Главный эффект «Кош ба кош» — в мощнейшем контрасте между немного сказочным, построенным на игре и флирте, что отлично передает феллиниевская манера Худойназарова, миром любви и миром войны, которая воспринимается сквозь призму светлого чувства, способного самые трагические обстоятельства окрашивать в свои тона.
Высказывание Маля остается актуальным и спустя полвека — и не только для Франции.
Планка условности в «Прометее», который старательно косплеит примерно все, включая название, задрана достаточно высоко.
Сценаристы правильно расставили акценты: вот вам жестокость англичан к ирландцам, а вот преступления ИРА, вот молодые щенки-бомбисты, а вот они же — зрелые и мучимые призраками былого и чувством вины. Жаль только, что старые пьяницы не так интересны присяжным, как юные террористы, притом что это одни и те же люди.
«Мой сосед — монстр» намеренно театрален, здесь орут, любят, мстят и поглощают китайскую еду так, чтобы было слышно и видно на галерке. Находит ли героиня собственный голос? Нет.
Подозреваю, можно вовсе ничего не знать ни о Минаеве, ни о Багирове, не умиляться знакомым лицам и логотипам в кадре, а отдаться течению сюжета и изучению антуража, во многом, безусловно, увлекательного и к тому же бодро перенесенного на экран талантливым режиссером Климом Козинским.
В Канне «Арман» из уважения к фамилии наградили престижным призом за лучший дебют, наверное, рассудив, что стоицизм карликов, карабкающихся на плечи великанов, нуждается в поощрении.
Сногсшибательного нокаута на сей раз не случилось, но по очкам в командном зачете фильм Кларксона выступил более чем достойно.
Документально-галлюцинаторный репортаж Каку Аракавы «Хаяо Миядзаки и птица» превращает эти семь лет в двухчасовой героический эпос, в котором герой, продираясь сквозь собственное несовершенство и собственный перфекционизм, строит и разрушает новую вселенную.
Трампу определенно стоит взять Шеридана в Белый дом и назначить председателем комитета по культуре.
Ари Астер, продюсер фильма, говорит, что в «Слухах» есть «новый вид странности». Похоже, для Мэддина «новый вид странности» — это интерес к будущему человечества. Всегда казалось, что для него будущее — это всего лишь очередной призрак.
Пена дней тут не фигура речи, Ларраин без стеснения подталкивает героиню на скользкую мелодраматическую дорожку.
К сожалению, помимо старательно выверенной хореографии интима новая серия похождений легендарной эмансипе буквально кишит феминистскими речовками, неизобретательно разбавленными другими волнующими левый электорат лозунгами.
Важно, что текст Ферранте (она принимала участие в создании сценария) так растворился в киношной материи, что вышло то самое зрелище, о котором Кокто говорил: «Кино снимает смерть за работой».
В ходе просмотра первых двух серий «Детей перемен» возникает стойкое ощущение дежавю. Но назвать его неприятным нельзя. Это как с интуитивно понятным интерфейсом нового гаджета.
Арнольд, как, наверное, никто из режиссеров, чувствует природную женскую силу и растерянность, хаос и меланхолию, решительность и строптивость девочек-женщин, которые изучают или уже изучили пределы своего терпения.
Помимо желания выдающейся артистки покрасоваться в кадре без макияжа, фильм ничем не примечателен и смахивает на школьное изложение с элементами сочинения.
Материалистическая проповедь о духовности.
Пока же приходится со вполне искренним прискорбием признать, что для данной «ереси» больше всего подходит не прямое и даже не переносное, а самое что ни на есть разговорное словарное значение — «нечто ложное, вздор, чепуха».
Кураж прошел, и, когда осталось только плыть по течению, за монтаж его собственной киноленты взялась судьба. Монтажера хуже не придумаешь: чуть что — затемнение.
В первой за шесть лет работе режиссер-оскароносец впадает в пошлость ради идеи.
Перед нами вполне уютная (все-таки 1970-е) и довольно талантливо скроенная работа, которая критикует скорее даже не Трампа — мелковат бес,- но саму логику айн-рэндовского мировосприятия.
Этот байопик с Тахаром Рахимом в главной роли забавен уже тем, что всего за два с небольшим часа умудряется оправдать решительно все худшие опасения, какие только может вызвать перспектива пойти на «биографический фильм».
Филлипс играет не с жанрами, а с ожиданиями публики от этих жанров — и разрушает в буквальном смысле стену между Готэмом и Нью-Йорком.
Давно так не высмеивались основы основ этого «англичанства» — усадьба, парк, теннис, псовая охота и неприязнь к ирландцам. Прежде чем расслабиться в чистой мелодраме, авторы как следует оттоптались на английском газоне, пощадив только ритуальные чаепития в пять часов пополудни — в «Соперниках» предпочитают спиртное.
