Гамлет удивительно удобная для анализа пьеса. Достаточно посмотреть и послушать знаменитый монолог – и все ясно и с режиссером, и с актером.
Великий монолог был прочитан за кадром! Более того, часть монолога мы имели возможность наблюдать лишь спину Смоктуновского! Творческий прием или обыкновенное бессилие?
Козинцев сработал в стиле Эйзенштейна. Типичное советское старое кино бездарное во всех ипостасях. Декларирование следованию школы Станиславского, а на деле переход в шаблонность, отказ от естественности, отказ от реализма в пользу театральности в самом плохом смысле этого слова. В данном случае даже театр, переходящий местами в радиопостановку. Отвратительная, на мой взгляд, работа со светом: мощные прожектора выбелевают лица, лишая их теней и полутонов, подчеркивая и усиливая «кукольность» персонажей, переводя действие в условный план и окончательно отрывая их от реальности (прием Эйзенштейна).
Возможно, попытка Смоктуновского вырваться из картонного мира кукол и театра теней в реальность и привела в свое время к конфликту с Козинцевым.
Именно эта попытка и вызвала, на мой взгляд, интерес публике к фильму. Получился своеобразный эффект появления живого человека в кукольном окружении. Видимо, Козинцев почувствовал что-то необычное в получившихся кадрах и рискнул оставить отклонение от собственной стратегической линии.
Однако, новаторство актера, отмеченного призом зрительских симпатий, несколько смазалось качеством игры Смоктуновского. Честно говоря, при всей моей симпатии к Смоктуновскому, не могу сказать, что роль ему удалась. Особенно заметна откровенно плохая игра Смоктуновского в сцене похорон Офелии – срывается на крик, но за этим криком нет чувства, нет даже истерики. Есть бездарно отыгранный эпизод. Отсутствие содержания компенсировано глоткой. От этой выхолощенности чувств и нет сопереживания, сочувствия герою. Актер мечется в пароксизме самолюбования, его мы видим, а вот собственно Гамлета, героя – нет. У Шекспира был, а у Смоктуновского с Козинцевым пропал. А зачем вам, ребята, Гамлет, есть ведь Смоктуновский, им и любуйтесь.
Кстати, именно на примере этого эпизода отчетливо видно, почему иностранные зрители не видят того, что легко читается носителем языка: интонационное наполнение текстов родной зритель воспринимает во всей полноте, зритель его ЧУВСТВУЕТ, а иностранец лишь пытается понять и в лучшем случае логически ПОНИМАЕТ.
Еще один серьезный вопрос к Смоктуновскому: кого именно, какую личность играет актер? Кто сказал, что Смоктуновский играет интеллигента? Это параноик в неудержимой жажде мести. Пройти по трупам во имя идеи фикс для него – единственный путь. Мать, любимая девушка, друзья – пусть сдохнут все без всякой пощады во имя торжества идеи мести. Сомнений нет ни тени… А как же великое шекспировское: «Быть или не быть, вот в чем вопрос?» Кто из двоих, режиссер или актер, автор такой трактовки личности Гамлета? Не спорю, имеет право на жизнь и подобная трактовка образа. Но, согласитесь, значительно легче играть болезнь, логика болезни четко зафиксирована в симптомах и ни в каких тонкостях и нюансах не нуждается, это лишь набор штампов в известных лекалах. Куда труднее играть личность во всем ее объемном многообразии.
И еще один штришок из наследия Эйзенштейна - ужасающе прямолинейная и примитивная музыка Шестаковича. Мощный удар по барабанам в трагические момент и тому подобная тупая музыкальная иллюстрация событий в кадре, видимо, наследие деревенского прошлого советской аристократии, уже не говоря об отсутствии хотя бы элементарного музыкального вкуса. Сказался еще и перенос опыта Шестаковича с балетной музыки в кино. Кино допускало прямолинейное музыкальное сопровождение лишь в дозвуковую эпоху. В 60-е годы это уже атавизм.
Фильм смотреть не рекомендую. Он интересен лишь студентам как иллюстрация этапов развития кино.
2 из 10
