Разрывающие сердце подробности пережитых лишений представляются гораздо более банальными и не столь интересными психологически, как вопрос, что именно заставляет богатых людей находить удовольствие в таких публичных воспоминаниях — с одной стороны, вроде бы хвастливых, а с другой, отдающих попыткой извиниться за свою успешность перед менее счастливыми улитками, которые до вершины Фудзи так и не доползли.
Когда видишь в русской деревне крестьянских детишек, лежащих на печи или прячущихся на сеновале, тоже в паричках, то понимаешь, что это не дань исторической достоверности и тогдашним модным тенденциям, а личное пристрастие режиссера Олега Ряскова или даже специальный художественный прием.
«Престиж» огорчает тем, что отнимает у сомнительного занятия главных героев легкость и непринужденность, необходимую для волшебного эффекта,- и в этом проигрывает недавнему «Иллюзионисту», романтизировавшему профессию фокусника и останавливавшемуся на том, что главное в этом мутном деле — искусство исчезать.
Трилогию «Эрагон» можно расположить в той же потребительской нише, в которой обосновался «Гарри Поттер», только в другом ценовом сегменте и в другой весовой категории — фантазия у американского школьника Кристофера Паолини оказалась пожиже, чем у английской домохозяйки Джоан Роулинг.
Главным достоинством лебедевского «Волкодава» является то, что смотреть его, несмотря на 136-минутную протяженность, гораздо легче, чем читать книгу.
Гуманистические блокбастеры снимаются совсем не для того, чтобы поощрять индивидуума в его эскейпизме, а, напротив, чтобы вдохновлять его на самопожертвование ради общего блага, выражаемого в пафосных формулировках: «Что-то странное творится в мире, в котором не слышны детские голоса».
Максимум, что смогла родить фантазия сценаристов,- это сравнение Силы с наркотиком: видимо, подспудный воспитательный смысл фильма в том, чтобы отвлечь внимание подрастающего поколения от наркомании и переключить его на мракобесие как менее опасную для общества дурь.
В психологическом плане «Моя супербывшая» рассказывает больше о мужчинах, чем о женщинах, точнее о том, как первые боятся вторых, особенно когда женская индивидуальность сильно зашкаливает, и в своем описании беспощадной войны полов напоминает о старинных голливудских фильмах, в которых не на жизнь, а на смерть рубились герои Кэтрин Хепберн и Спенсера Трейси.
Нельзя сказать, что «Дом у озера» — произведение совсем бессодержательное. В нем есть такая тягучая грусть-тоска по несбыточному, которое непременно сбудется, такое амбивалентное, горько-сладкое сожаление о непоправимом, которое легко поправить, такой отчаянный порыв к невозможному, которое не только возможно, но и неизбежно.
Начинается фильм как казарменная комедия, оступается несколько раз в мелодраму, робко тянется порой к психологическому триллеру, а заканчивается как философская киноповесть, причем если сличить первые пять минут и последние, трудно признать, что видел один и тот же фильм.
Выпустившая свой очередной высокотехнологичный продукт анимационная студия Pixar куплена на корню компанией Disney, и в случае с «Тачками» это как-то вдруг резко стало чувствоваться по общему поглупению и упрощению замысла.
У Серебренникова дядя-отчим удивляется, зачем племянник-пасынок черпает японскими палочками водку и капает в рот. «Чтобы жизнь легкой не казалась», — искренне отвечает жертва собственной неспособности последовать совету отчима «загребать побольше» приделанной к палке черпалкой — именно к этой идее сводятся, в сущности, все поучения людей, умудренных жизненным опытом, который «поколению Х» по-прежнему не интересен.
Сценарий о мучительно кающемся грешнике вышел из-под пера Дмитрия Соболева, ученика Юрия Арабова, и в общем-то содержит многие излюбленные мотивы учителя, только отягощен массой логических неувязок и неудобоваримых диалогов.
Адресованный в принципе фанатам одноименной игры, «Silent Hill» способен порадовать и прочих синефилов, демонстрируя развернутый каталог приемов, присущих жанру фильма ужасов. Дополнительное наивное обаяние картине придает то, что она сделана с минимумом компьютерной графики.
Есть некая высшая мудрость и мужество в том, чтобы, основывая сюжет на авантюре банковского клерка, то ли заранее спланировавшего кинуть опостылевшую контору, то ли импульсивно поддавшегося соблазну, почти не вникать в подробности аферы.
Как это нередко бывает с биографиями, завязки, кульминации и развязки в ней нет — Нил Джордан пренебрегает событийной канвой, подобно Уайльду, особенно гордившемуся теми актами в своих пьесах, которые не содержали никакого действия.
Нашему тертому русскому советскому зрителю смешно, когда его пугают тоталитаризмом, с надрывом показывая, как хорошенькую девочку схватили, обрили налысо, посадили в камеру и кормят баландой.
Впрочем, «Счастливое число Слевина» не только занятно слушать, но и приятно смотреть, даже после того как ты сдался и отчаялся распутать хитроумную комбинацию сюжетных линий: фильм снят довольно искусно с явным намерением и на визуальном уровне передать сложность, многослойность замысла.
Автор порезал на окрошку все истории о частных детективах, которые с детства втемяшивались ему в голову благодаря беспорядочному чтению pulp fiction, и аккуратно разделил месиво на пять глав, заимствующих названия у романов его излюбленного детективщика Раймонда Чандлера.
«Мемуары гейши» представляют собой примерно такое же голливудское любование японской тематикой, как «Последний самурай», хотя по идее могли бы быть интересны необычной социально-психологической фактурой. К сожалению, авторы в нее не углубляются и в своем исследовании нравов японских падших женщин недалеко уходят от одной девочки…
Единственная ирония, которую позволили себе авторы ремейка, в основном преданно следующие классическому образцу,- это переосмысленный образ главного человеческого героя, волочащегося за актрисой.
Правда, человеческий облик — такая же абстракция, как пресловутое «соответствие» человека своему месту. Каждый из нас в любую секунду может стать кем и чем угодно — хоть свиньей, хоть собакой, хоть просто бесформенным куском мяса, поэтому и окончательного названия у человека до сих пор нет в отличие от всех прочих, раз и навсегда жестко определенных предметов окружающего мира.
«Итальянец» настолько зауряден во всех своих проявлениях, что никаких сомнений в счастливом исходе Ваниного путешествия не возникает… Конечно, все хорошо, что хорошо кончается, однако «Итальянец» мог бы приподняться над стереотипами и проявить не принадлежность к общей породе трогательных историй про сироток, а показать свой индивидуальный характер — при менее карамельной концовке.
На все, как известно, воля Божья, и сомневаться в правильности божьих поступков было бы богохульством, которое не входило в художественный замысел авторов, прикрывших свое идолопоклонство лепетом влюбленной дурочки.
Но вряд ли кто-то из кинокритиков способен ответить на роковой вопрос: почему режиссеры-человеколюбы снимают тягомотину, заставляющую усомниться в умственных способностях авторов, а произведения человеконенавистников обычно бодры, остроумны — при всей завороженности насилием не производят впечатления психической неадекватности режиссера и говорят о его недюжинной эрудиции и пылкой любви к кинематографу.
