При всех возможных претензиях к перенасыщенному и не вполне оригинальному «Сохрани мою речь навсегда» в теперешней России вряд ли можно было предложить лучшую кандидатуру для исполнения сложнейшей задачи — изготовления большого фильма о трагической судьбе самого сложного русского поэта.
Чувствуется, что этот фильм пришлось склеивать, причесывать, выхолащивать для того, чтобы его можно было показать в кино народу. Чувствуется, в то же время, что показать его народу в кино было действительно важно.
«Волна преступности» — что-то вроде выпуска «Тома и Джерри» и при этом с репликами братьев Коэн; разве плохо. Да, пожалуй, плохо. Но все-таки хорошо.
И все же — возвращаясь к вопросу о том, зачем сделана «Прогулка», — несмотря на все несуразности фильма, когда Пети делает первый шаг с крыши ВТЦ, вопрос отпадает: вот для чего.
Сейчас «Фарго», сохранив свои лучшие качества, висельный юмор и парадоксальный гуманизм, строится на куда более надежном фундаменте, готов выйти за пределы региональной криминальной хроники — и из него может получиться что-то по-настоящему величественное.
Неизбежная литературность «Багрового пика» с лихвой компенсирована его сумасшедшей, иначе не скажешь, визуальностью
Скотт наполняет свою робинзонаду юмором, азартом и простодушным воодушевлением, которому очень трудно сопротивляться.
Тут во дворе спального района всегда светит солнце, а название не обманывает — это действительно образцовое народное кино для семейного просмотра.
На экране накрахмаленное, прозрачное, золотистое ретро — июль в Австралии это не наш июль, но и далеко не наш январь: фильм пронизан теплым осенним, пожалуй, светом, который превосходно отвечает настроению этой слегка меланхоличной комедии.
«Пэн» вообще ни секунды не скучен, а в зрителях старшего возраста еще и вызывает ностальгические ассоциации со сказками докомпьютерной эры — особенно со Спилбергом, от «Индианы Джонса» до, естественно, «Крюка». Разница лишь в том, что Спилберг и сам сказочник хоть куда, не хуже Барри. О Райте такого не скажешь.
Несколько цитат из «Ходов», кажется, известнее самого фильма: «Я однажды видел фильм Ромера; это было — как наблюдать за высыхающей краской», «Кто выигрывает? Никто, одна команда проигрывает медленнее, чем другая». Проигрывают все: когда обесценился цинизм, крутых парней лишили их последнего оружия.
Фильм никоим образом не значительный, второстепенный — и, в общем-то, не очень понятно, зачем его смотреть. Но «Конец прекрасной эпохи» не вызывает и доли того ужаса, к которому заранее готовит себя человек, выросший на Довлатове.
Ноэ, давно уже стоящий на позиции придворного буржуазного скандалиста от европейского кино, прекрасно эту позицию осознает и отыгрывает. Его фильм сделан так, что спорить с ним по существу трудно: ты ему слово, он тебе в ответ — красивую голую задницу. Короче, для своего опуса он выбрал средства, соответствующие содержанию, в чем есть и своя логика, и своя красота, и свое остроумие.
Аккуратно прокладывая строчки из биографии близнецов жанровыми клише, Хелгленд сделал большое и пустое кино, которое вместо того, чтобы хватать зрителя за горло, величественно проплывает мимо него. У фильма аморфная структура — вроде бы все на месте, но почти любой элемент сюжета можно было бы изъять без всякого ущерба.
И герой и героиня за время фильма не изменились ни капли, остались при своих — собственно, с ними вообще ничего не произошло, кроме того что они познакомились и обнародовали свои жизненные позиции.
Вообще, комедия, сатира — хотя фильм удачно прикидывается то ли детективом, то ли судебной драмой, — может быть, самое точное жанровое определение «Изнанки»: Шредер тщательно следит, чтобы мы не стали слишком сочувствовать никому из жертв этой истории.
Прежде всего это картина о механизмах власти и подавления. О диктатуре большинства, о главном и стародавнем парадоксе веры: «Верую, ибо абсурдно». Но и о сопротивлении личности тоже, о здравости и собственном достоинстве. С этой точки зрения и для нас — возможно, для нас в особенности — «Наваждение» является фильмом не только актуальным, но даже подрывным. В лучшем смысле слова.
Картина о безмолвной католической монахине из Польши, которую с таинственной для зрителя целью занесло в Гималаи, вся — сплошная медитация и умиротворение. А люди все равно спорят и злятся, злятся и спорят.
«Нарко», пусть и усложняя расклад, все равно неизбывно сводятся к давно привычной картине мира, в которой мужественные люди с американским паспортом вытаскивают менее компетентных соседей по планете из дерьма, в котором они оказались.
Смотреть этот фильм трудно — просто по-человечески: в нем практически отсутствует чувство вкуса, да и с чувством меры тут есть ощутимые проблемы.
Стоун неловко монтирует (впрочем, по существующей копии кто-то явно прошелся ножницами уже постфактум), ошибается с музыкой, временами комически хватается за сверхширокоугольный объектив, страшно лажает с композицией и так далее, и тому подобное.
По идеологии да и содержанию «Партнер» близок к нуару — несмотря на обманчивую легкость, цинизма тут не меньше, чем в какой-нибудь «Двойной страховке». И вместе с тем в этот фильм со всеми его налоговыми вычетами вложена искренняя любовь — к кино, и искренняя вера в людей — в то, что при случае они способны на все.
То здесь, то там режиссер позволяет себе чуть больше хулиганства, чем принято, и ненадолго превращаясь то в честный боевик, то в честный хоррор, фильм начинает дышать полной грудью.
Здесь не рисуют очередную красивую картинку для отвлечения от реальных проблем, а прямо говорят: быть несчастным — нормально, жить во лжи — плохо в первую очередь для себя. Смешно, конечно, что по нынешним меркам такие заявления на ТВ можно считать смелыми.
Брать Мерил Стрип на душераздирающие роли — это слишком просто. Работа, действительно требующая ее таланта, здесь состоит в том, чтобы найти в нелепой, неотесанной, застрявшей в 80-х и, вероятно, заслужившей всеобщее осуждение героине глубину и достоинство.
