Если «Дневник сельского священника» - наиболее эмоционально тяжелый фильм Брессона, то «Наудачу, Бальтазар» - самый жестокий и беспросветный, по отношению, как к зрителю, так и к персонажам. Совершенно очевидно, что без этой картины не было бы ни «Белой ленты», ни «Туринской лошади» - их преемственность заметна и на концептуальном, и на формальном уровнях. Снимая фильм о людях с точки зрения осла, Брессон не только использует сюжетные коллизии чеховской «Каштанки», он делает фигуру осла чрезвычайно символически нагруженной. Ведь христианские толкователи Евангелия трактуют эпизод Входа Христа в Иерусалим, когда Тот въезжает в город на молодом осле, как прообраз заботы Христа о человеческой природе: осел – не много не мало сама человеческая природа, после грехопадения нуждающаяся в исцелении.
Также и брессоновский Бальтазар, играя с которым дети его то «крестят», то дают вкусить «соль мудрости», - это нечто «слишком человеческое», антропологически фундаментальное, что страдает, не видя просвета. Схожим образом и героиня Вяземски носит имя Мари не случайно, она единственная, кто жалеет и любит подросшего Бальтазара, - это намек на Богоматерь, нечто духовно чистое, любящее Человека. Свою чистоту Мари очень трудно сохранить в жестоком мире: Брессон выбрал деревенское бытие, чтобы подчеркнуть хтоническую ярость жизни по отношению к духовной хрупкости и беззащитности любви и альтруизма.
Печаль от поругания слабого добра могущественным злом болезненно подчеркнута известной мелодией Шуберта, которая здесь уместна, как нигде больше. Там же, где эта музыка не звучит, уступая место джазовым импровизациям, художественный эффект от рассказываемой Брессоном истории значительно слабее. Вообще «Наудачу, Бальтазар» - кино неровное и рыхлое, не чета многим другим лентам Брессона, пытаясь сочетать здесь традиционный психологизм с аудиовизуальной выразительностью, режиссер создает вязкий нарратив, в котором утопает зрительское внимание. Поочередно делая главными героями то Бальтазара, то Мари, то их антагонистов, постановщик рассеивает драматизм отдельных эпизодов фильма по всей его повествовательной ткани.
В результате мы имеем постоянно нарушаемое равновесие между формой и содержанием, что у Брессона, одержимого идеей гармонии всех структурных элементов, встречается нечасто. Помимо всего прочего «Наудачу, Бальтазар» впервые в фильмографии этого режиссера вводит тему молодежи, продолженную в «Вероятно, дьявол…»: здесь молодые люди – это пока чисто разрушители, еще не обремененные рефлексией, но уже носители городского сознания, четко противопоставленные патриархально-деревенскому. Заслугой Брессона можно считать то, что он в этой ленте демонстрирует, как хтоническую жестокость деревни, так и растлевающее нравственность персонажей влияние города, не идеализируя ни то, ни другое. В итоге перед нами фильм, где нет второстепенных героев, где страдает и мучается от людской жестокости, подлости и жадности беззащитная духовность, не важно воплощенная в осле Бальтазаре, или в невинной девушке Мари.
Одним словом, в своей формально несовершенной картине, которую тяжело смотреть из-за вязкости ритма и постоянного смещения зрительского внимания с одного героя на другого, Брессон вскрывает важный закон жизни – в том мире, который мы имеем, человеческая природа, символически воплощенная в осле Бальтазаре, а также детская чистота и непосредственность, выраженная в Мари, вынуждены страдать под гнетом разных видов зла, ненавидящего все живое. Ведь, если подумать, даже если Брессон и не нагрузил фигуру осла дополнительными коннотациями, то агрессия мира против обычного живого существа, пусть низшего по сравнению с человеком, эта злоба, направленная против несчастного животного, сама по себе чудовищна. Такая вот жизнь, Бальтазар.
Не золотой Ослик, несущий Брессону золотые яйца славы
Издеваться над классиками - дело, приносящее сомнительный результат обидчику. Нет, речь вовсе не о переосмыслении кинематографистами литературных произведений (или о придании критиками фильму характера такого переосмысления): здесь как раз частенько получаются весьма успешные в массах результаты; разговор о том, что оспаривание таких достижений дело неблагодарное. Так что нужно запастись ослиным терпением и проявить стоицизм, свойственный этому трогательному представителю семейства лошадиных, чтобы такого возмутителя спокойствия просто не взяли под уздцы и не отвели обратно в стойло. Но поскольку иному ослу кроме своего хомута терять нечего, да и поскольку хомут этот только натирает шею, почему бы не попробовать его сбросить; а заодно показать другим, как от него избавиться.
В данном случае удобнее всего начать с заметки в 'Википедии', посвященной 'Наудачу, Балтазар' Брессона. Комичная в своей глупости, на самом деле она отражает не чье-то персональное невежество, а является выжимкой из многочисленных рассуждений глубокомысленных критиков, с ослиным упрямством десятилетиями выжигавших на Брессоновском целлулоиде тавро 'Золотого осла' Апулея и надсадно трубивших о переосмыслении режиссером античного романа. Сейчас уже сложно сказать, кому первому пришла в голову эта блестящая идея, но - как водится в стаде, а человек существо стадное - остальные (дабы не выглядеть в лице коллег ослами) эту идею подхватили и развили. На самом деле неизвестно, был ли с этим произведением знаком сам Брессон (который до семнадцати лет книжек вообще не читал; правда потом читал много, но бессистемно), а если был - то пытался ли в своем фильме сделать Ослика Луцием, Луция - кем-то еще, а кого-то еще - еще кем-то из персонажей романа. Понятно одно: режиссер сопоставляет осла со своими героями и одновременно противопоставляет им.
Интересно, сейчас вообще кто-нибудь читает Апулея? Хотя бы 'Золотого Осла'? А ведь книга эта куда увлекательнее многих современных фэнтези, и написана на языке хоть и давно 'мертвом', но по факту куда более живом, нежели язык некоторых макулатурных писателей. И если вы ее прочтете, то, возможно, зададите себе вопрос: коль скоро говорят о том, что Брессон переосмысливает здесь сюжет 'Золотого Осла', то почему бы не сказать, что какой-нибудь Спилберг переосмысливает в своем 'Боевом коне' 'Илиаду'? Ведь там Одиссей с Диомедом крадут коней у Реса; не говоря уже о том, что Одиссей является изобретателем Троянского коня. Да и вообще греческие цари и боги только и делали, что воевали. Но ладно Спилберг - этому всё равно куда пускать конину: хоть на всеми любимую твердую 'колбасу' (угу, именно это мясо обязательно входит в рецепт ее приготовления), хоть на выжимание слез у благодарной аудитории; с обратной стороны конвейера всё одно исправно вылезают аккуратные пачки баксов. Едва ли можно подозревать в подобном Брессона, тратившим свои последние франки на подъем 'новой волны' кинематографа и думавшего не о текущей прибыли, а о бессмертной славе искусства - такого, что проживет тысячелетия, наподобие 'Золотого Осла'.
Но давайте честно посмотрим в глаза истории (истории Брессона и истории как таковой): если бы среди ведущих персонажей фильма не было Ослика, то, помимо прочих достоинств ленты, - вспоминали бы об этой работе режиссера чаще, чем, скажем, о 'Четырех ночах мечтателя'? Загляните в отзывы к фильму (на любом ресурсе): каждый первый признаётся в жалости к Бальтазару. Еще бы! Если ваша душа еще не совсем превратилась в сухарь от кровавых кинобезобразий, или не заложена под проценты какому-нибудь Мефистофелю, она не может не откликнуться на страдания невинного животного. В целом для искусства, а тем более для кинематографа - ведь человек наиболее восприимчив к видео информации - факт не просто очевидный, но и тысячу раз отмеченный многочисленными исследователями. Именно поэтому осторожные сценаристы и режиссеры - если говорить не собственно о фильмах про животных - стараются избегать продолжительных сцен со зверушками или подавать их без акцента: для того, чтобы их не заподозрили в спекуляции на естественных эмоциях зрителей для сокрытия отдельных художественных недоработок.
В своё время у Андрея Арсеньевича кто-то спросил (речь шла о 'Сталкере'): 'Какую роль в вашем фильме играет собака?' На что Тарковский просто ответил: 'Собаки'. Не исключено, что уставший от глупых вопросов журналистов, он несколько слукавил, но такая позиция выглядит намного честнее глубокомысленной концепции Брессона, согласно которой Ослик олицетворяет своим поведением соответствующие поступки людей, а своими мытарствами - соответствующие людские невзгоды. Простите, мсье Брессон, но сей ослиный антропоморфизм едет далеко впереди телеги, которую толкает трудолюбивое животное, оставаясь при этом хоть и прекрасным, но всё же самым обычным ослом.
Возможно, кислая мина на лице Ани Вяземски (ну модно так было в пору просыпающегося от классического сна кинематографа) чем-то и схожа с грустной мордашкой Бальтазара, но черты какого бы животного вы не находили в людях, они остаются всего лишь людьми, погрязшими во всех смертных грехах; а Осел в своей непорочности будет всегда ближе к Богу, и разводить философию на этом простом факте не более интересно, чем ковыряться в ослином навозе. В который, впрочем, иногда полезно ткнуть мордой иного двуногого. Только весь фильм использовать для этого образ невинного животного не честнее того, как ночью оторвать голову любимому плюшевому мишке вашего ребенка: с тем, чтобы утром объяснить ему трагедию проделкой своего злого, гадкого и нелюбимого родственника, и потом сидеть с дитятком в обнимку на диване, заливаясь горючими слезами.
Брессон, в отличие от помянутого выше античного автора, еще и полностью лишил Ослика личной жизни. Зато натуралистично показывает способ заставить сдвинуться с места упрямое животное. Лучше бы провел соответствующий эксперимент над своим хвостом (над тем, что у представителей мужского пола сапиенсов находится спереди)! Извините. Но мне тоже жалко Бальтазара. И за минорными аккордами двадцатой сонаты Шуберта я слышу в первую очередь тоскливые позывные осла, зовущего к себе самку, а уже потом тяжелые вздохи главных героев.
Безусловно, было бы совершенно несправедливо говорить о том, что Брессон въехал в историю мирового киноискусства исключительно на горбе Бальтазара. Но то, что он в очередной раз показал циничную эксплуатацию животного человеком не только в бытовых, но и в художественных нуждах - факт для многих бесспорный. В отличие от несчастного Бальтазара, у людей хотя бы право выбора остается: и в глупости, и в упрямстве, и в оценке художественного произведения.
Ослика жалко, как жалко более раннюю Каштанку и более позднего Белого Бима. Думается все же, что показать несовершенство рода человеческого через скотство обращения с осликом - лишь часть замысла режиссера. Провинциальная жизнь, в частности, духовное оскудевание девушки - вторая составная фильма, не менее важная.
Надо сказать, что со времен Чехова, который не только о Каштанке писал, об идиотизме сельской жизни и угасании в провинции ничего принципиально нового создано не было. Как ни странно, в американском кино длостаточно много удачных фильмов про духовгую деградацию на обочине - навскидку приходит на ум 'Последний киносеанс', но найдется еще с пяток очень приличных фильмов.
Для меня фильм Брессона откровением не стал. В нем очень чувствуется большой стиль авторского кино шестидесятых, когда оригинальное антикоммерческое кино, снимавшееся мэтрами по инерции смотрелось несколько более широкой публикой и продюсировалось из идейных соображений получше. Режиссер словно бы задался целью самоограничения в рассказе истории, избежания эмоциональности и тонкости, засушке актерской игры.
Минималистичное кино, все же изрядно сдобренное музыкой Шуберта, которая хороша и без всякого кино. Иоселиани, например, снимает не минималистичное кино, а музыки из принципиальных соображений в фильмах избегает. Это к вопросу о перфекционизме Брессона.
Надо отметить, что две истории в фильме могли бы существовать и самостоятельно - осел не во всех сценах присутствует и единства пересказа истории через наличие животного в кадре и где-то рядом нет и в помине. В этом смысле тактически фильмы 'Платье' Вандердама да даже и наша 'Копейка' выдержаны более последовательно.
Меня в минималистических фильмах навроде этого очень смущает отсутствие психологической мотивации действий персонажей, намеренное задвигание здравого смысла. На притчу фильм Брессона не вполне похож, как-то ни уму ни сердцу.
Почему смотрел: Робер Брессон - один из самых известных режиссеров 'авторского кино' и его авторитет в кинематографическом мире очень высок. Многие режиссеры называют фильмы Брессона в качестве вершин кино. Поскольку я не смотрел ни одного, то вот и решил посмотреть 'Наудачу, Бальтазар'
Сюжет: Фильм рассказывает историю ослика Бальтазара, наложенную на жизнь маленького французского приграничного села.
Как это сделано: Сделано это достаточно прихотливо. Брессон превратил сплошную линию жизни героев фильма в минималистский суггестивный пунктир. В литературе и кино есть такое понятие - 'ненадежный рассказчик', который то ли умалчивает, то ли неверно трактует события, о которых говорит. Брессон немножко модифицирует приём: он рассказывает события глазами ослика Бальтазара. Структура вроде бы похожа на классические всем известные образцы о похождениях животного, через которые косвенно отображаются люди. И здесь мы видим события сквозь призму взгляда Бальтазара, который хоть и видит события и передает их нам с абсолютной точностью, не имеет представления о причинах и следствиях: для него каждая сцена абсолютно самоценна, без привязки к предыдущим. (Даже если технически ослик не всегда присутствует в сценах фильма, но прием тем не менее неизменен - события, лишенные прямых причин и следствий и от нас как зрителей требуется большая внутренняя работа по восстановлению отсутствующих ступеней лестницы фильма.
Артисты: В центре фильма - животное, артисты- люди выполняют свои функции и ничем особенно не запоминаются. Мне показалось, что дебютантка Вяземски не до конца справилась со своей сложной ролью
Впечатление: - Фильм из серии 'Трудно смотреть - трудно было снимать'. Такое пренебрежение логическими сцепками, призванные вызвать эффект 'остраненности', не проходит даром - зрителю непросто восстанавливать зияющие провалы и в попытках сделать это, теряется эмоциональное сопереживание с героями фильма - во всяком случае у меня было так. Скорее всего я не до конца понял все пласты фильма- уверен, что в фильме имеется важный религиозный пласт, полностью прошедший мимо меня. Наверное фильм лучше, чем моя оценка его. Но другой у меня к сожалению нет.
На полях -
1. Жалко бедного ослика, виноватого лишь в том, что попал в такое время, место и в такой облик и стоически выносящий тяготы и бедствия своей жизни. И помимо воли рождается 'вегетарианская ' мысль, причём думаю, что на заднем плане Брессон имел в виду и её.
Кто дал право человеку так относиться и эксплуатировать своих меньших братьев ?
2. Название фильма необычное и мне понятное не до конца. Подумал, что это название как бы передает типичность истории, как будто Творец хочет рассказать нам историю и берёт наудачу вот такого ослика и вот что из этого выходит..
