Вайда снял хороший фильм по очень хорошей повести Ежи Анджеевского 'Врата Рая'. Можно даже сказать, экранизировал. Бывает так, что режиссеру-экранизатору удается, не отклоняясь далеко от текста, уловить индивидуальный стиль книги, подхватить интонацию автора - например, Фассбиндеру в 'Отчаянии' эксцентричную, полуироническую манеру Набокова. Но чаще для такой аутентичной передачи книги фильмом приходится совершить прыжок в сторону. Например, есть совпадение творческих темпераментов и вкусов автора романа 'Леопард' Лампедузы - и автора экранизации, Лукино Висконти. Однако 'Леопард' Висконти просто хорошая экранизация. Чуда переливания вербальной крови в визуально-звуковой ряд не произошло, как произошло оно в 'Смерти в Венеции', при совпадении опять-таки темперамента и вкусов Томаса Манна, автора новеллы, и Лукино Висконти. Мне кажется, что именно элемент свободы в интерпретации новеллы позволил Висконти выразить красоту и хрупкость и одновременно уродливый гротеск и хитроумную многозначность манновских повествований.
Анджей Вайда отнесся к повести своего земляка (произведение которого, 'Пепел и алмаз' уже экранизировал) - запанибрата. Экспериментальная форма повести не была случайным капризом, формалистическим 'модничаньем': вся повесть состоит из двух фраз, одной очень длинной, и одной короткой. Анджеевский единством одной бесконечно тянущейся фразы передал само распространение идеи, ее коллективный, надличностный и неясный характер, перерастающий личные мотивы и мысли. Идея становится движением массы, крестовым походом детей, в котором священник пытается найти логику развития, исток и проследить последовательность цепной реакции. Но он не остановит этой движущейся фразы, в которой ни одно лицо не отделено от другого точкой. Цепная реакция запущена уже слишком давно, идея уже охватила слишком много голов, уже смазала все изначальные смыслы и побуждения, гибридизируясь и распыляясь неясным светом сомнительных Врат Рая - ворот Иерусалима.
Как и другая повесть, 'Тьма покрывает землю', 'Врата Рая' стали манифестом мрачного разочарования Анджеевского в коллективных, сверхличностных идеологических формах: в католичестве и социализме. Может быть, позволивший себе достаточно смелые гомоэротические моменты в этом фильме Вайда нарочно стремился уйти от другого, пессимистического смысла, заложенного в бесконечной фразе Анджеевского. В конце концов, режиссер дразнил Красного Дракона, залившего кровью Будапешт, и не хотел, как можно предположить, заходить слишком далеко. Смотришь фильм с удовольствием, но вспоминаются из него отдельные, оторванные от массы фигуры или группы фигур. Яркие, красивые, на фоне залитых солнцем пейзажей. Вспоминается замечательная игра Лайонела Стэндера, исполнившего роль священника-'детектива'. Эта выделенность фигур и фигурных групп, эти рубленые эпизоды, эта контрастная склейка монтажа - как раз то, что пытался преодолеть в самой технике своей повести Анджеевский. Сравнивая 'Врата Рая' с повестью 'Тьма покрывает землю', понимаешь, что для Анджеевского, писателя оттенков, чрезвычайно важен тот неуловимый миг, когда идея перерастает своего создателя и выходит из подчинения, готова уничтожить его самого, если понадобиться. Вайда снял хороший исторический детектив, в духе 'сексуальной революции' шестидесятых, но почти демонстративно ушел от смыслов, диктовавших Анджеевскому тон и колорит его прозы.
Хороший исторический детектив. Добротное кино. Анджей Вайда.
9 из 10
