Когда душевное одиночество человека сопровождается намеренным уходом от внешнего мира, такая форма существования, зачастую, не вызывает особых переживаний у его окружения. Как правило, всё сводится к безразличию, потере интереса и постепенному вытеснению всего, что косвенно о нем напоминает, ассоциируется с тем или иными событиями его жизни или существует вне зависимости от самой ситуации. В таком случае и претензий особых быть не может - чего хотел, к чему стремился, в итоге получил. Говорить о сочувствии, жалости или соболезновании не приходится, т. к. подобного рода переживания в данной ситуации невозможны по определению.

Когда одиночество обретает форму личностной черты, становится реакцией на события повседневности, а эмоциональность при этом опускается до уровня пофигизма, впору искать причины в особенностях характера или в том, что этот характер формировало. Но, даже отыскав, не помешало бы задаться вопросом, что, собственно, со всем этим делать. Можно, конечно, осуждать, не принимать или же отвернуться в сторону, тем самым, выразив своё несогласие (ведь, по большему счету, есть за что) но только что это изменит? Указывать на внешние факторы: посмотри, у тебя же семья, ребенок, разве этого мало, для того чтобы жить, существовать и просто радоваться тому, что имеешь? Продолжать укорять в том же духе с непременными подстегиваниями 'а ты о нас подумала, как вообще можно быть такой эгоистичной сучкой...' и далее по тексту?

Ну, допустим, она подумала. Встрепенулась, облагоразумилась, нашла, что называется, этот самый жизненный повод. И тут происходит неожиданный поворот в корне меняющий сложившуюся ситуацию - ни муж, ни ребенок в тебе особо-то и не нуждаются, и не факт, что нуждаются вообще. Тогда резонно задаться вопросом, зачем всё это и стоило ли идти на компромисс с собой, если результат в любом случае неутешительный для обеих сторон? Но, тем не менее, её очень хочется понять. Отчего-то очень хочется ей помочь...

Уже тот факт, что Антониони с непринужденной легкостью вызывает столь искрение гуманистические порывы, говорит о прямом попадании в яблочко. В 'Красной пустыне' режиссер не только развивает привычную тему эмоциональной отчужденности, но и предельно четко обрисовывает контуры природы человека как существа зависящего и бесконечно ранимого. Зависящего, в первую очередь, от близких людей и ранимого вследствие непосредственной взаимосвязи с внешним окружением.

И что характерно, в ситуации, когда расставить какие-либо акценты невозможно ввиду отсутствия единственно возможного вывода, Антониони робко намекает на возможную альтернативу: что если тот самый намеренный уход, по сути своей, демонстративен и является прямым призывом о помощи? Ну а мытарства от мужа к любовнику и обратно не что иное, как попытка хоть на время отвлечься от депрессивных состояний и суицидальных мыслей? Тогда впору задаться вопросом совершенно иного характера и не виновных искать, а проявить элементарное уважение по отношению друг другу. Если, конечно, есть желание сохранить то, чем дорожишь.

Привет, Микеланджело. Нет, я не разговариваю с черепашкой ниндзя, и не общаюсь гением эпохи Возрождения и раннего барокко. Я рецензирую «Красную пустыню» итальянского экзистенциалиста и певца одиночества.

Это мои первые излияния на тему кино, и, кстати, первый фильм данного режиссера.

Не буду говорить, что он гений. Но и не буду этого отрицать. Просто скажу, что фильм хорош, что я не зря смотрел его в кинотеатре, хотя по ходу повествования можно отвлечься, не то чтобы уснуть, но повитать в облаках уж точно. Звуковые эффекты, сопровождающие героиню во время картины, и её восприятие мира, выраженное через цветовую гамму, это, если приглядеться, не самые сложные и выдающиеся приемы, но все гениальное просто. Если честно, я не питал любви к героине, местами она мне не нравилась, и фильм я оценил для себя как средний, но это первое впечатление, сложившееся сразу, после выхода из кинотеатра. Но, если подумать и отвлечься от того факта, что героиня больна, пострадала физически, и это отразилось на душевном, духовном состоянии, и предположить, что она такая не из-за аварии, отпадает жалость, и позиция, где больную хочется пожалеть, согласно христианской этики добродетельного отношения к юродивым, потерпевшим лишения, не подходит. Отпадает жалость к героине, не списываешь всё на аварию и другие факторы, и тут начинаешь уважать героиню, понимать, сопереживать, а не относиться снисходительно, смотреть на неё сверху вниз.

Ведь, если некоторых героев некоторых произведений сделать здоровыми, теряется шарм, нить всего повествования держится на больном, не здоровом, полноценном герое. На ум, почему-то, приходит история Форреста Гампа, как не странно. Здоровые не так интересны, им не прощаются вещи, которые дозволены увечным.

P.S. Здесь пишут что-то умное, что не влезло в основной текст. У меня всё.

Бесконечный Антониони длится без начала и без финала. Очередная попытка досмотреть его ленты, ни разу не закрыв глаза, предсказуемо заканчивается провалом. И, как обычно, это лучшая характеристика итальянского маэстро – если ресницы не схлопнулись, значит ничего зритель не осознал.

В одной из самых известных его картин, после гробовой трилогии отчуждения, одиночества и скитания остаются прежними. Всё та же Моника Витти, всё то извращение над временем, которое течёт отдельно от персонажа, всё те же пропасти пространства. Один лишь цвет делает трагедию человека не такой замкнутой и безысходной. Цветёт среда да пахнет… Или нет. В условиях того, что колор подбирал сам Микеланджело, а при отсутствии фильтров мир раскрашивали вручную, от него даже немного пахнет чем-то ацетоновым. Понятно, что это был эксперимент, и назвать такую цветовую гамму можно «пробами». Даёт же она желаемую для режиссёра функцию сопутствия героини или нет (каждая расцветка должна соответствовать состоянию души), но единственный её результат – холщовость среды обитания. Тлен не только в душе героини, но и в окружающем его пространстве.

Можно ли потеряться после аварии так, как это делает героиня? Можно потеряться от любой причины, даже от недостатка одиночества, не то, что от его избытка. Ситуация объяснима, в какой-то мере переносима на зрителя, но в отличии от него – бесконечна. Внутреннее беспокойство то ли за себя, то ли за ребёнка, то ли за жизнь, то ли за отчуждённую реальность… Такое человек создание, что способно откидывать свои точки опоры. Причём физически – это даже не так страшно. С удовольствием можно дать Антониони определение мастера ужаса – если в момент просмотра на тебя не давит атмосфера крышки гроба, значит на тебя давят микеланджеловские пустоши. В любом случае, в данный момент в твоём теле пульса нет. Возможно даже закрыты глаза.

К тому же открытые глаза человека ещё ни о чём не говорят. Тело есть, оболочка осязаема, внутри нет ничего. Не определился человек или же уже успел потерять себя. Царство простейших против царства экзистенциализма.

А как ещё найти зону комфорта, когда даже в каждой второй фразе наблюдается прокрутка часов? Времени между заводским пустырём не найдёшь, открытых и жизнерадостных персонажей и подавно. Пространство разрежено примерно на дальность диалога героини Витти с мужчиной, работающим на высоте. Сама Джулиана ничем не отличается от песчинки, растворённой в этой красной пустыне, только цвет у неё немного другой. Более блеклый, чем ред. Или россо. Ещё не определившийся.

Благо подобные экзистенциальные притчи не имеют двойного дна. Как и их персонажи, их главная черта – описание пустоты. От нуля и в глубину. Близки ли подобные характеры? Мучению подобных не соболезнуешь и не переживаешь. Соотношение с ним также слишком тонко, чтобы натягиваться и не рваться, когда время и пространство непрерывно ширятся. В итоге получается, что подобные сорта становятся лишь объектом для поисков и обсуждений, формирования экспертного мнения о важности или тщетности художественных изысков. Добавить бы Джулиане мечты… Il deserto rosso и краски бы свои обрела, и смотрелось бы с привкусом жизни.

27.5.2019

Общая задумка фильма, идея показать состояние внутренней опустошенности человека, показалась мне серьезной и интересной для режиссуры задачей.

Проблему часто не замечают или не придают ей должного значения (да в общем-то муж главной героини). Ее масштаб может быть не таким очевидным как у Джулианы, я думаю, некоторые проживают свою жизнь вместе с ней на микро уровне.

И единственный выход - это никогда не останавливаться. 'Никогда не останавливайся, никогда, никогда, никогда...'

Даже если 'авария'... Словно теперь тебе нужно преодолеть себя, чтобы проснуться, как когда видишь плохой сон. Для Джулианы это невозможно... уже невозможно выбраться, куда бы она ни собралась уехать.

Мне нравятся тяжелые веки главной героини, выражение ее лица, то, как она не дослушав уходит, сцена тусы, сцена секса (и ей никто никто не сможет помочь, она одна, даже тот, кто был с ней на протяжении всего фильма), урбанистический пейзаж, пустые улицы..

Возможно я что-то упускаю, но мне показалось совершенно неуместно так пестрить красивыми кадрами с хорошей манерной композицией, яркими цветами и эффектами. Мне кажется эта та тема которую мастер не смог выразить, мне не хватало давления, тошноты что ли как, например, раздражающий звук у Джармуша в 'Permanent vacation'. Это только то, как я вижу. Так что фильм мне не понравился.

Прекрасная пустота Джулианы, которую некому заполнить. Необычайно красивый, тонкий и сложно устроенный, но пустой сосуд. Два мужчины, которые не в состоянии проникнуть в этот сосуд, неспособны созерцать его великолепную геометрию, хотя оба сильно того желают.

Внешний же мир, который окружает Джулиану – мир машин. Индустриальные пейзажи и люди, их дополняющие – все отчужденное. Оба мужчины из любовного треугольника – инженеры, управляют машинами. Вобщем-то они сами являются машинами. Утилитарный мир, который, кажется, никогда не давал Джулиане любовь.

Уже нет ее терпения жить так дальше. Она во всем колеблется и не может принять ни одного твердого решения. Трагизм же ситуации в том, что от ее выбора в самом деле ничего не зависит. Она ходит по краю, с тревогой ищет каких-то приключений, даже изменяет мужу. Ведь все, что нужно ей – чтобы кто-то наполнил ее своей любовью. Такой мужчина обязательно найдется! Но это смотрите уже в следующем кино:)

И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.(с) Лермонтов


В её идеальном мире камни поют чудесные песни, а людей совсем нет. Врачи говорили ей 'полюби'. Но люди - только зеркала. Глядя в их глаза, она чуть-чуть любит сама и живёт. Вот и вся радость.

'Дверь в стене' в этом кино осталась закрытой.

Хочется выпрыснуть все и сразу на бумагу, как на пленку: молодая, изящная женщина Джулиана (Моника Витти), поражающая изящностью своих форм, как физических, так и стилистических, в начале фильма не вызывает особого доверия собственно к самой картине, предложенной нам Микеланджело Антониони. Эмоции, творящиеся вокруг этой дамы, вызывают только восклицание «вау-факторов» (В. Пелевин) в буквальном и фигуральном смысле, но все эти эмоции всплывают лишь по началу сюжета и плавно испаряются под его натиском. Более волнующими являются аспекты ее душевных изменений, следствием которых является автокатастрофа, и зритель, которым я имел удовольствие являться, пытливо выжидает дальнейшего развития событий, эмоционально уже завязанных на героини.

А дальше - больше: из унылого наблюдателя зритель превращается в страждущего и жаждущего зрителя, зрителя, ждущего непрерывного развития, и автор дает это развитие эмоциями героини. Женщина переживает невероятное внутреннее угнетение, и на нее волнами наваливаются порывы самобичевания, чего стоят только ее судорожные сжимания и разжимания пальцев при виде размытой, но вполне явной, а, может быть, и кажущейся реальности. Решение проблемы лежит в глубине ее сознания, столкновение лоб в лоб — вот, что может напугать любую жертву обстоятельств.

Но самым главным из вопросов остается нечто среднее между самоуничтожением и самосохранением, и это связано с разными аспектами ее личной и, образно выражаясь, внешней жизни. В лоне семьи - она мать, жена и добросовестная семьянинка, но идиллия давно разрушена, ведь муж героини - явный адепт стороны, воспринимающей в женщинах лишь их сексуальную сторону и давно пославший в забвение идею семейной концепции существования, а ребенок – спиногрыз, является никчемным спекулянтом чувств, что отвратно складывается на общей картине происходящего, если в расчет брать реальность. Но также стоит отметить и другое: у Джулианы есть друзья, хобби, в конце концов, нечто свое целостное и сугубо личное, есть работа, а также некое существо — некий обожатель, дрожаще и нервозно делающий шаги к сближению, заприметив ячейку, выпавшую из общего эмоционального и физического социума...

А если крутануть калейдоскоп еще сильнее, еще быстрее? Некая нотка романтики, хотя пошлости или...чего-то среднего заворачивается в ее круговороте жизни — друзья, обширная кровать, увлечения сексуального характера, которые только на первый взгляд невинны, гладкие женские ножки, бреющий полет ладоней по лодыжкам, расстегнутые женские кофточки и блузки, напрягшиеся от возбуждения женские соски, призрачная вуаль создают эффект случайности и непорочности. А дальше паника, взгляды, пересекающиеся в одной точке, страх главной героини, огонь, суматоха, показуха привычной и обычной жизни, наигранность и неправдивость, обман, призрачное очертание мужа, поглощающее все живое одиночество, вот в чем таится изъян.

И это лишь самое малое, что можно описать словами в картине — все остальное - даже не сюжет, все остальное - Она и Музыка.

Вот главные критерии этого фильма — Моника Витти безупречно, элегантно и идеально сотворила своими усилиями образ этой мечущейся женщины с беспокойным взглядом и тяжелой историей, в завершении оставшейся одной во тьме со своими эмоциями. Чего не сказать о Ричарде Харрисе, который пассивно исполнил свою роль. Человек зажавший жесты и эмоции, а ведь именно он должен был показать настоящую любовь к женщине...или не любовь?

А в заключении хочется высказать свои последние эмоции от увиденного. Этот фильм крайне не предназначен для нашего времени и не для нашего молодого поколения. Остаться непонятым для него теперь нормально, ведь именно отношению людей к самим основам происходящего строят настоящее. Но происходящее покинуло современное настоящее. Мэтры останутся непонятыми, а их слова будут неправильно расшифрованными.

Этот фильм, бесспорно, таит в себе еще очень много тем для рассуждений и дискуссий, из которых я не выцепил и половину правды, но, тем не менее, я постараюсь его оценить как цензор: и, по моему мнению, оценка этому произведению должна возвышаться у вершины победоносных игроков, но это только мое скромное мнение.