Сложное для понимания кино Каракса 'Святые моторы' становится совсем не сложным, если прочесть хоть одно интервью самого режиссера о том, что же он хотел сказать. Это важно.

Кино не о людях, в общем-то, а об актерах и кино. И не более того. Ты должен быть и отцом семейства, и киллером, и старым, и молодым... Кем угодно. Ты должен перерождаться, возрождаться, уметь умирать, уметь любить, в конце-концов. Да, это театр, это роли и это костюмы. Это кино в кино, это жизнь в кино. Погружение через мишуру в актера и судьбу того, чем он живет.

Дени Лаван в своем интервью говорил, что Каракс чувствует, что не знает, для какого зрителя снимает... Это проблема всего авторского кино. Человек, снимающий кино от себя и через себя, всегда должен иметь в виду, что он может остаться не понятым. Что бы кто ни говорил, но для поэтичного художника это мучительно. Через свои работы он пытается справиться со своим одиночеством. И если работы приняты, это является своего рода терапией. Но кто знает, будет ли отклик, кто знает, чего в этот момент хочет публика, кто знает, сумеет ли хоть кто-то разглядеть то, что хочется сказать... И есть ли зритель вообще? 'Красота в глазах смотрящего'. А кто же смотрит? Мейнстрим живет по главному рыночному принципу 'спрос рождает предложение', даже некоторый артхаус, ориентируется на определенны круги... Но всегда есть вероятность не попасть в круг, когда режиссеру хочется искренности. Каракс боится, что настоящее кино не нужно и что его скоро выкинут на помойку, так же как выбрасывают устаревшую кинематографическую технику за ненадобностью. А ведь именно на нее снимали всю киноклассику... Святые моторы это корпрорация кино, это автомобили-камеры, запечатлевающие образы.

Леос Каракс просыпается в своей комнате и, отворив дверцу в стене, обои на которой изображают лес, попадает в зрительный зал... немого кино, первого кино, где завороженный зритель смотрит...

А дальше... А дальше жизнь-театр, жизнь-не-всерьез, целый день.. Девять человек с одной уставшей душой... 'Я скучаю по лесу', - устало говорит многоликий герой Дени Лавана, 'я тоже хочу побыть зрителем', вероятно, имеет он в виду. Но нет... Он должен играть, жить не свои жизни... День за днем, час за часом. Он должен умирать, возрождаться... Пять минут назад плакать, пять минут спустя смеяться. И никакой фальши! Что будет с его душой - вопрос побочный. Его ремесло - уметь выворачивать свое нутро так, чтобы смотрящий видел в нем каждый раз один из миллионных оттенков эмоций. И чем ярче образ - тем сильнее вживаешься, тем труднее не потерять самого себя.

Две странные профессии, связанные одна с другой неразрывно. И постоянное чувство близости провала. Возможно, после провалившейся 'Полы икс', Каракс, как истинный поэт, воспринявший все близко к сердцу, боялся браться за новые работы, да и не знал как и что снимать. А потом решил снять именно об этих своих измышлениях? Кто знает. Но похоже на то.

Наверное простому зрителю не понять всех тонкостей, ведь этот фильм все-таки о кино изнутри... Но каждый творческий элемент в нас, не находящий отклика, боящийся вырваться наружу, должен прочувствовать его. В конце-концов, если мы это смотрим и нам это хоть немного близко, в нас тоже живет маленький беззащитный поэт, и красота в наших глазах еще жива.

Не скажу, что смотреть надо всем, но кино очень важное.

Последний на текущий момент фильм французского режиссера Леоса Каракса, обожаемого мною уже только за полторы ленты, виденные ранее («Любовники с Нового моста», новелла из альманаха «Токио!»).

Безумие, умноженное на страдание — «Я одинок и хочу стать сумасшедшим». Год назад ушла в лучший мир Екатерина Голубева — близкая подруга и главная муза позднего Каракса, сыгравшая у него в «Поле Х». Если иметь ввиду этот немаловажный факт, а также чутко реагировать на авторские подсказки (не только на закрывающий титр-посвящение и имена мужских персонажей, совпадающие с настоящим именем самого Каракса, но и на вполне прямое «Начинаешь особенно чувствовать жизнь, встретив смерть других»), то воспринимать весь фильм, всю вереницу сменяющих друг друга инкарнаций главного героя можно и, наверное, следует с учетом указанного личностного подтекста. Страх поднять глаза, переставшие видеть что-либо, кроме проносящихся мимо ног по мостовой. Невыраженная, невыплеснутая, буквально демоническая страсть, чувствующая себя не слишком уютно в мире новых технологий. Столкновение уродства и красоты, похищение Красавицы Чудовищем. Далее-далее...

Можно, впрочем, даже с учетом бэкграунда воспринимать происходящее на экране чуть более доступно и приземленно. Вспомнить хотя бы то расхожее выражение, согласно которому все мы в некоторой степени актеры и одну за другой меняем маски в театре, бесконечно гастролирующем сквозь жизнь; несемся вперед, лишь бы успеть, подгоняемые этими, черт возьми, «святыми моторами», этим новым веком корпораций и действительно людей-функций, когда случайное «прости, мне пора бежать» незаметно перерастает в трагическое «у нас двадцать минут, чтобы наверстать упущенное за двадцать лет». Приятно также, что Каракса, кроме прочего, не покидает в настоящем случае и свойственная ему диковатая ирония — преисполненные едкого цинизма детали вроде могильных плит с надписью «Посетите мой веб-сайт»; эдакая пародийность самих образов, примеряемых Оскаром (особенно показателен в этом смысле эпизод заказного убийства); разухабистый музыкальный антракт, возникающий именно там, где зрителя впервые тянет посмотреть на часы; наконец, поданные с определенным демонстративным стебом все эти, извините, сиськи-письки, за которые массовая аудитория частенько не долюбливает арт-хаус.

Другой вопрос, что при всех плюсах, при всей удачно реализованной драматургии картины, задействованные в ней метафоры порой, что называется, слишком «толсты», да и ритмически фильм в целом выходит не слишком ровным, затянутым во второй половине. Говорить о некотором фабульном сходстве (основная локация) с недавним «Космополисом» Дэвида Кроненберга, наверное, и вовсе не стоит, ибо, по-большому счету, несмотря на любые возможные аналогии, так, как Каракс, сегодня, пожалуй, все-таки никто не снимает. Безумно, едко, дико (эти эпитеты я уже использовал выше и еще раз их подчеркну), по-своему оригинально, но главное эмоционально сильно, отчаянно, трогательно, пронзительно, искренне. Прекрасное авторское кино-чувство. Безусловно, одно из лучших в этом году.

8 из 10

Такие фильмы, как 'Корпорация «Святые моторы»' в обязательном порядке обрастают огромным количеством трактовок. Но в данном, конкретном случае все трактовки в конечном итоге упираются в одну - и это объяснимо, ведь Леос Каракс намеренно снял фильм, о смысле которого не нужно долго задумываться даже самому 'зелёному' синефилу. Этот фильм целиком и полностью посвящен любви режиссёра к главному делу своей жизни - кинематографу.

- Селин, на этой неделе есть встречи в лесу?
- Нет, месье, на этой неделе нет.
- Жаль. Скучаю по лесу.

Кинематограф требует беспрекословного подчинения. Вот и герой фильма в исполнении блистательного Дени Лавана полностью отдается своему делу - вся его жизнь состоит из переодеваний, грима, Игры. И с правилами этой Игры ему приходится считаться - какими бы абсурдными они не были.

Кинематограф часто не оставляет времени на личную жизнь. У героя 'Holy Motors' её нет вовсе. Лишь в одном эпизоде - встрече с героиней Кайли Миноуг он вроде бы становится собой. Но так ли это? Или это всего лишь ещё одна 'встреча'? Вдруг это очередной абсурдистский спектакль, в котором герою пришлось сыграть?

Кинематограф требует усилий над собой. Чтобы стать его частью, нужно избавиться от всего лишнего в своей собственной личности. Герой Дени Лавана дважды за фильм убивает людей, у которых его лицо. Во время одного из таких убийств он и сам оказывается на грани между жизнью и смертью. И кто в итоге выживает? Он или его враг-двойник? Что изменилось в нём? Может быть, это Игра потребовала кардинальной перестановки?

Кинематограф обладает почти дьявольской силой. Эпизод, когда Лаван с целым оркестром идет по церкви и играет залихватскую композицию, наполнен чем-то, что напоминает о разрушительной, варварской энергии Диониса. К слову, этот эпизод, как и все остальные, изумительно красиво поставлен: Лаван идет с аккордеоном по церкви, поворачивает, и из-за поворота с ним выходят ещё трое музыкантов. Ещё поворот - и вот за ним следует уже целый оркестр...

Кинематограф перерождается. И не в лучшую сторону. Финал, в котором лимузины, стоящие в гараже, сплетничают о том, что вскоре их заменят и отправят на свалку, одновременно остроумен и грустен. Актёры, так же, как и эти лимузины, постепенно становятся ненужными атрибутами. С развитием новых технологий кинематограф превращается в анимацию - достаточно надеть на любого человека костюм с датчиками и заставить попрыгать на фоне зелёного экрана, и фильм готов. Только сможет ли этот фильм тронуть душу зрителя в той мере, в какой это делали фильмы Трюффо, Феллини, Таркоского? Давайте оставим финал открытым...

10 из 10

Не очень понятно, зачем к «Святым моторам» в русском варианте присобачили слово «корпорация», лишив интриги название. Но даже такая прозаичная конкретизация не остановила тех десятерых человек, что утром выходного дня пришли, как и я, в кинотеатр. Название было не важно, всё определяла одна единственная фамилия в афише. Леос Каракс, которого по инерции продолжают считать гением, несмотря на то, что он вот уже 13 лет не снимал большое кино. Причем за гения его держат не только на каннском фестивале, где фильм был впервые показан в мае этого года, но и в Сибири, где нового Каракса также ожидали с нетерпением, пусть и немногочисленные, но верные почитатели.

Он с некоторых пор не озабочен вечно насущным для творца вопросом: что такое сказать, чтобы мир содрогнулся, чтобы все ахнули или призадумались? То есть всеми теми мессианскими штучками, которые так или иначе вынуждены иметь ввиду режиссеры из каннской «обоймы». Судя по последнему фильму, Каракс снимал, совершенно не заморачиваясь результатом. В Канне фильму ничего не присудили, но завсегдатаи фестиваля сошлись во мнении, что в этом году там было настоящее «буйство классиков» - самая сильная программа с начала нового века. После смерти супруги, Кати Голубевой, которой фильм посвящён (финальный титр – «Катя, тебе»), Каракс просто и без ложной скромности решил признаться в любви творчеству, с которым связан вот уже 30 лет.

Впрочем, с таким же успехом можно утверждать, что он признался здесь в любви и Денни Лавану, актеру, который снимается у Каракса все эти годы. Лаван – перманентный альтер эго режиссера – безусловный бенефициант этого шоу, в котором он исполняет 11 (!) ролей – от старухи-нищенки до футуристического кибер-любовника, от наемного убийцы до полюбившегося многим (после новеллы в альманахе «Токио!») эксцентрического мсье Дерьмо. Доверие их друг другу безгранично: Лаван ни в чем не отказывает Караксу, даже в публичном предъявлении главного атрибута порно, из-за которого, к слову сказать, фильму было предъявлено жёсткое возрастное ограничение 18+.

Затянувшийся на долгие годы простой (если не учитывать короткометражку в «Токио!») на самом деле вылился в череду проектов, так и нереализованных из-за нехватки денег. Но суицид супруги, которая долго ждала, но так и не дождалась его нового большого фильма, подвИг Каракса на подвиг. И продюсеры, что обычно боялись его как черт ладана, и деньги, которых всегда не хватало для запуска, сразу же нашлись.

Такое кино логичнее было бы увидеть как завершающее карьеру или снятое к юбилею, например, того же синематографа. Но получилось так, как есть - не к месту и не ко времени. Каракс предъявил посвящённым цитатник из тщательно и не очень замаскированных символов, и жанровое пиршество - для всех остальных, которые вряд ли выдержат это кино до конца. Эмоции собравшихся вместе со мной зрителей были в основном двух видов: от вежливых смешков до зевоты. Но никто не ушёл, фильм, даже несколько наскучив под конец, необъяснимым образом притягивал к себе, чтобы наградить в финале совсем уж неожиданной и диковатой зоофилической шуткой в духе Марко Феррери.

А то, что Каракс сам появился в прологе и снял в эпизоде дочку, говорит о том, что он ещё и послал привет жене, туда - на небеса...

Немолодой мужчина целый день разъезжает по живописному Парижу на так называемые «встречи», в ходе которых он перевоплощается в различных персонажей и разыгрывает истории, которые могли произойти только в кино. Его водитель, Селин, воскрешает бедолагу, если тот пострадал в поножовщине или в перестрелке. Его машина боится быть сданной в утиль. Его возлюбленная ведет точно такой же образ жизни, кажется, абсолютно обезличенный, быть может, даже посмертный. Корпорация «Святые моторы» существует постольку поскольку, и нет очевидного ответа, в чем состоит ее миссия.

Похоже, что сам фильм выстроен на интуиции и образах, преследующих автора. Тут находится место и для профессиональных фантазий о сексе в стиле «caption motion», и для традиционных французских драм о семейных отношениях, и для цитат, пронизывающих фильм насквозь. Иногда Каракс цитирует сам себя (в новелле о мистере Дерьмо и супермодели), иногда он обращается к классике кинематографа (последняя жена героя удивительно напоминает персонаж из фильма Нагисы Осимы «Макс, моя любовь»). Казалось бы, все могло окончиться на форме, которую превосходно держит Дени Лаван, каждые пять минут меняясь до неузнаваемости, но в рутину этой необычной жизни то и дело проникает тоска по жизни настоящей, и фильм в эти моменты обретает целостность.

Жить, чтобы жить или проживать по одиннадцать чужих жизней в день, отчаявшись отыскать свою? Месье Оскар словно неприкаянная душа оправдывает свои страдания красотой жеста. Он существует, когда играет, он умирает дважды, когда садится обратно в лимузин. Есть соблазн назвать «Святые моторы» одой актерскому искусству, ведь в глазах Лавана так отчетливо читается желание стабильности, стабильной идентичности. Он явно устал быть кем-то другим, он смотрит на небо с затаенной мыслью разорвать контракт со «Святыми моторами». Но в то же время Оскару нравится его работа, пускай и зрителей у него нет и одноименная статуэтка не светит. Он точно на следующее утро снова присоединится к Селин для очередного путешествия по безумному Парижу.

Есть такие безусловные фильмы с миллионом условностей. Предельно синефильские и андеграундные. Кажется, с ними режиссер никогда не прогадает, если, конечно, у него есть талант и вкус, чтобы сюрреалистический философский сюжет не обернуть в пошлую оболочку из гадкого изображения и неуместных реплик. Последний фильм Леоса Каракса метит в статус культовых, предлагая зрителям вечную загадку, бесконечное поле для интерпретаций. Зрители должны с упоением трактовать каждую из одиннадцати сцен, в попытке обнаружить между ними связующую нить. Сегодня они смотрят «Святые моторы», потому что это артхаусная новинка, через год, возможно, они обратятся к фильму Каракса, потому что он станет легендой, или же забудут о нем навсегда.

Все мы актеры в этом мире, только главный зритель невидим и наблюдает за нами скрытно извне.

После короткого метра в альманахе 'Токио' Леос Каракс вернулся с фильмом, который точно не оставляет равнодушным зрителя и заставляет размышлять над увиденным. Описать происходящее на экране однозначно не представляется возможным.

Кажется, что в целом фильм - посвящение кино, актерам и ролям, которые актеры проживают как новую жизнь. Для гениального актера войти в образ - это стать данной личностью, заменив свое 'я' чужой личиной, при этом зачастую стирается граница между реальностью и актерской игрой; иллюзия становится реальностью. Только для героя Holy Motors нет ни зрителя, ни режиссера, ни съемочной группы - всё это вроде как обычная жизнь, но по заранее написанному сценарию, при этом всё это иллюзия. Сыграть надо так как будто это твоя самая главная роль.

Но кто пишет сценарий, кто управляет действиями героя? А может быть это не закрытый Клуб 'Священные моторы', а большинство людей на Земле на самом деле играют по заранее подготовленному сценарию?

Происходящее в 'Holy Motors' по духу напомнило сцену из Малхолланд-драйв в театре Silencio, а также произведения Пелевина. При просмотре фильма зритель переживает абсолютно разные чувства - любовь, ненависть, романтизм и ужас; смех и одновременно шок. Это фильм с долгим послевкусием, после его дегустации он не отпускает тебя сразу, отдельные сцены смакуешь и спустя время.

Иногда так бывает, что после просмотра очередного (не важно какого по счету) фильма, из зала кинотеатра выходишь, как бы еще прибывая на сеансе. Ты идешь к выходу, рассеяно покупая бутылочку воды в буфете, чтобы промочить успевшее пересохнуть за два часа горло, медленно выходишь на улицу, даже не замечая едва накрапывающего дождя. Добираешься до дома, и только там понимаешь, насколько сильное влияние на тебя оказала на данный момент, возможно лучшая работа одного из самых самобытных режиссеров современности Леоса Каракса.

Молчание длинною в 13 лет не могло не пройти незамеченным, так что не удивительно, что нынешнее поколение «влюбленных в кино» лишь отдаленно знакомо с французским постановщиком, тем более что за ним в определенных кругах закрепилась слава создателя практически «несмотрибельных» экспериментов. О чем же его новый фильм? Вопрос вроде бы простой, но вряд ли найдутся хотя бы два человека во всем мире, которые воспримут его одинаково. Итак, после пролога, в котором на минуточку появился сам Каракс, перед нами разворачивается настоящая феерия, пронзительно-фантасмагорическая история, насквозь пронизанная целой уймой по-своему прекрасных образов. Можно без конца расписывать каждую минуту этой притчи, посвященной полностью и целиком кинематографу, ибо каждая из реинкарнаций Оскара — это маленький шедевр сценарного, актерского и визуально-звукового искусства. За менее чем двухчасовой хронометраж зритель будет грустить, смеяться, злиться, удивляться, жалеть и в конце концов, переживать за главного героя, как за родного. Стоит ли говорить, что до сего момента современное кино было не в состоянии подарить такую полноценную гамму эмоций.

А помимо чисто эстетического удовольствия, картина способна рассказать в весьма доступной форме, что такое быть актером. И тут следует оговориться, что потрясающе сильный образ здесь воплотил неподражаемый Дени Лаван, можно сказать сыгравший сразу около десятка ролей. Он был в шкуре умирающего старика, встречал свою старую любовь, убивал, умирал сам — но все это были лишь мимолетные, запланированные встречи. Своего рода актерские партии, да и сам он никто иной, как артист, играющий всего лишь ради «красоты непристойного жеста», как он сам заявляет в одной из сцен. А помимо всего прочего, есть в этой постановке и режиссер, и сценарист, и камеры, несмотря даже на то, «они стали такими маленькими», которые одновременно и являются святыми моторами. В данном случае эту роль играют лимузины, к которым совсем не сложно провести параллель после диалога одушевленных механизмов на автостоянке.

И еще не раз во время просмотра екнет в сердце, когда придет полное осознание месседжа творения Каракса. Дело даже не в автобиографических нотках, которые то и дело проскальзывают тут и там (тем более что большинство их просто не заметят), а в совершенно искреннем желании рассказать о такой вещи, как всепроникающая сила кино. Не стесняясь при этом создать очень личное (надпись в конце фильма «Катя, тебе» означает, что снимал Каракас в память о своей умершей жене, можно сказать, в первую очередь для нее, а потом для нас) эмоционально мощнейшие творение чистой красоты, играющее вроде бы на самых простых человеческих чувствах, но в итоге делающее это так изящно и оригинально, что не возникает никакого желания искать недостатки в этом мрачном, гротескном шедевре или не дай бог обзывать его претенциозной чушью, как в свою очередь поступил ничтожный процент закомплексованных жюри Каннского фестиваля, что и не позволило забрать «Святым моторам» заслуженный главный приз.

Можно только добавить, что в этот раз арт-хаусная составляющая сего произведения искусства не помешала наполнить ленту шикарными техническими изысками, которые казалось бы более уместны в типичном мейнстриме, или же хотя бы в смешении этих двух совершенно разных направлений. Доведенный до совершенства визуальный ряд идеально сочетается со сразу несколькими сюжетными линиями, тщательно выверенная арт-инсталляция отдельных моментов плотно оседает в памяти довольно надолго, а буйство красок все чаще начинает проявлять себя во второй половине действия, когда уже кажется, что сюрреалистично-электичная атмосфера больше не сможет принять более изощренные формы провокационного содержания, которое в свою очередь к началу финальных титров способно подвести своего зрителя к настоящему катарсису.

10 из 10

Месье Оскар (Дени Лаван) выходит из дома, садится в лимузин, едет на дело. Сначала он перевоплощается в бабушку на мостовой, затем в неприятного типа по имени месье Говно (знакомого нам по второй короткометражки из киноальманаха «Токио!»), потом в убийцу и ещё бог знает в кого. За два часа он проживёт одиннадцать жизней, и мы так и не узнаем, какая из них его. Скорее всего, все вместе взятые.

Ещё раньше — в самом начале фильма — Леос Каракс (да-да, собственно персоной), точно Буратино золотым ключиком, откроет дверь в иную реальность, и начнётся Кино. Именно так — с большой буквы. «Святые моторы» — это квинтэссенция кинематографа, его самая суть. Не синефильское удовольствие (чему радоваться, если у режиссёра недавно умерла жена?), а именно что серьёзный разговор о природе кинематографа, актёрской доле (сменить одиннадцать образов за фильм сейчас может разве что Дени Лаван) и о том, что происходит, когда кино превращается в жизнь, а жизнь — в кино. Но совсем серьёзного разговора тоже не получается: в антракте оркестр во главе с Дени Лаваном, играющим на баяне, исполнит «Let my baby ride» Р. Л. Бернсайда. И этот проход намертво отпечатается в памяти у каждого. При всей своей претенциозности и киноманской распальцовки, «Моторы» дьявольски смешное и остроумное кино. Можно не любить Каракса и его фильмы (всё более и более постмодернистские), но нельзя ни проникнуться уважением к тому, с каким азартом, и не смотря ни на что, Каракс продолжает снимать их. Так что устраивайтесь поудобнее, скоро в зале погаснет свет, киномеханик врубит проектор, будет весело.

Пожалуй, это самый странный фильм, который я увидел в этом году. Странно и то, что он, будучи в конкурсной программе Канн-2012, остался без единой награды. А уж отзывы какие разные! Одни усмотрели в фильме «неведомое существо», которое перемещается из жизни в жизнь. Другие – компьютер в качестве телепорта. Не верьте! Нет тут ничего подобного. Зато есть шок от удара творчеством высокого напряжения.

Некий месье Оскар разъезжает по Парижу в шикарном лимузине и с разнообразными актерскими атрибутами. Выйдя из машины, он играет определенную роль: нищей старухи, бизнесмена, убийцы, безумного обитателя подземного города, отца девочки-подростка, умирающего богача… Он называет это встречами, а своё занятие – работой. И каждая роль превращается в кусочек чьей-то жизни здесь и сейчас.

Но о чем это? На протяжении всего фильма у меня в ушах звучала песня «Поезд жизни» старой московской группы «Наутилус». Там есть такие слова:

«Как-то очень давно кто-то мудрый сказал,
Мир нарочно устроен таким.
Он не так уж и плох, но похож на вокзал,
Где мы вечно то ждем, то спешим.
А когда вдруг заметим, что поезд уже ушел,
И потерянных дней не вернуть,
Мы без лишних хлопот занимаем вагон чужой,
И в чужой отправляемся путь».

Мы постоянно кого-то играем. Примеряем разные роли, разные маски. Мечемся из стороны в сторону, пробуем эту жизнь на вкус, используем сослагательные наклонения. Решаем очень важные проблемы, о которых уже завтра может не помнить. Играем роли детей, отцов, учеников, учителей, зрителей, творцов… Но где мы сами? И кто мы? И что нам действительно нужно? Герой фильма, который перескакивает из образа в образ, из жизни в жизнь, давно запутался и потерялся в этом непрерывном вихре жизни. И когда он на двадцать минут встречает свое прошлое, он его пугается.

«Я немало успел, но пугает меня одно
Вдруг и я, обленившись в пути,
Мимо жизни проеду, смотря на нее в окно,
И уже не успею сойти».

Я понял фильм так. Но можно разгадывать его как ребус. Пробуждение главного героя можно интерпретировать как возвращение самого Каракса в кино после долгого перерыва. Кстати, в фильме он собственной персоной в кинозал и заходит. Частые ссылки на другие фильмы – чем не приглашение поразмышлять об актерской профессии? И сделать вывод, что вся наша жизнь – игра.

Фильм можно воспринимать и как дань уважения кино. Мы словно путешествуем по жанрам: семейная драма, научная фантастика, фэнтези, мелодрама, мюзикл, гангстерский триллер. 74-летняя Эдит Скоб, играющая водителя по имени Селин, надевает маску, которая является прямой отсылкой к ужастику 1959 года «Глаза без лица», в котором Эдит исполнила одну из ролей.

Фильм остался без наград. Но это не удивительно. Ведь Каракс снял редкое для современности неполиткорректное кино. Чего только стоит эпизод с трансформацией гардероба Евы Мендес!

Такая, вот, история. Такой, вот, фильм, над которым надо подумать, о котором хочется поговорить.

10 из 10

Вряд ли режиссер вначале пришел к некой простой и банальной мысли типа 'жизнь-это театр, а люди -актеры', а потом решил проиллюстрировать её, или ещё хуже зашифровать- пусть попробуют догадаются, чтобы некий зритель после двух часов мучений облегченно прозрел: 'Ааа, вот оно что!'.

Я думаю, режиссер и сам хотел бы ответить на поставленный вопрос, а ответив, не стал бы снимать фильм. Именно так, а не наоборот.

Вначале кажется, что фильм о пресыщенном богаче, который гоняется за новыми ощущениями и спешит прожить несколько жизней. Но достаточно быстро становится понятно, что это не так. Ошущения не могут быть от иммитации: ты не можешь получить наслаждения от воды, если не испытываешь сильной жажды; так же нельзя бояться от иммитации страха, или страдать от иммитации любви. В этом случае диалог отца с дочерью в машине становится пластмассовым, абсурдным.

Потом возникает мысль о некоем театре для таинственных зрителей. Более свежая мысль, тем более в наше время всевозможных сериалов с иммитацией жизни в стиле 'Шоу Трумана'. Сюжет можно было бы дополнительно оживить закольцевав, заставив героя переодеться в маску Евы Мендес и повторно проиграть сцену, только с её стороны. Но и это не спасло бы вторичности посыла- это уже когда то было.

Сарказм над индустрией кино, где режиссер пытается впечатлить безликих зрителей, как ненасытные воронки ждущих всё новых ощущений, а он, режиссёр, так и хочет воскликнуть в стиле героя из фильма 'Зеркало для героя': 'Вы думаете я железный?!'? Может быть, может быть. Действительно, публика алчет, и даже если она алчет не нового 'Паука', 'Терминатора', или 'Санта Барбара', всё равно она ненасытна, проглатывает кровь и слёзы, даже если они натуральные.

Взгляд свыше, в том смысле, что моторы действительно 'святые' и они нас куда то и зачем то везут? Может быть и так. Не самый, кстати, худший вариант. Хуже если моторы не святые, или не везут, или везут сами не зная куда.

Режиссер, если не лгут сми, после долгого молчания, после смерти любимой жены, так и не сумев привлечь деньги на то, что Непаук или Негаррипоттер, снял возможно крик души. А крик он на то и крик, что несдержан и непросчитан. Крик отчаяния, что жинь-театр, что актеры в нем все, в том числе и зрители, и режиссер. Что проходим мы через жизнь не ведая себя, своей дороги, как бы исполняя роль. Что зрителю нужен не крик, а зрелища. Что неведомый сценарист порой уж слишком неведом. Что, впрочем, крик он и без 'что' -крик.

В воображаемом зале сидят зрители, они добрые и умные, и всё понимают. И сценарист смотрит сверху. Или снизу...