В «Однажды… в Голливуде» есть тихая всамделишная грусть, что одолевает на выходе из кинотеатра тёплым одиноким вечером, когда не знаешь — сесть сразу за руль или ещё пройтись по бульвару, когда куришь медленно, надеясь, что никотин поможет удержать дурман киновидений, пусть не рассеется он ни за что.
Невероятно, но факт. Педро Альмодовар, от которого ждали очередного ностальгического калейдоскопа из автоцитат, снял проникновенное кино на века, нежное, смешное и в то же время полное твёрдой уверенности: это конец… фильма.
По планке безумия франшиза степенно катится то ли в «Миссия: невыполнима», то ли в «Людей в чёрном». Пока что всё это — не без погрешностей — довольно весело, но нет никакой уверенности, что так и будет продолжаться дальше.
Только совсем наивный человек не углядит в сценарии фестивального расчёта. Впрочем, расчёт довольно боязливый. «Жизнь Адели» Балагову даже не снилась. Творческой свободе он предпочитает хоженые ведущими советскими интеллигентами от кино тропы.
Вымученный актёрский капустник так и не сложится в кинофильм.
Мы всё-таки получили то, чего ждали, — рефлексирующих и погибающих героев, чувство недовольства и общего врага, чувство сопричастности и роскошный парад суверенитетов из героев и злодеев. Что может быть круче этого зрелища? Только кроссовер DC и Marvel.
Без надрыва, без жизни, но с её имитацией. Но самое грустное не в том, что, как скажут патетики, шедевр умер. Самое грустное, что, как себя ни обманывай, шедевра бы не было.
Авторы чураются скороспелого социального пафоса и морализаторства. «Пираньи Неаполя» не причитают на тему «легко ли быть молодым» или «уж сколько кануло их в эту бездну», это кино про то, что мечта, любая, какая угодно, не может быть пошлой. А за неё и умереть не жалко.
Это такая медитация про идеальный первый год в вузе, с переселением из общаги в студию, спорами о Гэтсби, ведущими к поцелуям и т. д. «Дать отдохнуть мечтам души своей» — вот для чего это кино, и в целом оно свою задачу выполняет.
Осознанно шли на это авторы фильма или нет, но вышло так, что только старомодная комедия и смогла вернуть современному человеку память ужаса перед хаосом войны.
Самое депрессивное, самое токсичное творение Дени, это кино страшно смотреть, кажется, что от каждой сцены, от каждого плана идут ядовитые испарения. Так пахнет безысходность, она заразна и неизлечима. Но она возбуждает.
В пику стандартным хоррорам, где есть лишь сюжет о происхождении зла из самых разных источников, но, как правило, нет несущей конструкции, идеи о мироустройстве и вере, здесь она есть и прописана очень чётко.
Эта чёрная комедия — задорный и освежающий микс из Тарантино и Родригеса, Пака Чхан-Ука и Денни Бойла, Джона Ву и Гая Ричи.
Режущие с экрана посконную правду-матку фигуранты, во-первых, догадываются, что никакая это не гласность, а банальное хамство. А во-вторых, даже если не уверены, какой именно театр играют, Станиславского или постдраматический
Бёртону вновь удалось всех удивить и даже совершить на экране то, что прежде, пожалуй, мало кому удавалось — снять скверный фильм про слона.
Корин в «Бездельнике» не рвётся, как рвался в «Каникулах», в эпицентр дискотек — он прогуливается вдоль пустых террас, любуется бродячими кошками, зависает на кухне ресторана, ленясь обернуться на нарядный зал. «Бездельник» — фильм человека, который когда-то отправился на каникулы, а они раз — и стали его жизнью.
Получается некий любопытный метафильм — манга, японская техника, которая в Китае имеет своё хождение и в которой выполнен фильм, есть убежище от действительности. Мультфильм как единственно возможный способ жить, не кривя душой и не подлаживаясь.
Кидман переигрывает весьма заурядный детективный сюжет, а нарочитая визуальная красота, уравновешенность фильма становится идеальной рамкой как раз для её бенефиса.
«Vox Lux» — загадка без отгадки, подарок не отдарок, фильм, без малейших на то оснований прикидывающийся «вещью в себе» и, что особенно раздражает, приговором целому поколению.
Наплевав на зрительские ожидания, фильм развернулся лицом к состоянию своих персонажей — и вот его-то он воссоздал с импрессионистской верностью. Сладко-горькое состояние всякого, кому доводилось пускаться в запой.
Внезапно, ближе к концу, становится понятно, что «Наркокурьер» про то, что у всех есть сердце.
Самое деликатное удовольствие от «Навсикаи» — это обнаруживать, как в заказной, как это чаще всего и бывает в жёсткой, обострённо ригидной структуре японского производства, будь то кино, манга или литература, работе Миядзаки проклёвываются многие будущие черты этого уникального независимого художника.
«Фаворитка» — это красивое костюмное кино с кубриковской визионерией, актуальным женским ансамблем, понятными ходами и уровнем мизантропии, сниженным до социально приемлемого.
Хотя этот фильм про «Лабиринты прошлого» чудовищно скучно смотреть, это прекрасно, что он был сделан, чтобы указать: хлопайте Фархади-бытописателю, но не ешьте с его руки вместе с плотью сочно узнанных нравов кости безжизненного нравоученья.
«Синонимы» — высказывание откровенно антисистемное, во многом перекликающееся с прошлогодним «Фокстротом» Самюэля Маоза, тоже через гротеск и сюрреализм критиковавшего основы родной идентичности: этот безумный взгляд из танка, вечную боевую готовность воинов осаждённой цитадели.
