Собаки — об Уэсе Андерсоне: «Ему по-прежнему 11 лет»

3 мая в прокат выходит «Остров собак» Уэса Андерсона — история о деспотичном мэре Кобаяши, который ненавидит собак и отправляет их на мусорный остров. Премьера состоялась на Берлинале, став первым в истории фестиваля мультфильмом открытия, который к тому же получил награду за лучшую режиссуру. Впрочем, талант Андерсона уже вряд ли нуждается в подтверждении наградами. Каждый его фильм становится событием и собирает лучших актеров Голливуда. Спотса, любимого пса племянника мэра Атари, озвучил Лив Шрайбер, для которого участие в «Острове собак» стало первым опытом работы с режиссером. Шефа — сурового уличного дворнягу, предводителя небольшой стаи разношерстных псов — сыграл Брайан Крэнстон, тоже «новичок». А вот Джеффа Голдблюма (Дюк), Билла Мюррея (Босс) и Боба Бэлабана (Кинг) с Андерсоном связывает долгая и плодотворная дружба.

КиноПоиск встретился с актерами «Острова собак», чтобы выяснить, как устроен мир Андерсона, чем пес Спотс похож на Рэя Донована и как политическая ситуация в мире неожиданно нашла отражение в мультфильме.

Собаки и режиссер

— Билл, существует легенда, что у вас нет ни агента, ни даже мобильного телефона. У Уэса Андерсона был какой-то свой способ достучаться до вас, кроме знаменитого автоответчика, чтобы предложить очередную роль?

Билл Мюррей: Ну, я просто столкнулся пару раз с нашими общими знакомыми. Знаете, возникло такое ощущение, как будто давление в барометре упало. Я чувствую, что могу это предугадать. Просто появляется внутри ощущение: вот, прошло достаточно времени, наверное, сейчас что-то должно произойти.

— Никогда не жалели, что с вами не смогли связаться по поводу какого-нибудь интересного проекта?

Билл Мюррей: Было как-то раз. Не помню даже, что именно это был за проект. Просто помню, что подумал: вот оно. Тот самый раз. Но я тут же подумал: зато сколько бессмысленного беспокойства и назойливых предложений я избежал!

— Что вас привлекло в «Острове собак»?

Брайан Крэнстон: Два слова — Уэс Андерсон. Неважно даже, что там за сюжет. Если тебе позвонил Уэс Андерсон и сказал, что хочет с тобой работать, ты даже не спрашиваешь ничего, сразу восклицаешь: «Да!» Все из-за его фильмов, его удивительной способности создавать миры и рассказывать истории так, как никто другой. Он из США, но при этом говорит на космополитичном, всеохватывающем языке. Знаете, чему я научился у Уэса? Когда я пишу, я всегда остаюсь на знакомой мне территории. На всех занятиях по драматургии и сценарному мастерству тебя учат: пиши о том, о чем знаешь, в чем чувствуешь себя экспертом. Но что делает Уэс? Он выходит за пределы этого круга, знакомится с другими культурами, языками, способами мышления, он учится им. Это невероятно смело, ведь он оказывается в незнакомом для себя мире. Это потрясающе!

Лив Шрайбер: Я долго искал роль в проекте, который смогли бы посмотреть мои дети. Так вышло, я все время играл в фильмах, которые им показывать еще нельзя. Когда Уэс мне позвонил, я был очень рад. К тому же дома я только этим и занимаюсь: говорю за различные предметы и животных, озвучиваю их для своих детей. Правда, после разговора с Уэсом я запаниковал. Ему ведь явно нужно что-то совсем другое. Я Уэса воспринимаю как куратора от режиссуры. Он, видимо, увидел что-то такое во мне, что ему было нужно. А это самый жуткий ночной кошмар для любого артиста — когда от тебя требуют быть самим собой.

— Что вы имеете в виду, когда говорите «куратор»?

Лив Шрайбер: «Остров собак» — это выдающийся пример кураторского проекта, в котором выверено все: кино, музыка, искусство, стиль, мода, литература. А над всем этим еще и буйная фантазия ребенка. Все, что делает Уэс, очень необычно для взрослого.

— Билл, вы знаете Уэса Андерсона дольше всех. Как он изменился со времен «Академии Рашмор»?

Билл Мюррей: Ему по-прежнему 11 лет, но у него при этом его опыт сорокалетнего человека. Что не отменяет возможности чувствовать и быть одиннадцатилетним. Но теперь вокруг него все больше взрослых людей, он очень внимательно их слушает, запоминает определенные фразы, использует этот опыт при написании персонажей. У него вообще уши как у слона.

— В чем, на ваш взгляд, главный секрет Уэса Андерсона?

Крэнстон: Вы же видели фильм? Ты смотришь и не перестаешь вздыхать: «Вау! О! Надо же!» Именно таким и должно быть искусство. Оно необязательно должно быть знакомым и узнаваемым, наоборот, тебя приглашают посетить неведомый мир. Как зритель, я хочу увидеть что-то новое, чему-то научиться, удивиться. Это не всегда прямой путь. Уэс — очень приятный парень, а что самое интересное, он не напористый. Он знает, что ему нужно, но не всегда уверен, как этого добиться, и легко в этом признается. Знаете, нет ничего более привлекательного или впечатляющего, чем взрослый человек, который открыто признается в своих сомнениях, не стесняется быть уязвимым, неуверенным. В результате актеры очень проникаются, они готовы помочь найти лучшее решение. Мы пробуем, импровизируем, и в какой-то момент Уэс понимает, что нужно.

Боб Бэлабан: Мне кажется, одним из признаков хорошего режиссера — есть, конечно, исключения, но все же — является то, что они снимают кино так же, как живут сами. Нет большой разницы между их фильмами и их собственным образом жизни. Для Уэса это характерно даже больше, чем для кого-либо из других режиссеров, кого я знаю. Он настолько силен, и это при удивительной мягкости, которую он буквально источает. Эта сила в сочетании с мягкостью — его отличительная черта. Он настоящий творец, который создал все то, о чем мы говорим. От сценария до сервировки ланча и пути на съемочную площадку он не пассивно-агрессивен, а агрессивно-агрессивен в самом любящем и приятном смысле. Это потрясающе! Мне кажется, в этом его секрет: чтобы быть сильным, необязательно таковым выглядеть и казаться.

Билл Мюррей: Да, он довольно настойчив, его не свернешь с выбранного им пути. Если уж он решил, что он собирается уехать на девятичасовом поезде, а в восемь отобедать сосисками карривурст и рислингом в кафе при вокзале, будьте уверены, все так и будет. Если уж он придумал, что на одну из ролей в его фильме лучше всего подходит Йоко Оно, так тому и быть. Никаких «а что если», только «сказал — сделал». Йоко Оно великолепна в этой сцене «Острова собак», от ее голоса по телу бегут мурашки. Думаю, его мозг так системно устроен, что идеально выставленные в гардеробе ботинки просто позволяют перейти к другим задачам. Если вы окажетесь у него дома, то сразу заметите: все на своих местах. У него есть план, он ему следует, выполняет пункт за пунктом — вот и весь секрет.

Джефф Голдблюм: Уэсу удается сочетать дотошную подготовку со свободой. Помню, на съемках того же «Отеля „Гранд Будапешт“» он мог сказать после 20 дублей: «Так, вот это было отлично. Именно так, как я хотел. А теперь давайте еще один раз — просто ради удовольствия». И, вы знаете, он серьезно, он на площадке ради удовольствия.

Собаки и политика

— А что есть взрослого в его фильмах?

Лив Шрайбер: Он ко многому относится с определенной долей ностальгии. Не секрет, что во всех его фильмах есть мрачные нотки. Когда спрашивают «Как вы оцениваете мрачный политический подтекст его нового фильма?», я думаю: у Уэса в творчестве всегда было это подводное течение. Он умеет сочетать игровой подход пятилетки с серьезностью взрослого — это удивительный талант.

Джефф Голдблюм: «Отель „Гранд Будапешт“» тоже был о политике, хотя и сквозь призму фантазии о событиях прошлого века, событиях, отголоски которых слышны и сегодня. Сейчас, конечно, кажется, будто «Остров собак» писали с газетных заголовков, а четыре года назад такого ощущения не было. У нас с Уэсом схожее политическое мировоззрение. Он страстно защищает такие ценности, как уважение, сострадание, толерантность, миротворчество и так далее.

Лив Шрайбер: Уэс находится в уникальном положении: его фильмы пользуются успехом на протяжении стольких лет, что у него право самому принимать решения, что хорошо, а что нет. Проблема современного мейнстрима в том, что зрителям все время пытаются впихнуть то, что продается. Кто вообще мог бы подумать, что на стоп-моушен-мультфильм про собак на острове-свалке кто-то захочет пойти в кино? Благодаря непредсказуемости Уэса, этой его детской вере в то, что все возможно, и существует «Остров собак». Хорошо бы нам всем об этом помнить. Мы слишком быстро привыкаем к рутине, делаем только то, что точно работает. Это печальная сторона взросления. В любой профессии, в актерской тоже. О, у меня хорошо получается Рэй Донован (персонаж одноименного сериала, который занимается нелегальным решением различных проблем. — Прим. ред.)! Отлично, пятилетний контракт с Showtime, мои дети смогут учиться в частной школе. Проблема в том, что ты очень быстро привыкаешь: людям нравится вот это, значит, буду делать так и дальше.

— Лив, а у Рэя Донована есть что-то общее с вашим героем из «Острова собак», Спотсом?

Лив Шрайбер: Преданность. Рэй Донован — ужасный человек, но он предан семье, детям. Эта его черта доминирует над остальными. Собаки — удивительно преданные существа. Я вот тут прохлаждаюсь на Берлинале, пью с вами капучино, а что моя собака? Сидит дома и ждет меня.

— Как производство «Острова собак» отличалось от других фильмов, на которых вы работали? Скучали по съемочной площадке, записывая реплики в студии?

Билл Мюррей: В этот раз, конечно, все было немного по-другому. Мы не выезжали на съемочную площадку где-то в красивой местности, не тусовались там пару месяцев…

Боб Бэлабан: Короче говоря, не тратили время попусту!

Лив Шрайбер: Вообще это был довольно интимный процесс. Надо отдать должное Уэсу: он порой делал очень непростой, даже опасный выбор. Там, где можно было свернуть в комедию, подыграть зрителю, он выбирал путь чистых эмоций, когда все всерьез. Например, есть сцена, в которой собака слышит своего хозяина через наушник. Можно было бы решить эту сцену в комедийном ключе, можно было бы навертеть научной фантастики, но Уэс выбрал простую и сильную эмоцию: в глазах пса появляются слезы, когда он слышит голос хозяина. Это очень рискованно!

Главным вдохновением для Уэса были, кажется, Куросава и Миядзаки, но вот эта сцена в зале, где на сцене выступает мэр Кобаяши — она же прямиком из Уэллса, это «Гражданин Кейн». Знаете, в «Острове собак» действительно есть все эти темы: тоталитаризм, иммиграция, изоляция, беженцы — все это крайне актуальные и важные вопросы. Но для меня самой сильной нотой фильма все равно остается глубина отношений между людьми и собаками, их способность сопереживать, любить, терпеть, их бесконечное желание быть с нами. Они умеют это делать без инструментов вроде языка и культуры. Если у них это получается, почему же у нас — мы вроде все одного биологического вида — это не выходит по отношению друг к другу?

— Вы записывали свои реплики в студии два с половиной года назад, однако именно сейчас — с учетом резкого роста националистических настроений, заявлений Дональда Трампа и других событий — фильм смотрится невероятно актуально. Вы думали об этом тогда, читая сценарий?

Брайан Крэнстон: «Остров собак» позволяет самым разным обществам посмотреть на себя со стороны и взять те моменты — политические, социальные, — которые им наиболее актуальны. Запугивание, жадность, ксенофобия, сегрегация, иммиграционные вопросы — все это есть в фильме Андерсона. Политический месседж «Острова собак» невероятно актуален. Особенно в моей стране, которая сейчас переживает смутные времена. Если честно, уровень тревоги в обществе настолько высок, что я не уверен, что испытывал что-то подобное в своей жизни раньше как гражданин. Но мы оправимся, я уверен. Нам нужно быть стойкими, следить, чтобы во главе были здравый смысл, добропорядочность, цивилизованность.

Билл Мюррей: Это действительно чудесное совпадение. У Уэса не было намерения привязать кино к повестке дня, да и кто мог подумать, что всего через два года политическая ситуация в мире будет так резонировать с сюжетом «Острова собак»? Кто мог представить, что жестокость Кобаяши, его стремление избавить город от собак станут аллегорией того, что происходит в самых разных странах? Это фантастическое совпадение, которое свойственно большим художникам: они предчувствуют то, что произойдет.

Собаки и семья

— Для фильмов Уэса Андерсона очень важен мотив обретения семьи. Банда Шефа — тоже семья. Брайан, в вашей биографии был удивительно похожий на сюжеты фильмов Андерсона эпизод: уже будучи взрослым, вы отправились на поиски своего отца. Как это произошло?

Брайан Крэнстон: Я был обычным ребенком, рос как все, хотя детство мое было странным. Первые девять лет все шло своим чередом. У меня были очень спортивные родители, оба тренеры. Мама шила нам на Хеллоуин костюмы, а папа приносил всякий забавный реквизит с работы в киноиндустрии. Они были очень активные, всегда вместе. Потом их отношения стали портиться, а когда мне было двенадцать, отец ушел, и я не видел его следующие 10 лет. Для меня это был критический момент в жизни: в 11 лет я только стал понимать, что к чему, как устроены отношения мамы с папой, и вдруг — хоп! — этих отношений больше нет. Меня это просто сломало, я стал другим человеком — замкнутым в себе, стеснительным, закрытым, — ведь я уже не знал, кому можно доверять. Мне понадобилось много лет, вплоть до окончания колледжа, чтобы открыться заново, распахнуть эту раковину.

— И вы просто взяли своего брата и отправились на поиски?

Брайан Крэнстон: Сумасшествие, да? Такая вот жизнь. Да, я просто поехал к нему. Думаю, он бы не стал нас искать сам: его переполнял стыд. Один из главных инструментов в арсенале актера — личный опыт. Я этим уже так давно занимаюсь, что для меня это как кладовка с самыми разными эмоциями. Что нужно? Горе? Пожалуйста. Ярость? Есть такое! Просто берешь это все из собственной жизни. Для меня это имеет терапевтический эффект, я испытываю что-то вроде катарсиса. Вот стою я каждый вечер на сцене Национального театра и играю Ховарда Била в «Телесети». У него есть монолог, в котором он буквально срывается. Бывает, что монолог выходит действительно болезненным и эмоциональным, а бывает, что он скорее злой, и мой герой держит все под контролем. Ты просто отдаешься этому потоку. Но что касается конкретных эмоций, то их я могу вытаскивать практически в любое время.

— Что вы привнесли в Шефа?

Брайан Крэнстон: Я относился к нему не как к собаке. Шеф — бездомное существо. Жизнь бездомных я знаю не понаслышке. Когда я был ребенком, нас лишили дома, я был вынужден ночевать на диване в доме бабушки и дедушки. Это было временно, но все равно дало пищу для наблюдений. Я стал размышлять, какие черты характера вырабатываются у бездомных. Стремление защититься, настороженность, возможно, агрессия, а еще тревожность, обидчивость. Это все и есть ответ на вопрос, какой он.

Собаки и хозяева

— Джефф, а ваш герой — мастер посплетничать. Как вы сами относитесь к сплетням?

Джефф Голдблюм: А вы слышали, как однажды в Новой Зеландии какое-то издание сообщило, что я умер? В интернете кто-то просто пошутил: «О, Джефф Голдблюм умер, вы знали?» Шутку воспринял всерьез ведущий новостей в Австралии — и пошло-поехало! Мне позвонил мой пресс-агент в тот день с вопросом: «Эй, с тобой все в порядке? Ты там как? Сидишь? Тут такая история в Новой Зеландии...» Мне тогда и мама звонила, и многие друзья. Было не очень приятно, признаться, так что распространять фальшивые слухи — это плохо. В очередной раз заставляет задуматься о том, как легко по миру разносится информация, у которой нет никакой фактической основы. А ведь такие новости могут сеять панику, быть вредными и вводить нас в заблуждение. Нужно всегда помнить об этом и быть бдительными. Сам я, признаться, должен себя иногда одергивать. Всегда же приятно знать что-то, чего не знают остальные, и хочется щегольнуть этим перед другими, почувствовать свое превосходство. Но я сдерживаюсь.

— Умирать в интернете — это не то, что на экране?

Джефф Голдблюм: В интернете люди действительно решили, что это был я. На экране умирать легко — можно это сделать красиво! В обоих случаях, кстати, «смерть» заставляет тебя задуматься о том, что все мы там будем рано или поздно, и сложно предсказать, когда и как это случится. В этом загадка и волшебство жизни. Это может произойти буквально в следующую секунду, и это мое интервью вам будет последним в моей жизни. Знаете, мудрые люди говорят, что только тогда ты правильно и счастливо живешь, если постоянно помнишь о смерти и готов к ней. Как мой пес Вуди: он недавно сломал лапу, но его это совершенно не беспокоило. Психологически его это никак не изменило. Он не мог бегать два месяца, но ничуть не переживал. Про себя я точно знаю, что я слишком много внимания уделяю вещам преходящим — моей жизни, моему телу, карьере, имуществу. Все ведь рано или поздно исчезнет. Нужно уметь эту потерю принять, и экранная смерть, как и сетевая, — это своего рода репетиция, повод на эту тему поразмыслить.

— А у кого еще из вас есть собаки?

Лив Шрайбер: У меня их две. Я принимал участие в ток-шоу и встретил там человека из организации HomeFree. Они спасают животных из приютов, если те оказываются под угрозой из-за каких-либо чрезвычайных ситуаций. Вуди и Уиллоу он тогда взял с собой на ток-шоу, где мы и познакомились. Я понял, что хочу их забрать. Вуди я оставил себе, а Уиллоу забрала Наоми (Наоми Уоттс, бывшая супруга Шрайбера; пара развелась осенью 2016 года. — Прим. ред.). Они оба метисы, терьер с кем-то еще. Я очень по ним скучаю, особенно сейчас, когда еще раз посмотрел фильм. Вообще, когда понимаешь, насколько ты привязан к существу, которое даже не способно говорить, начинаешь спрашивать себя: как это возможно? В чем тогда проблема с нами, с людьми?

Боб Бэлабан: А у меня есть серия довольно популярных детских книжек о желании завести собаку. Идея пришла очень просто. Я с детства хотел собаку, и мои родители однажды сдались под напором, но из этого не вышло ничего путного. Когда моя дочь научилась говорить, она тоже стала требовать песика всеми возможными способами. Тогда я написал о том, какими должны быть идеальные условия для появления в доме собаки. Папа из моей книжки с детства боялся собак, но никому не мог сказать об этом. Мама была патологической чистюлей, и вот я придумал бионического пса, которого сначала им нужно было взять домой всего лишь на сутки, но потом собаку, которая оказалась очень полезной, все-таки оставляли. Я все еще хочу собаку!