Сериал пыжится, но сползает, тонет буквально в каких-то простеньких новорусских страстях, в «Камеди клаб».
За благородную цель — спасибо; но почему старание «думать в кадре» превращается у нас в «Штирлица» пополам с Карлсоном?
Фильм превращается в оду очередному «представителю неназванных спецслужб» — мрачную и клаустрофобичную оду его всесилию и безальтернативности.
На самом деле очень оптимистичный фильм. Оптимизм тут не в браваде, не в лихости, с какой обычно у нас снимают «кино на выезде». Оптимизм в самом внутреннем посыле: мол, как говорится, не дрейфь, зритель, где наша не пропадала, мы везде устроимся.
На российские экраны вышел один из самых удачных детективных российских комиксов — когда-то чужеродный организм, который теперь прижился на отечественном культурном поле.
В этом кино проституция не романтизируется и не эротизируется, но оставляет тошнотворное, отталкивающее впечатление; и в то же время фильм очеловечивает образы тех, кто оказался вовлечен в грязный бизнес.
Несмотря на заявленную комедийность, фильм поднимает серьезные темы — об исторической памяти и коллективной травме.
В отличие от экранного, самый настоящий апокалипсис — в головах у авторов этого фильма, а также у актеров, которые соглашаются во всем этом играть. Все остальное на этом фоне кажется уже не таким страшным.
Русское кино в поисках «подлинности» опять уперлось в таежный тупик, в сторожку, в эскапизм, ища там спасения для личности. Борясь с вымышленными волками — хотя вокруг полно реальных. И поэтому, смеем предположить, кино в итоге и не складывается…
Ни одна деталь фильма или черта характера героев не может вызвать узнавания, а потому и момент откровения нашего сочувствия вызвать не может, несмотря даже на все природное обаяние артиста Машкова.
У авторов было много возможностей показать «сложного человека на сложной войне». Но, увы. Авторы блестяще — тут просится резкий неприличный глагол… в общем, блестяще не воспользовались такими возможностями.
Фильм назван экспериментальным, и это справедливо именно на уровне идеи.
Все штампы российского кино проникли сюда сами собой — воздушно-капельным путем. И фильм в этом смысле является лабораторно-чистым примером того, как устроен мир российской семейной драмы.
«Дау» — это главное событие российского кинематографа XXI века.
«Завод» формально — возвращение к теме «справедливости по-русски». Хотя и тема, и герои (и даже актеры) привычны для Быкова, на этот раз вышло косо.
Попытка осовременить произведение Сергея Довлатова закончилась плачевно.
Правда на войне всегда оказывается интереснее выдумки — если это слово тут применимо. Из-за ложно понятого патриотизма авторы вынуждены придумывать заново обстоятельства подвига, и из-за этого даже правдивый подвиг выглядит неубедительно.
Такой взгляд на идеализм интеллигенции, которая «все погубила», не является чем-то оригинальным. Напротив, этот взгляд сегодня самый что ни на есть общепринятый, мейнстримовский, и он находит отражение в каждом втором фильме, который сегодня делается в России.
«За вас это никто не сделает» — надоевшее клише, которое отдает морализаторством, но без напоминания скучных истин не обойтись. И вот фильм это отчетливо и произносит: сами-сами, все только сами, все зависит теперь от вас самих.
Вместо того чтобы показать привычный и узнаваемый мир, авторы выдумывают какое-то другое телевидение, другую страну и вообще другую жизнь; так и хочется ее назвать параллельной или даже альтернативной. Это даже не самоцензура, а как бы забота о том, чтобы у фильма не было «проблем», но именно такая установка и лишает повествование жизненных соков.
Именно комедийный подход к этой теме играет роль деконструкции: комедия (или, точнее, трагикомедия) не отменяет страдания людей, а как раз делает их выпуклее. В сущности, этот подход создает дополнительную метафору.
Самое поразительное в этом фильме, что режиссер и сценарист в одном лице отыскал в российской жизни нефальшивые поводы для оптимизма: обычно у нас в кино только государство делает человека счастливым, а тут обе героини куют счастье собственными силами.
Файзиев, который не так уж и много снимает, превратил все недостатки и табу современной российской патриотики в достоинства. Это и есть, можно сказать, новый этап кинематографа — когда режиссер начинает играть с мифами и контекстами современного кино, потихоньку их деконструируя.
Все нынешние герои грымовской «чеховщины» условны — они не имеют истории, они выхвачены именно на тот период жизни, который нужен режиссеру для дела. Поэтому они безжизненны в прямом смысле, у них не было ничего до фильма и не будет после — они просто взяты с полки в готовом виде и потом поставлены обратно.
Это и есть ноу-хау русского хоррора: зло тут вызывает не ужас, а смех — именно из-за натужных попыток нагнать страху. Получается какой-то клюквенный хоррор, точнее, вместо хоррора получается Оруэлл, причем он еще и пританцовывает и припевает как бы в народном стиле.
