается в начале 1980-х, а на экране мелькают Рейган и Брежнев.
Кейтис и Рейли набили своих пернатых, как подушки пухом, культурными цитатами, приколами, едва заметными подмигиваниями. Ради них на фильм стоит сходить даже тем, у кого нет ни планшета, ни фейсбука.
Просто еще один слепок чудесного мирка, который Иоселиани придумал и научился собирать на экране. Мирка, который нужен только ему и его зрителям. Которых он, кажется, должен бы знать поименно — настоящих буддистов на свете очень немного.
По большому счету, если что и утверждается в ленте «Первый мститель: Противостояние» — то только изжитость темы и героев. Каждый драматургический ход выглядит вынужденным. Арфы нет — возьмите бубен.
Режиссер Хиршбигель вывел этот фильм на периферию кинопроцесса, поставив перед собой правильную магистральную задачу и подчинив ей все приемы и способы создания конкретного фильма: доказать, что от повторений и перепевок, от новых памятников, досок, литературных и кинобиографий история маленького человека, в одиночку взбунтовавшегося против нацизма, ровным счетом ничего не теряет.
Конечно, в «Коммуне» режиссер прощается и с собственными иллюзиями. Что кино кому-то и что-то должно. Что оно обязано говорить о современности. Что есть правила, по которым оно существует. Винтерберг делает ручкой эксперименту, авангарду, революциям и открытиям. В мире, в котором «Коммуна» выходит на экраны, всему этому если и есть место, то только в семейных альбомах.
В «Сыне Саула» Немеш придает замыленной, всем давно известной истории личностное измерение. Делает ее не страничкой из учебника, а интимным переживанием одного конкретного персонажа. После Тарантино, Зебальда, Литтелла он все-таки говорит о войне, Холокосте, нацизме что-то новое. Возвращает трагедии имя собственное.
Кому что нравится, тот то и увидит в этой «Книге». Хотите детское нравоучительное — получите; нуждаетесь в идейности — кушайте её, прожевывайте только тщательнее; любите животных — наслаждайтесь, никакой зоопарк вам столько слонов, буйволов и приматов не покажет. То, что у другого режиссера смотрелось бы расползающейся в разные стороны неразберихой, у Фавро выглядит законченным и самодостаточным.
Заставить зрителя хроники сопереживать, чувствовать, видеть не блеклые тени прошлого, а реальность, почти невозможно. Но Джонсу удается в архивный материал вдохнуть жизнь. Превратить хрестоматийный силуэт Хичкока и не менее канонический облик Трюффо в очертания реальных фигур. Как раз это делает киноманскую поделку «Хичкок/Трюффо» отличнейшим фильмом.
Фильм — поединок и напоминает больше всего головоломку. Сплошное удовольствие ее решать: хоть конкурсы объявляй. Кто найдет больше политических аллюзий в сюжете.
Сергей Снежкин доказал, что нет такого материала, который нельзя было бы загубить. В его экранизации филигранной работе с историческим материалом и чувству формы устраивают показательную порку. Достоверные образы трансформируются в ряженых с накладными бородами и в безумных костюмах.
Лучшего антивоенного фильма, чем рассказ о том, с чего война начинается для частного лица — о непонимании масштаба беды, её неминуемой всеобщности, — не придумаешь.
Форма «Цезаря» — действительно филигранная. И самая легкомысленная из возможных. Это сплошной оммаж кинематографу пятидесятых; едва ли не все лица современного Голливуда передают пламенный привет отцам-основателям, «золотому веку» студийного производства. И делают это азартно, ярко, броско.
Это тот случай, когда картину пропускать никак нельзя. Даже не потому, что Сокуров — самый значительный из ныне живущих русских режиссеров. Просто «Франкофония» — может, самое важное для сегодняшнего дня высказывание.
Контекст создает текст. Он делает из невинных прибауток опасную политическую крамолу (а так «День» наверняка и будет воспринят многими), из похождений московских политтехнологов — социальную комедию, почти Мольера наших дней. Можно только позавидовать комикам из «Квартета» — мало кому реальность так здорово подыгрывает.
Самый ударный элемент фильма и цементирующий материал его — ирония. Бронебойная, находчивая и сугубо художественная. Она держит и подростковые шутки, и хитро склеенную драматургию, и решение образа главного супер(анти)героя.
Том Хупер выстраивает симметричные, идеально выверенные композиции, отлично работает с пространством мастерских, салонов и улиц. И мастерством преодолевает некоторую топорность сюжета, за который взялся, и все его подводные камни. Размещает его в мире артистической богемы, превращает из ликбеза по гендерной теории в чистое произведение искусства.
Биография Мангано — едва ли не первый бесспорно удавшийся феминистский фильм: всеми этими плясками, визионерскими трюками и бенефисами Расселл добился главного — психотерапевтического эффекта. Каждый, кто эту картину посмотрит, уверует в собственную небезнадежность.
Конечно, будут бухтеть — мы, мол, это все уже видели. Старичок повторяется: снимает проверенных, идет проторенной дорожкой. Ну и пускай повторяется. В конце концов, имеет право — он по-прежнему такой один. И, положа руку на сердце, любой зритель Тарантино этого очень давно ждал.
Фокус наведен не на факты, а на человеческие отношения. На гения презентации, способного просто и эффектно объяснить любой бином Ньютона, но не способного выстроить отношения со своими близкими. Банально? Ну да, немного. Только на то Соркин с Бойлом и мастера своего дела, чтобы простые вещи подавать ярко и громко.
Все тосковали по хорошей комедии. Хотели нового Гайдая, Рязанова. А на проверку оказалось, что сегодняшняя «хорошо сделанная комедия» про нашу жизнь как она есть — самое горькое, что можно себе вообразить.
Абрамс пытается подарить нынешним одиннадцатилетним те чувства, что сам испытал за просмотром «Войн», будучи подростком. Его задача — сделать современные «Звездные войны», лучшую сказку на свете, о которой годы спустя будут вспоминать с ностальгией, а фигурки героев которой станут хранить на книжных полках. И если две предстоящие части будут такими же ударными, как первая — у него есть все шансы выполнить эту задачу.
В итоге получилось гомерически смешно и совершенно бескомпромиссно. В прокат это обреченное на успех и раздирание на цитаты высказывание пропустили со скрипом — герои говорят на вполне себе народном языке, так что в цензурированной версии придется слушать, в основном, «пики».
