Ашкенази — наше всё. Последний, кажется, кто остался из приличных кинодраматургов. Пока Рязанов, Говорухин и Михалков потихоньку впадают кто в маразм, кто в политику, Ашкенази как снимал в 80-е крутые драмы, так и продолжает. Изо всех сил отбрыкиваясь от тлетворного влияния сериалов, которые все же поделывает. Кушать-то надо.

«Искушение» самая внятная и цельная история в нашем кино за последние лет 5 точно. За основу режиссер взял свою же собственную повесть. Ничего сложного, фантасмагорического, ультрамодного. Все просто и понятно. Как в «Заложнице». Или в еще более филигранном «Криминальном Таланте». Везде тема преступления как экзистенциального явления. Однако если Достоевского заботило преступление и наказание, то Ашкенази — человеческое осуждение и оправдание.

Он (здесь — пожилой художник Маковецкий), Она (юная натурщица Федулова) и весь остальной мир, который против них. Среди противников: неписанные правила поведения в обществе, Уголовный и нравственный Кодексы, злой рок. Из тех, кто сочувствует изгоям: законы природы, доброе провидение и подлецы зрители.

Казалось бы, старый развратник соблазнил невесту собственного сына. Или она соблазнила старика, неважно… Так ведь все равно, как в «Ущербе» Маля, начинаешь стыдливо защищать горе-любовников.

Потому что найти тех, кто их обольет дерьмом с ног до головы, легче легкого. В числе осуждающих даже Всевышний, который наказывает обоих так, что мама-не-горюй. Куда уж больше. Герои-изгои в таких фильмах никогда не выигрывают, но и никогда не сожалеют о своем выборе. За это их и уважаешь.

Ашкенази умеет нащупать нерв даже в самой заскорузлой бытовухе, которая тянет максимум на сериал. Справедливости ради надо признать, что от «Искушения» сильно веет сериальностью.

Манера съемки и выбор ракурса губит едва ли не самые выигрышные моменты. О том, чтобы поменять ракурс оператор вспоминает явно в последний момент. Поэтому самый удачный кадр — это финальный монолог Маковецкого. Мизансцена на природе снята одним планом и при том в движении, от камеры наконец убирают руки, дают ей делать все самой.

Итог фантастический, и подлежит пересмотру несколько раз. Маковецкий, на протяжении 5—7 минут захлебываясь слезами и задыхаясь от волнения, бредет вслед и лепечет вдогонку яростной физиономии молодого человека: «Послушай, сынок.. Погоди еще минуту!» А потом, когда уже душа вывернута наизнанку и тело обмякло в ожидании прощения, Ашкенази повторяет свой прием из «Криминального таланта» и бьет поддых. Не сильно, так чуть-чуть, чтобы посмотреть, что будет делать жертва. А шокированная жертва-Маковецкий с испугу пытается отыграть что-то назад, но потом плюет и с дрожащими руками отстаивает свое видение мира.

За это и награждается. Финальным поцелуем юной и влюбленной натурщицы, а также призом за «лучшую мужскую роль» одного из французских фестивалей.