Я жив, значит, я выбираю. Я выбираю, значит, я жив.
(Вольная интерпретация Жан-Поля Сартра).
Прежде чем пойдёт речь о фильме, за создание которого Джозеф Лоузи получил заслуженный «Сезар», хочется сказать несколько слов о затронутом в картине вопросе. Холокост – одна из ужасных страниц в истории фашизма, является темой, которую историки смакуют во всех деталях и которую многие предпочитают стыдливо замалчивать в приватных разговорах. Произведения на эту тему являются тяжёлыми для восприятия и понимания. Британец по национальности, коммунист по убеждениям, Джозеф Лоузи сумел показать холокост в очень многогранном, достоверном, глубоком изображении. За что и получил заслуженного «Сезара» - высшую кинематографическую награду Франции.
Оккупированный Париж, 1942 год. Красавец и богач Робер Кляйн скупает у бедствующих евреев антиквариат, по дешёвке. Евреи страдают. Робер пирует во время чумы. Он пытается вынести себе жалкое оправдание в процессе разговора со своим клиентом:
«- Я бы не покупал, если б не обстановка в стране.
- Так и не покупайте».
Хотя, нет. Начать следовало не с этого. Фильм открывается жутковатой сценой: врач осматривает женщину, выясняя, к какой расе она принадлежит. И такое ощущение, что это осмотр не человека, а рабочего скота… Осмотр зубов, измерение черепа… Это – некий пролог к тому, о чём пойдёт речь в фильме. Некая демонстрация зрителю того, чем же был геноцид евреев. Начиная, что называется, от печки.
А Робер Кляйн – богач, беспечно живущий в оккупированной столице, имеющий жену, много любовниц, дом – полную чашу и блаженное удовлетворение всей жизнью. Однако случается странное: под его дверь подбрасывают газету, распространяемую по подписке для евреев. И главного героя начинает съедать любопытство. Он выясняет, что есть его полный тёзка, для которого та газета и предназначалась. С этого момента зрителя будет преследовать неотступный вопрос: почему? Зачем? Имя не редкое, фамилия тоже… Ну выяснил, что есть у тебя двойник и вышла ошибка, так выкинь газету и забудь о случившемся. Но Робера Кляйна тянет к его двойнику, как магнитом, и он пускается в его поиски…
Казалось бы, всем понятно, что холокост – одно из чернейших пятен на истории. Может ли абсолютное зло иметь оттенки? Есть ли оттенки у фашизма? Есть ли оттенки у оккупированного Парижа? Имеет ли какие-то тона холокост? Можно ли в каких-то красках накидать портрет человека, который с ходу обвинил незнакомого ему еврея во всех смертных грехах? Фильм «Месье Кляйн» выдержан в очень холодных тонах. Эти тона холодны, как холоден сам оккупированный город в зимнее время. Так же хладнокровен и месье Кляйн, движущийся по наклонной плоскости к неизбежному.
Самым интересным в этом фильме является то, что он лишён какого-либо посыла. Он содержит, казалось бы, сухую констатацию фактов. «Месье Кляйн» наполнен длиннотами, филигранной игрой с подтекстом и смыслами, но мы видим только героев, совершающих те или иные поступки. И что характерно, никто из них не положителен. И режиссёр не пытается вызвать симпатию зрителя ни к кому из персонажей. Ни симпатию, ни жалость. Он просто сухо преподносит нам историю любопытного обывателя, которому, казалось бы, чего-то не хватает в его невозможно благополучной жизни.
На мой взгляд – это фильму в плюс. Режиссёр не лезет зрителю в душу и не дёргает его за рукав, пытаясь донести до него своё видение смысла и заодно заставить согласиться. Он предоставляет возможность подумать. Что же, подумать есть над чем.
Из художественных достоинств фильма, кроме потрясающей гаммы холодных цветов, можно выделить уже упомянутую выше игру с подтекстом. Сцена: месье Кляйн на аукционе, публике предлагают купить гобелен, на котором изображён стервятник. Стервятник с пронзённым сердцем, продолжающий лететь. Не намёк ли это на самого главного героя, который, даже когда станет ясно, что следует остановиться, продолжит путь? Он говорит своей спутнице: «Этот гобелен приносит несчастье». Но он закрывает глаза на то, что принесёт несчастье ему. Или нет? Здесь тотальное разделение появляющихся мыслей на два лагеря. Первое – действительно ничего не доходило до бедняги, которого в ненужный момент обуяло любопытство. Второе – а может, как раз всё понял с самого начала? И шёл сознательно?
А вот сцена в замке, где он разговаривает с женщиной Флоранс, знающей его двойника. Флоранс называет Робера стервятником. Как ещё назвать человека, который наживается на нищете людей, у которых нет выбора? Да, стервятник и в Африке стервятник.
Характерно, что второй Кляйн так и не появится в фильме. Мы его не увидим. Разве что во время провокации, где месье Кляйна якобы просят к телефону. Кого увидит друг Робера Пьер, кинув взгляд? Это происходит слишком быстро, чтобы можно было понять, реальный ли это двойник Робера или то было зеркало? Однако факт есть факт – второй Кляйн является живым человеком, евреем, и он неотступно следует по пятам за главным героем.
Как издевательская насмешка, звучит исполнение «Интернационала» в роскошной гостиной Кляйна, куда пришли полицейские, дабы наложить арест на имущество…
И конечно же, основное двойное дно картины – это коронный вопрос: «Почему?» Каждый зритель начнёт после просмотра ломать голову – для чего? Зачем? Ну что в самом деле дёрнуло месье Кляйна в недобрый час пуститься на поиски своего двойника? Герой Делона сам даёт ответ – любопытство. То самое любопытство, которое сгубило кошку. Однако финальные кадры картины, которые по причине общей насыщенности фильма длиннотами кажутся вдвое длинней, дают очередной ход зрительским размышлениям.
К Роберу привязывается собака газетчика. И когда на его имя уже готовы фальшивые документы, Робер просит одновременно двух людей позаботиться о ней. Что это? Не втесавшееся ли в душу бессердечного дельца желание хоть раз в жизни помочь только одному живому существу?
К самому концу любопытство месье Кляйна оказывается исчерпано до конца. У главного героя на руках фальшивые документы. Но что, что мешает ему пустить их в дело?
Последние семь минут картины – это глубоко продуманная игра на нервах зрителя. От финальных сцен просто рвётся сердце. Джозеф Лоузи показал в начале фильма, что такое холокост. Покажет он это и в конце.
Какими бы ни были мотивы главного героя, но он берёт на себя чужую жизнь. Почему же? Из-за того, что надоела своя? Или из-за чувства раскаяния перед обобранными евреями? Или просто из-за тупого желания «пожить взаймы»? Непонятно. Лоузи не даёт единого толкования ничему в фильме. Холокост показан в картине настолько многогранно, что удивляешься, как можно посредством подтекстов, двойных доньев, метафор и игры со смыслом, в виде аллегорической притчи так много сказать о геноциде евреев. Сказать практически всё…
А посыл для себя умный зритель вынесет сам.