Эта гротескная притча под девизом 'люблю повеселиться, особенно пожрать' сюрреалистична, причудлива и чудесна. Если мы идем в кино, чтобы увидеть вещи, которые мы никогда не видели прежде, то этот фильм в этом смысле невероятно успешен.
Нет лучшего фильма о еде и смерти. О бездуховных запросах и стремлении к саморазрушению.
Важно отметить преднамеренное отсутствие предыстории персонажей, которое могло бы пролить свет на причины их суицидальных намерений, из-за чего брутальная комедия становится ещё более мрачной. Сюжет про гедонистическую оргию четырёх скучающих богачей, достигших вершины пресыщения, пародирует '120 дней Содома' маркиза де Сада. Учительница Андреа, по девиантности переплюнувшая бывалых проституток, символизирует устремления среднеклассовой органической интеллигенции, прислуживающей верхам, быть с ними на равных в пользовании благами, в делёжке стола.
Таким образом, данная кинокартина наглядно демонстрирует, насколько плохо общество эпохи потребительского капитализма, и как далеко мы зашли в неправильном направлении, чтобы не иметь возможности снимать подобные фильмы.
Ананасы в шампанском, или Садитесь жрать, пожалуйста!
К берегам Таити плывет белоснежный корабль с мертвым Диллинджером, Катрин Денев оказывается сукой, но до обыкновенного безумия все еще далеко. Италия семимильными шагами несется по пути экономического чуда, чтобы после Нефтяного кризиса 1973-го года провалиться в стагнационное болото. «Самое время пожрать, господа!» - думает миланский возмутитель сытого буржуазного спокойствия Марко Феррери. И снимает кино про то, как четверо приличных с виду мужчин, занимающих не последнее положение в обществе, а на деле банально любящих баб да блюда, уединяются в фамильном особняке одного из них, дабы нагурманиться до смерти. В прямом смысле слова смерть. Так уж повелось, что рост национального благосостояния неизменно вызывает волну неутешительных размышлений со стороны поборников духовности. Было бы даже странно отсутствие подобной реакции на торжество консьюмеризма в колыбели Возрождения современной цивилизации.
Экспозиция «Большой жратвы» пронизана садианскими реминисценциями, что вновь – после вышедших друг за другом «Свинарника» и «Семени человеческого» - свидетельствует о творческом родстве Феррери и Пьера Паоло Пазолини. А может, и напротив, является всего лишь шпилькой в адрес моды на прозу распутного маркиза. Феррери вообще, нужно отдать ему должное, хорош уже тем, что не занудствует и не морализаторствует, снимая не остросоциальную драму, а этакую черную комедию. Тошнотворную в обилии физиологических подробностей, зато с выдумкой. Дом, заставленный дорогим хламом тянет на метафору засоренной чем попало жизни среднестатистического буржуа. Детали обстановки, к примеру, безвкусная статуя голой женщины в саду, подчеркивают пошлость такой жизни. Хладные тела первыми отошедших в мир иной продолжают стеклянными глазами пялиться на безумное пиршество своих приятелей, нивелируя разницу между живыми и мертвыми, низводя пока еще здравствующих до статуса ходячих трупов. А глядя на залитые, простите, дерьмом персидские ковры и обделанный им же щегольской наряд, становятся понятно, куда уходят корни современного сортирного киноюмора. Суть, что сейчас мы обожремся, а потом в своих испражнениях потонем, конечно, давно утеряна, зато сами испражнения в кадре прижились. Символично и то, что в фильме наиболее привлекательными оказываются шлюхи, честные в своем стремлении заработать, чтобы прожить, и куда больше омерзения вызывает похотливая прожорливая учительница, испытывающая неподдельное удовольствие от возможности присоединиться к потреблятской вакханалии.
Фаршированая шоколадом индюшатина и телячьи отбивные, пулярка с трюфелями и почки в соусе «Бордолес» опускаются в переполненные желудки под благородный саундтрек Филиппа Сарда, постепенно опошляемый звуком выходящих газов. Режиссеру удалось зафиксировать тот неуловимый момент превращения высокого в низкое, утонченного в свинское. Ровно так, как изысканная трапеза по заветам Брийа-Саварена превращается в скотское обжиралово, как образованный человек превращается в животное, регрессирует наше несчастное перекормленное общество. Слишком много всего. Настолько много, что переварить эти излишества не представляется возможным. Впереди – лишь духовное ожирение в преддверии нами самими предреченной гибели. Все, как и у героев «Большой жратвы», чьи нелепые смерти стали олицетворением прижизненного фетишизма, будь то любовь к дорогим машинам или прочная зависимость от сиськи кормилицы. Излюбленная Феррери тема феминизации и угасания мужского начала в современном мире нашла отражение и в этом гастрономическом фарсе. Из скромной с виду учительницы родилась новая пчеломатка, которой, впрочем, не грозит оплодотворение, ведь окружающие ее мужчины – сплошь рафинированные вырожденцы. Четыре героя, названные именами сыгравших их актеров, представляют собой четыре маскулииных психотипа: ловелас-Марчелло, мямля-Филипп, эстет-Уго и балагур-Мишель. Все такие разные, но одинаково смешные в своей тоскливой пресыщенности.
Диагностировав у современного общества аллегорическую булимию, Феррери повеселился на славу, живописуя ее симптомы. Наверное, и наблюдать реакцию изнеженной публики тоже было презабавно. Если же откинуть вызывающую форму, останется достаточно прямолинейное содержание, одна из вариаций на тему летящей в тартар цивилизации. Актуальности своей фильм, само собой, не утратит, покуда пестрят обложками рекламные проспекты, и все новые и новые вкусности вываливаются на полки магазинов, соблазняя своей острой искристой новизной. При этом давно уже не кажется критически близким и однозначно неизбежным обещанный закат Европы, а молодежь, читающая в автобусе Данте или Боккаччо с айпада, так и вовсе возрождает веру в человечество. Тут вспоминается одна моя подруга, которая говорила, что жрать – это клево. От себя добавлю: главное, не переусердствовать и помнить про эспумизан.
Итальянский режиссер Марко Феррери был тем еще провокатором. Его фильмы часто вызывали скандалы в общественной среде. Апофеоз безумия случился именно тогда, когда этот безумный итальянец выпустил провокационный шедевр “Большая жратва”. Ему хватило наглости привезти этот фильм на Каннский кинофестиваль. Когда этот фильм посмотрели в Каннах, то люди просто плевались в лицо Феррери, когда он шел по красной дорожке, а он хулиган улыбался в ответ и посылал всем воздушные поцелуи…
Сюжет у этого фильма просто гениальный. Четыре гедониста закрываются в большом особняке и вызывают трех проституток. Один из этих гедонистов приглашает в этот дом школьную учительницу, потому что он видимо, не хочет иметь дело с проститутками. Потом эта учительница, кстати, будет спать со всеми подряд. Ну а все оставшиеся время герои будут кушать (жрать) еду, заниматься грязным делами с проститутками и самое главное портить воздух очень сильно.
Возбуждает правда! Хе-хе итальянец Феррери знал, куда нужно копать. Он показал лицо всех обыкновенных людей. Конечно, можно тут размышлять и говорить, что этим людям надоела жизнь вот они и нажираются до смерти. Можно говорить, что Феррери обыкновенный провокатор (например, как Ларс фон Триер), но на самом деле Феррери снял настоящую правду про то, что люди сами себя поедают. Как это не печально, но данный фильм Феррери особенно актуален в наше время, когда весь мир загибается с каждым годом.
А как же еда, секс и испражнения, то это всего лишь часть нашей жизни и ненужно тут морщить нос. Жалко, что поймут фильм Феррери только взрослые люди, которые разбираются в хорошем кинематографе, а молодым подросткам тут ловить нечего. Разве только посмеяться можно будет, когда несчастный человек умирает, но кушает еду, а девушка ублажает его руками. Ха-ха! Безоговорочный шедевр.
Римский сатирик Петроний Арбитр отдавал концы с присущими ему роскошью и изяществом. Он собрал в своем дворце друзей, устроив банкет с музыкантами, поэтами и каруселью из шлюх, наслаждался изысканными явствами и винами, слушал гостей и сам декламировал стихи, возлежа на пиршественном ложе. Потом роздал прощальные подарки, выпорол напоследок рабов для порядку, прочитал пакостный памфлет про Нерона и вскрыл себе вены, довольный и пьяный, сведя последние счеты с опостылевшими эпохой и государем. Герои «Большой жратвы» наверняка читали в своих гимназиях и лицеях эту известную историю, решив, подобно древнему римлянину, распрощаться со скукой земного существования в окружении лакомств, выпивки и плотских утех. Правда время уже не то, дым пожиже. Вместо дворца - уединенный особняк, вместо быстроногих гетер – несколько заезжих девиц легкого поведения, да скучающая соседка-учительница. Но в плане обилия и качества еды с выпивкой все устроено не хуже, чем у самого растленного патриция. Дом ломится от заготовленных впрок туш всех съедобных божьих тварей, винный погреб вполне способен утолить жажду целого гусарского полка. Все это, принимаемое регулярно и в огромных количествах должно рано или поздно, по замыслу персонажей, отправить их на тот свет самым достойным и приятным образом. А почему бы и нет? Жизнь хороша и с комфортом закончить ее - тоже искусство.
Франция времен семидесятых - время расцвета наконец отошедшей от военных треволнений буржуазии, демонстративной роскоши, наслаждения плодами растущей экономики. Бури волнений революционных студентов давно отгремели, да и доносились ли они в тихие, сытые, благопристойные пригороды? Можно уютно устроится в тени раскидистого каштана, вдалеке от красных капелл, маоистов и прочей левацкой нечисти и просто кушать, ну или обжираться - дело то житейское, приличное и не стыдное - благо на дворе эпоха потребления, вот и остается потреблять. Это вот растленное безвременье и породило в европейском кино целый вал антибуржуазных фильмов. Конформист Трентиньян без толку наматывает мили по скошенным мостовым, терзаясь от собственной ненужности и пытаясь прицепиться к набирающему скорость фашистскому поезду, бесчисленные герои Мастроянни, зависшие в своем безделье между небом и землей, Пикколи у того же Феррери, разряжающий со скуки и безнадеги старый револьвер в свою жену. Буржуа здесь - 'ненужный человек', ничего не создающий, пользующийся плодами, созданными чужими руками. Ему ничего не остается, кроме как уныло фланировать, следуя немудреным светским ритуалам, ну и потреблять. Прошлое забыто, будущего нет, так как его нельзя потрогать, оценить, или скушать, есть только опостылевшая реальность. Конец буржуазного мира по Феррери это не Большой взрыв, а большой чпок, как у пережравшего кадавра из книжки Стругацких. Более жирный крест на целой культуре и классе представить сложно, по крайней мере до «Деликатесов» Жене, где безудержное обжирание перерастет в банальный каннибализм.
В контексте «Жратвы» можно вспомнить и другой, снятый парой лет позже, фильм-памфлет, не менее категоричный и скандальный. Уединенный большой особняк, четверо его обитателей, решивших в своей пресыщенности отведать очередного смертного греха, упившись им до беспамятства, что-то это напоминает? Ах да - 'Сало' Пазолини. «Жратва» и «Сало» - суть близнецы-братья, зеркально похожие, смотрят друг на друга, обмениваясь греховными улыбками. И там и там - по четыре главных героя, не человека, а маски, типажа, функции, типичного представителя своей социальной страты. И там, и там для симметрии к мужскому коллективу приставлены растленные средневозрастные дамы. Беспокойными табунчиками в обоих фильмах в кадр заглядывают дети - надо ведь сеять отравленное семя в душах будущих поколений. Два греха, два фильма - что хуже - восхитительное ультранасилие или животные обжорство и похоть - решать зрителю. А можно решить в духе кэрроловской Алисы - 'Оба хороши'.
Не стоит преждевременно плеваться после просмотра фильма, может лучше просто задуматься? Люди не самые сложные головоломки и к каждому можно подобрать свой волшебный ключик, перерастающий, со временем, в могильный крестик. Пускай это будет не дом, заставленный кушаньями, хотя для кого-то и он покажется хрустальным ларцом. Секс, алкоголь, наркотики, деньги - главное найти стимул, а дальше человек сам, как мышка из эксперимента закончит дело, безмерно упиваясь своим персональным фимиамом. Ведь на дворе эпоха потребления и остается только пожинать ее сладкие плоды, закармливая себя ими, как герои 'Жратвы', до самой смерти.
Бытует мнение что фильм наполнен образами и метафорами но, то ли я глуповат, то ли многие видят символы на пустом месте. К примеру, в финальной сцене многие усматривают аллюзию на четырёх всадников апокалипсиса, только из-за присутствия четырёх мясных туш. Но в той сцене присутствуют ещё семь собак и одна баба. С такой же уверенностью можно сказать что это аллюзия на Белоснежку и семь гномов. А без метафор фильм превращается в обычную комедию Энджой Мувис с шутками про пердёж, только более европейскую. То есть с обилием ненужной и неэстетичной обнажёнки. Не поймите меня превратно, я не против эротики в кино, но здесь она вообще ни на что не влияет.
Собственно у фильма только два плюса. Первый - это идея и посыл. Но идею про очень оригинальный способ самоубийства загубили монотонным и скучным повествованием, а посыл кажется притянутым за уши. Второй плюс - игра актёров. Марчелло Мастроянни это наверное единственное, из-за чего стоит смотреть данное кино, хотя остальные актёры тоже играют великолепно.
Самая же главная ошибка фильма в том, что он не вызывает никаких эмоций.
Главный редактор одного провинциального кулинарного журнала посвятил свою колонку разбору этого фильма. С одной стороны, как человек с высшим гуманитарным образованием, автор упомянул и про остросоциальный контекст, и про значение этого произведения для мировой культуры в целом и для него, автора, в частности.
С другой стороны высказал искреннее сожаление тем фактом, что постановщик фильма выбрал объектом насмешек старую как мир культурную традицию – хорошо и вкусно поесть. То есть специалист безошибочно определил авторский объект насмешки. Шедеврам современности про общество потребления несть числа, это вполне сформировавшийся отработанный штамп в искусстве нашего времени. Если эту тему с успехом берёт на вооружение рекламный бизнес, то о чём ещё здесь можно разговаривать?
Между тем, это старое кино остаётся вневременной классикой. Ведь здесь Феррери, действительно, (как верно определил специалист) издевается над потребностью культурного человека культурно покушать. Стремлением, возведённым в абсолют. Определяя умение насладиться изысканной трапезой как одну из основополагающих либеральных ценностей, он доводит этот атрибут культурного человека до абсурдной изнанки. Гурманистический ритуал превращённый в ритуальный суицид. И это, по-моему, очень важный раздражающий фактор этого фильма. Феррери, изучавший в юности животных, не уподобляет им своих героев, а, скорее, противопоставляет. Для зверя еда – возможность поддержания жизненных сил, а не способ самоидентификации или познания мира. Современный homo sapiens отвратителен не в силу животности своих инстинктов, но в силу их отсутствия. Следовательно – нежизнеспособности.
Герои Феррери не способны даже к размножению не по вине природы, им просто это лень. Они – культурные люди, ни в чём и ни в ком не нуждающиеся, не имеют ни одной мало-мальски значимой зацепки за жизнь. Человек разумный превращается в человека заброшенного.
Жизнь, развивающаяся по законам сложения, современного культурного человека из себя вычитает.
Четверо сорокалетних холостяков - пилот гражданской авиации, комментатор телевидения, адвокат и кулинар – собираются на уединенной парижской вилле, чтобы устроить себе праздник чревоугодия. Они завозят в особняк несколько фур с продуктами – тонны говядины, свинины, всевозможных пряностей. Из этих годовых запасов они принимаются готовить всевозможные блюда – отбивные, биточки, зразы, рагу, шашлыки и, запивая все это лучшими сортами французских вин, начинают жрать. Они жрут до тех пор, пока не умирают от переедания.
Но перед тем как отправиться в мир иной они еще успеют позаниматься сексом, вволю порыгать и поикать, попукать и побегать в туалет, всякий раз радуясь способностям своих организмов отторгать продукты питания. Но ни что не вечно под луной. Излишества все же убивают одного за другим участников этого безумного празднества. Они по очереди испускают дух, либо утопая в собственных экскрементах или же тихо загибаясь от несварения желудка.
А пока для пущего удовольствия приглашают уличных шлюх и школьную учительницу, которую случайно встретят в парке. И если проститутки быстро сбегут, получив пищевое отравление, и не перенеся столь отвратительного свинства, то преподавательнице культуры, как раз наоборот, такая жизнь придётся по вкусу. Она не только останется в доме, но и не на шутку увлечется. Поочерёдно соблазняя всех мужчин, она поможет каждому из четверки «экстремалов» скоротать последние часы этого важного священнодейства, постепенного превращения триумфа еды во все более бессмысленную оргию, а затем и в агонию.
В 1973-м этот знаменитый фильм Марко Феррери наделал шороху на каннском фестивале, откуда увез премию критиков. С тех пор он считается чем-то вроде визитной карточки режиссера, или одним из главных его творений. Ветеринар по первому образованию (что просматривается уже в названиях его фильмов – «Пчеломатка», «Женщина-обезьяна», «Сука», «Прощай, самец»), Феррери всегда стремился показать, как функционирует «человеческая машина». Потребление, как процесс, самоубийственный по своей сути, постоянно играл у него ключевую, либо весьма значимую роль. Но на этот раз гастрономические утехи обрели буквальный смысл, преобразовавшись в апокалипсис общества тотального (у)потребления.
«Большая жратва» - это не только концептуальное режиссерское кино, это еще и бенефис европейских звезд первой величины - Нуаре, Мастроянни, Пикколи и Тоньяцци. Каждый из них не только не перетягивает одеяло на себя, но столь гармонично вписывается в квартет, что до какого-то момента (по крайне мере до того, пока все еще живы) начинаешь подозревать «худшее»: уж не играют ли они самих себя? Тем более что Феррери хитроумно присваивает каждому из героев настоящие имена их исполнителей…
Итальянский режиссёр никогда не шёл на поводу у публики или фестивальной моды, всегда снимая остросоциальные ленты, которые, в то же время, можно назвать и чёрными комедиями, и притчами. La Grande bouffe начинается как хулиганская провокация, превращающаяся затем в фантасмагорию. Но свойственный режиссеру анархизм выгодно принижает критический пафос антибуржуазного бунта.
Фильм отражает не столько главные пороки века потребления, сколько печальный итог «цивилизованного» развития. Жратва, по сути своей, мистерия (во французском звучании буквальная), но в финале ее иносказательный подтекст звучит уже трагическими нотами, и их значение становится с годами все более актуальным. Особенно для России начала ХХI века, население которой с какой-то оголтелой радостью превращается в образцовых потребителей.
4 веселых итальянца решили перекусить, но заблудились в лабиринте мясного рога изобилия.
'Ну что сказать, ну что сказать, устроены так люди...' Именно эти строчки приходят в голову после просмотра данного творения Феррери. Я хоть и не Алла Борисовна, но пару куплетов вам спою...После первых 15 ознакомительных минут (знакомство зрителя с главными героями) начинается то, о чем мне хочется напеть 'как здорово, что все мы здесь сегодня собрались' Но это я отвлекся, т. к. это не караоке-бар в конце концов. Начинается массовая закупка хавки. По-моему, главные действующие лица ограбили национальный мясной банк для того, чтобы поиздеваться над ребятами из общества защиты животных. Более того, они устроили настоящую психологическую атаку всем вегетарианцам, которые даже, если бы на протяжении всей своей жизни кушали мяско, такое количество не осилили бы.
Вернемся к сюжету. На протяжении 2х последующих часов, ребята будут кушать. Кушать и рвать. Рвать и кушать. Иногда заниматься сексом с помощью подручных средств (каких, говорить не буду, да бы не испортить настроение). К концу фильма зритель невольно начинает понимать, что в живых не останется никто. Никто, кроме рыжей учительницы, которая совратила по очереди одного макаронника за другим. Ела она, к слову, не меньше своих половых партнеров.
Стоп, стоп, стоп...
Вы не смотрели фильм, и читаете эту рецензию? Вы не смотрели фильм? Обязательно посмотрите.
Марчелло Мастроянни очень мил, но до Ален Делона ему далеко. Во всех смыслах.
Этот фильм показал, настолько люди голодны. Голодны ко всему.
В конце фильма шикарная как по мне сцена: к особняку подъехал грузовик с замороженным мясом, которое мясники дружелюбно выбросили на газон в саду. Дворовые собаки оказались гораздо умнее людей и есть эту еду не стали. Еду, которая была грязная. Последнее предложение, каждый может трактовать, как ему угодно.
9 из 10.
(Была бы 10, если бы на клавиатуре была цифра '10'. А так '9' - самый высший балл)
Приключения итальянцев во Франции, или О чём умирают мужчины
Замученный Уго выходит из лавки LE BISCUIT A SOUPE, забирает свои кровные ножи, и готовится к встрече со своими друзьями. Сам Уго — любитель высокой кухни, повар со стажем и мягкотелый подкаблучник: похоже, что тирания его жены Мадлен никогда не закончится. А вот и Мишель — разведённый отец-неудачник, который ведёт идиотские телешоу для домохозяек, развлекаясь натягиванием резиновых перчаток на руки. А это — холёный Марчелло, видавший в этой жизни всё, что только можно, с высоты птичьего полёта и уставший от суеты мирской — капитан самолёта. Филипп же, нянеНькин сынок, который в свои 43 так и не перестал придумывать себе оправдания, как пятилетний мальчик. С одной стороны, все они — показательные воплощения порочности. С другой же, все четверо находятся на финишной своего противостояния с мирскими бренностями: жизнь им наскучила уже окончательно. Режиссёр и сценарист фильма, Марко Ферерри, привык вкладывать в фильмы частичку своего бытия. Сарказм и высмеивание постиндустриального общества сделали из Ферерри специалиста по чёрным комедиям. Хоть Ферерровская «Жратва» может показаться дерзкой, но всё же она остаётся по-детски доброй зарисовкой, в сравнении с жестокой суровостью Пазолининской «республики Сало». Второплановым шёпотом доносятся и отголоски ветеринарного прошлого режиссёра: обилие животных — от бегающих по двору и лающих до свежезамороженных и хорошенько прожаренных. Животные… Как близки они человеку… И как далеки они от людей… Животные…
Им скучно. За свою жизнь они успели разочароваться во всём. Желая покончить со своей бессмысленной жизнью, герои решают умереть от переедания, собираются в старом особняке Филипа и устраивают последнюю большую жратву. На самом деле, название фильма переведено на русский язык не достаточно сочно: ведь «La grande bouffe» — по смыслу ближе к «величественной, грандиозной жратве», что подчёркивает вовсе не количество блюд и размах мероприятия, а эпичность и значимость повода, ради которого всё это затеяно. Первый «завтрак» проходит под слайдшоу обнажённых женщин различной свежести. «Ну, хоть кто-нибудь хочет мою колбаску?», «Попробуй немного моих почек!», — наперебой галдят мужчины, затыкая друг другу рот едой. Им всё ещё скучно. И дабы скрасить предсмертное пиршество, герои зовут трёх дам почасово-оплачиваемого поведения. Но жемчужиной вечера станет учительница младших классов, Андреа. Но всё ещё скучно. Даже секс на раритетном Бугатти 1926-го года выпуска не приносит желаемой феерии. А достичь веселья оказалось просто, ведь что может быть приятнее и радостнее, чем забрасывание нагого женского тела тортом и кремом? «Кроме жратвы — всё суета. Ешь», — говорит Мишель, засовывая индюшиную ножку в рот своей одноразовой подруге.
И всё же, Андреа. Путаны не выдерживают такого количества калорий, им хочется диету, платье и ничего не решать. Они уходят. Андреа более стойкая и надёжная женщина: оставшись с суицидальными гурманами — учительница смогла и покинувших дам заменить для всех четверых, и ела как десять голодных свиней. А тем временем, одна и та же мелодия Филиппа Сарда всё звучит и звучит через каждые десять минут, словно несвоевременный похоронный марш. Каждый раз напоминая зрителю, что вот-вот, скоро уже всё кончится… Скоро… И страх овладевает зрителем всё сильнее и сильнее, с каждой клавишей пианино, с каждым поступком героев, как рыболовный крючок, достаёт из нашей памяти мысли, поступки, желания, которые, возможно, хоть и не воплощались в жизнь, но всё же мелькали в наших беспечных головах… Да и по сути — что мы ещё делаем, помимо того, что едим, занимаемся сексом и спим? Да… делаем ещё кое-что. Но и это мимоходом упоминается в фильме, когда Марчелло стал жертвой взорвавшегося унитаза, оставив шлейф запаха и привкуса, вплоть до последнего кадра…
Любовь. Высшее из чувств рождается в этом последнем пристанище просаленного разврата и греховного торжества. Любовь светлая и несвоевременная, как след сливочного крема на монашеских губах во время строгого поста… Да, Филипп и Андреа испытывают нечто большее, нежели инстинкты размножения. И он решается на самую последнюю ложь в своей жизни: обещает жениться на ней, понимая, что это уже никогда не произойдет. Но и Андреа осознаёт, что это ложь: на её глазах умирает Марчелло, а потом и Мишель доходит до ургентного состояния. Кажется, женщина уже понимает, что тут происходит, но это её не смущает. Она достойно воспринимает действительность и остаётся до конца с человеком, которого полюбила, чтобы даже после его смерти было кому открыть врата для нового фургона с очередной порцией жратвы. Положительный ли фильм? Вполне: после его просмотра ещё несколько дней вам не захочется есть, так что пару килограмм можно будет сбросить и без всяческих глупых диет.
Особого восторга картина у меня не вызвала. Хотя она лучше, чем 'Делликатесы' Жан-Пьера Жене и Марка Каро.
Думаю основная проблема таких картин как 'Скромное обояние буржуазии' и 'Большая жратва' в слабости развития конфликта. Он поставлен с самого начала и не развивается, а так сказать смакуется. Все наши ожидания связаны лишь с интересом о том кто и как.
Это фильмы для критиков, а для широкого зрителя врядли составят огромную ценность. Да идея конечно гениальная, показать сатиру на потребительское отношение к жизни. Но все показано как-то слишком по итальянски. Уж очень фильм итальянский. Присутствует дух итальянского кино.
Картинка какая-то серая и мрачная. Ну может это режиссерский ход.
Актеры кнечно маститые, но особой игры они не показали. Марчело Мастрояни вообще мне не нравится как актер.
