8 сентября 1941 года немецкие войска в составе группы «Север», заняв последний рубеж – город Шлиссельбург, полностью окружили Ленинград с суши. Транспортное сообщение города со страной было прервано. Вокруг Ленинграда сомкнулось кольцо блокады.

На тот момент в городе проживало около трех миллионов человек. По подсчетам, запасов продовольствия хватило бы максимум на 60 суток, а до освобождения Ленинграда оставалось 872 дня…

Без цвета, звонких голосов, раскатистой музыки… Именно таким представляется блокадный Ленинград. Ни блеска золотых куполов в лучах летнего солнца, ни красно-желтой палитры осени, ни блестящего серебристого снега, ни весенней трели птиц… Лишь оцепенение, летаргия, черно-белый сон, запечатленный в кадрах документальной хроники. И именно такую картину рисует фильм Сергея Лозницы «Блокада», являющий собой пятидесяти двух минутный хронометраж, смонтированный из кадров реальной жизни осажденного города...

Документальная лента о самом страшном периоде в истории северной столицы начинается с «будничных» сцен внутригородской обороны Ленинграда. В поле зрения мелькают солдаты, осуществляющие монтаж и наладку зенитных установок; девушки в военной форме, со знанием дела тянущие стройной колонной гигантские аэростаты; группа военнопленных немцев, под конвоем шагающая по улицам еще живого города…

Все это выглядит слишком обыденно и естественно: люди, неторопливо идущие по своим делам; автомобили, пересекающие оживленные улицы; грохот трамвайных колес... Никто с остервенением не кидается на горстку вражеской армии: лица горожан выражают спокойное любопытство… Некоторые дети пародийно грозят немцам маленькими кулачками, и тут же исчезают из кадра, обгоняя нестройный отряд сокрушенного неприятеля. Жители Ленинграда, заметившие направленный в их сторону объектив камеры, невольно улыбаются. И в этих улыбках чувствуется искренняя приветливость. Кажется, что на пленке запечатлена не война, а обычный день, существующий где-то вне времени и пространства…

Вскоре эту обманчиво мирную картину нарушает рев воздушной тревоги. И опять никакой суеты и паники, ни криков, ни ужаса в глазах, просто война, превратившаяся в повседневную работу, ставшая частью реальности. Лишь постепенно пустеющие улицы, оставленные на дорогах машины и люди, застывшие на полпути, устремляя тревожный взгляд куда-то вдаль, кричат с немой пленки о грядущей беде. О том, что подобно всадникам апокалипсиса, за Войной в город ворвется Голод, а следом, окутанная в белый ледяной саван, придет Смерть.

А пока фильм «Блокада» предлагает зрителю лицезреть развернутую панораму осажденного города: покореженные ограды мостов; пробитые снарядами барельефы; безрукий атлант, сосредоточенно подпирающий каменный балкон, не замечая потери. И полная художественного драматизма сцена нисхождения бронзового человека, укротившего коня, но вынужденного покинуть свой величественный пьедестал. Война заставила Ленинград спрятать свое культурное наследие в деревянный ящик, «похоронив» до поры до времени изящные убранства на пыльных складах и под толщей земли.

И здания… десятки зданий в огне и руинах. И люди… неустанно разбирающие завалы несломленные люди. И боль… боль пронзившая раненный город, задыхающийся в дыму и пепле, чья история разлетается по ветру вместе с бумажными страницами горящих библиотечных книг… И ужас, тот самый, который ожидаешь увидеть в первые минуты фильма, глубоко спрятанный, завуалированный тяжким трудом, прорывается сквозь браваду невозмутимой стойкости в отчаянном крике: «мама!». Окончательно иллюзию контроля развевает сцена, в которой зритель видит бездыханное детское тельце, одиноко лежащее на бетонных ступенях…

А дальше будет зима… Пробирающий до костей тридцатиградусный мороз… Неутолимый голод… И Ленинград в бреду и забытьи…

Картина Лозницы демонстрирует почти постапокалиптические кадры будто иного сюрреалистического мира: пустые глазницы автомобильных фар, выглядывают из-под толщи сугробов; троллейбусы, точно жуки, застигнутые непогодой врасплох, жмутся друг к дружке, безвольно подняв свои обледеневшие усики; и лежит город, запутавшийся в белой паутине проводов, свитой цепкими лапами Зимы-паучихи.

Состояние исступления и эмоциональной отчужденности читается на лицах истощенных голодом горожан. Шатаясь, они бредут по заснеженным дорогам города за водой… ледяной невской водой, которая заменила им пищу. По обтянутым кожей костлявым телам, чье бедственное положение не скрывает даже зимняя одежда, можно без преувеличения оценить ничтожность и катастрофичность пайка ленинградца. Вместо наваристого супа, молочной каши и крепкого сладкого чая – прозрачный пустой кипяток, вместо пышной сдобы – 250 грамм хлеба, из отрубей и не годных для употребления примесей… Поэтому неудивительно наблюдать на кадрах скупой кинохроники, как наполненные водой сосуды люди тащат с той осторожностью, с какой несли бы вязанку яиц, потому что еще раз проделать этот путь на ватных ногах, они уже не смогут…

А дальше смерть… Смерть, стоящая за каждым углом, дышащая в затылок, превращающая Ленинград в город-призрак, а его жителей в тени, скользящие безмолвно, отстраненно, будто не существуя вовсе. Безжизненные тела жертв блокады переполняют улицы города: будучи страшной ношей на санях, или же бездыханным прохожим на колючем снегу, застывшем в неловкой позе, они встречаются и тут, и там… А живые проходят мимо мертвых, не повернув головы… Но не равнодушие и безразличие причина тому, а психологическая атрофия, кома в которую погрузилось разрываемое болью и съедаемое голодом сердце…

И могилы… Бесконечные братские могилы, забравшие половину города в свои бездонные недра. И страшный взгляд стеклянных глаз, обрывающий эту часть документальной хроники… Он взывает громче, чем сотни тысяч транспарантов, опомниться, остановить жестокую, бесчеловечную и бессмысленную войну.

В финале картины Лозницы конечно же будет салют, и зритель будет плакать… плакать подобно миллиону жителей, вышедших на городские площади праздновать великий день – полное освобождение Ленинграда от фашистской блокады. И это будет катарсис, духовное перерождение, осознание ценности жизни.

Для документального кино характерно информативное структурированное повествование, приведение исторических событий в простую для понимания систему фактов и оценок. «Блокада» Сергея Лозницы – это совершенно иной формат документалистики, напоминающий скорее художественный артхаус, нежели сухую хронику происшествия. В фильме о буднях блокадного Ленинграда нет удручающей музыки, закадрового голоса диктора, заголовков и промежуточных титров, которые хоть как-то намекали бы на место и время происходящего на экране. Только жизнь… жизнь, как она есть, без прикрас. Мгновение бытия, где нет второстепенных персонажей и переходных эпизодов, лжи и притворства, есть только чистое свидетельство собственного существования…

Неровный монтаж, представляющий собой соединение разных по протяженности эпизодов, и сохранение естественного звука с пленки оригинальных архивов, позволило Лознице реконструировать историю таким образом, что зритель из отстраненного наблюдателя превращается в непосредственного участника событий. И погружаясь в атмосферу картины, начинает испытывать ужас от осознания реальности происходящего на экране.

Непростая судьба Ленинграда, в фильме далекая от конкретики, обезличенная, безымянная, угадываемая как в односложном названии, так и в неброском видеоряде – это попытка режиссера донести до зрителя глобальность происходившего. Что подобные страницы истории - беда не конкретных людей, но всего человечества.

Поэтому важно Знать… и Помнить…, чтобы больше НЕ допускать повторения подобных трагедий!

Кинохроника ленинградской блокады приоткрывает окно, выходящее на будни нашего многострадального города и тех самоотверженных тружеников, которые в течение почти 900 дней теплили в нем жизнь, помогая ему стойко переносить налеты немецко-фашистской авиации.

На Марсовом поле вырыты окопы, солдаты устанавливают орудия противовоздушной обороны. Разрушенные здания, дома, будто разрезанные продольно вафельные торты. На подступах к городу установлены заградительные полосы. Эвакуируют знаменитые скульптуры Клодта с Аничкова моста: несколько мгновений – и мост гол, а решетка ограды изломана, продырявлена вражеской артиллерией. Висят афиши балета 'Евгений Онегин'. Удивительное дело наблюдать балет в истощенном блокадой городе! Но это, своего рода, пощечина врагу: ты хотел нас на колени поставить, но не тут-то было – мы хотим почувствовать себя свободными людьми. Насколько это возможно. Наш дух тебе не сломить. Танк Т-34 съезжает с Троицкого моста и поворачивает на Дворцовую набережную. Объявление на стене: 'Продаю или меняю на папиросы и продукты'. В списке значатся как венские стулья, так и простая кухонная утварь. Под снегом хмурым караваном стоят троллейбусы. Разбираемые на доски трибуны футбольного стадиона, трупы закоченевших на морозе людей, взваленные на санки гробы…

Можно долго продолжать описывать моменты и эпизоды, попавшие в объективы кинокамер отчаянных операторов-энтузиастов блокадного Ленинграда. Но лучше увидеть, тем более что фильм несложно отыскать. Режиссер Лозница при выборке сюжетов поставил перед собой задачу передать не ужасы и кошмары блокады, от которых стынет в жилах кровь, а скорее атмосферу каждодневно борющегося за свое право быть, скованного со всех сторон неприятелем города. И продолжающего жить, ставя в тупик капиталистов из стран еще не открытого к тому времени западного фронта. Любовно и с известной долей скорби переходящий от здания к зданию, от решетки к решетке взгляд оператора рисует живую картину Ленинграда тех лет. Знакомые с детства фасады домов, улицы, переулки, соборы все же воспринимаются несколько отстраненно – в кадре непривычно мало людей…

Ни один документальный фильм никогда не вызывал у меня столько эмоций, сколько «Блокада». Что и не удивительно – среди многообразия нынешней документалистики трудно найти что-нибудь сопоставимое с ней по силе воздействия на зрителя. Между тем, «зритель» - не вполне подходящее слово в случае с «Блокадой». Для большинства документальных фильмов зритель – это некий отстраненный субъект, чья роль сводится исключительно к наблюдению под непременный менторский голос за кадром. Лично мне иногда начинает казаться, что происходящее на экране в таких случаях, – не более чем постановка; весьма достоверная, но притом безжизненная имитация некоего случая, происходившего в реальности. А еще приходит в голову мысль, что все эти снующие по затертой и поцарапанной пленке люди никогда не существовали в реальности, что это некие абстрактные фигуры, стаффаж для наполнения кадра.

И только в «Блокаде» есть возможность почувствовать себя не сколько зрителем, сколько непосредственным очевидцем, даже более – соучастником. Ни музыки, ни текста – только звуки и шумы города, точно такие, какие они могли быть. Кадры и сцены подогнаны друг к другу столь мастерски, что кажется, что ты сам глазел с подножки трамвая на колонну угрюмых пленных, тушил и спасал книги из разбитой снарядом библиотеки, теряя сознания от голода, тянул за спиной санки со страшным скорбным грузом.

…Смотря «Блокаду» впервые, я пытался понять, что же мне напоминает этот фильм. Что не напоминает, я практически сразу осознавал очень ясно и отчетливо. Он не был похож на привычные описания ленинградской блокады, с длинными и, надо признать, скучноватыми и сухими данными о количестве и расположении войск на этом сегменте фронта, о хронологии схваток на Невской Дубровке, etc. Совсем не походил он и на полные трагедийного пафоса рассказы о мучениях, лишениях и героизме защитниках. И, что совершенно точно, «Блокада» диссонировала и с устоявшимися стереотипами о блокадном Ленинграде как о замерзающем полумертвом городе, населенном чуть ли не ходячими мертвецами.

Нет! Город в фильме не мертв. Он помрачнел, смотрит пустыми глазницами выбитых окон, он вмерз в лед лопнувших труб. Его скверы и площади обезображены зенитными установками, а небо уродуют грузные туши аэростатов заграждения. На его улицах, в его дворах и квартирах лежат окоченевшие тела его жителей, его защитников. Но в Городе теплится жизнь. Он с остервенелым упорством выживает, назло всему – голоду, холоду, гибели. Он отказывается умирать. И ленинградцы вовсе не те, что услужливо рисует воображение при словах «блокадный Ленинград». Пусть они плохо стоят на ногах от недоедания, а постоянно окружающие горе и страдания выжали из них все слезы – ни секунды не падая духом, не теряя веры, они пытаются хоть как-то обустроить свое существование, сберечь то, что у них осталось. Они выстоят, и не пустят врага в свой город, к пострадавшему, но все же прекрасному и дорогому сердцу Невскому, к Исаакию, к коням барона Клодта…

Я понял, что мне напомнил этот фильм. Дневниковые записи Л. Пантелеева, замечательного, но во многом недооцененного советского писателя, который чуть не погиб от истощения в осажденном городе, но даже тогда не перестававший оставлять скупые, но удивительно емкие записи о происходившем. Никакой наигранности, только правда жизни блокадников. И, вместе с тем, – героизм, эпичность и подлинное величие в повседневности.

Замечательные слова, которые могли бы стать эпиграфом и к этим дневникам, и к этой рецензии, и, в большей степени, к самому фильму:

«Кажется, Фидий говорил, что когда он читает Гомера, люди кажется ему вдвое больше, чем обычно. Какой Гомер расскажет о нас потомкам и какому Фидию мы покажемся великанами, огромными, как статуя Свободы в Нью-Йорке?

А ведь в большинстве своем мы среднего роста, и хлеба съедаем в день всего сто двадцать пять граммов»

'Блокада' и есть этот современный эпос.

10 из 10

Долго не могла сформулировать, что же для меня значит фильм 'Блокада'. Сейчас поняла. Этот фильм - памятник тем, кто прошел через ужас ленинградской блокадной зимы, и тем, кто не смог ее пережить. Памятник городу, разрушенному, но восставшему из руин. Памятник защитникам Ленинграда и его жителям, чей дух не смогло сломить вражеское кольцо. Это памятник для нас, ныне живущих, и для наших детей. Пока мы будем помнить, нас ничто не сможет сломить.

Город.

Главное действующее лицо фильма. Израненный, искалеченный, умирающий. Здания, которые сегодня смотрят на нас свысока сверкающими стеклопакетами, полуразрушены и черны от копоти. Никогда не думала, что мне будет так больно смотреть на разбитые решетки оград, на раненых атлантов, на коней Клодта, сходящих со своих постаментов. Мне повезло родиться и вырасти в этом городе, но только сейчас, после фильма Лозницы, я поняла до какой степени я его люблю...

Люди.

На фоне неподвижного, изуродованного, но, вопреки всему, прекрасного города, мы видим людей, которые хотят жить. Они ходят, еле передвигая ноги, везут своих детей, закутанных в сто одежек, стоят в очередях. Они живут вопреки всему, назло врагам, доказывая самим себе в первую очередь, что город жив и они живы.

Смерть.

Камера безжалостно фиксирует тела, завернутые в тряпки и лежащие на дороге. Тела, сваленные в кучу в братских могилах. Тела со стянутой с ног обувью. Но в голову даже не приходит мысль о кощунстве, ведь кому-то эти валенки, может, помогли выжить... Мертвые дети. Плачущая мать, отдающая в руки работника закутанное в белое маленькое тельце... И это - реальность, ежедневная, ежечасная для тысяч ленинградцев. Спасибо им, тем кто выжил. И вечная память погибшим...

Звук.

Невероятное ощущение. Современный 'эффект присутствия' в подметки не годится звуку этого фильма. Бытовые звуки, голоса, шумы создают невероятное впечатление реальности происходящего.

Удивительный эффект произвели показанные агитплакаты. Даже сейчас, глядя на них, поднимается гнев и огромное желание идти вперед, сражаться, верить и мстить. Для умирающего города важнее всего было не потерять боевой дух и веру в силы армии.

Несмотря ни на что город, и люди в нем живы. И будут жить вечно в нашей памяти. Я буду помнить и сделаю все, чтобы помнили мои дети.

Огромная работа, проделанная при создании фильма, позволяет нам увидеть не короткие скупые кадры кинохроники, к которым мы привыкли, а целостную картину, ужасающую по своей сути, но замечательную по исполнению. И, конечно, ни один художественный фильм про Блокаду не сравнится с одним этим документальным по своей достоверности и атмосфере. Этот фильм смотреть нужно всем. Чтобы помнили.

P.S.

Лишь бы не было войны...

Гениальный с моей точки зрения фильм.

Сергей Лозница отреставрировал документальную съемку блокадного времени, многое ранее нигде не было показано,- и сложил фильм от которого пробирает озноб. Складывается впечатление, что ты сейчас находишься именно там - в Ленинграде военного времени. Столько деталей, общих планов и панорам, лиц. Это именно то, что слышала от очевидцев того времени. Не только оборона, не только выживание.

Некоторые части фильма пересматриваю,- как будто в памяти возвращаешься к одному и тому же событию, важному и значимому именно для тебя.

Просто эпизоды.

Трамвай, люди спешат по делам, рядом по проезжей части девушки тащат аэростат, держа за веревки с боковой части,- такой неповоротливый, тяжелый оказывается.

По улице, вот так прямо среди народа ведут пленных немцев, некоторые совсем пацаны,- девчушки бегут рядом улыбаются и грозят немцам тоненькими тоненькими кулачками.

Нет ненависти к пленным. Во взглядах больше любопытства, чем презрения, или какого либо страха. Только одна перманентно завитая дама плюет во врагов, и как-то показушно, по-моему.

Потом вот такие кадры вставляли в хроники новостей.

Оказывается грозди 'граммофонов' на столбах - это аппараты для прослушки приближения вражеских самолетов.

Очередь за газетой. Улыбаются, разговаривают, пересчитывают сдачу.

Объявление на стене: Продаю или меняю на папиросы или продукты. - И далее длинный список: кровать, стол, стулья, бильярд...

Очень холодно,- от мороза все провода в инее. Проезжая часть подо льдом. Из кучи льда ленинградцы берут кусочки,- никто не ругается, не толкается, не советует.

Мне кажется погибшим в блокаде необходимо чтобы о них вспоминали. Это можно прочитать по их глазам. Светлая им память.

Лица лица глаза, взгляды прямо на вас.

Это не фильм. Это жизнь. Мы с вами там,- в блокадном Ленинграде.

Сегодня день снятия блокады. Всех блокадников с Праздником!

Фильм Сергея Лозницы – это блокада Ленинграда, о которой вы, наверное, немало слышали, читали в «Блокадной книге» Гранина и Адамовича, но которую воочию не видели. Фотографии, обрывки хроники, конечно, передают суть, но не дух. Мне кажется, режиссёру удалось, как никому другому, передать именно дух тех страшных в своей обыденности восьмисот семидесяти двух блокадных дней. Лозница использовал для фильма только документальную хронику военного времени. Абсолютный аскетизм. Нет ни музыки, ни авторских комментариев, ни слов (за исключением одного фрагмента). Но звук играет огромную роль в фильме, может быть, даже ключевую. Благодаря ему, хроника воспринимается настолько остро и живо.

В одной из рецензий была высказана претензия – дескать, режиссёр не показал ни работающие заводы, ни детей в школах или у станка. Но дело в том, что Лозница сделал фильм не о героизме и даже не о блокадниках. Его «Блокада» - это жизнь самого города, не только людей, но и зданий, памятников, стен. Поэтому всё действие происходит исключительно на улицах. Никаких съёмок в помещении. Очень много света.

Монтаж потрясающий. Метафизическое пространство. Метафизическое время. С одной стороны, никакой явной хронологии не прослеживается, скорей фильм разбит на микротемы. Но всё действие разворачивается как бы в течение одного года, начиная с ранней осени и заканчивая зимой, хотя, конечно, кадры относятся к разным годам. Город всё больше и больше погружается в голод и холод. Но ленинградцы не сидят по домам. Транспорт стоит. Вмёрз в землю. Но улицы всегда полны народа. Все чем-то заняты, что-то делают. Эти улицы дышат, живут. Даже в самые страшные дни. В этом разгадка той тайны – как город сумел выстоять. Сигнал воздушной тревоги – и кто-то бежит, а другие продолжают идти по своим делам. Только город очень быстро затемняется – видно, как в окнах наглухо закрываются шторы.

И практически почти все места узнаваемы. Дворцовая и Адмиралтейская набережные, Каменноостровский проспект и площадь Льва Толстого, Суворовская площадь и Марсово поле, Фонтанка, Невский (в то время он назывался проспектом 25 октября), Исаакиевский собор, Петропавловская крепость, улица Пестеля, Летний сад, Нева, Михайловский сад, и т.д.

10 из 10