Это исключительно глупо, предельно наивно и, наверное, недостаточно смешно, но не противно, а по-своему и очаровательно.
Основная задача замечательного Хоука — не переборщить с эксцентричностью, и ему удается удержаться где‑то посередине между серьезной драматической ролью и шаржем.
У Нолана получилась действительно увлекательная приключенческая история с ворохом нетривиальных идей.
Движущей силой в «Ундине» становится тема любви и ее невозможности, вопрос о границах, видимых и незримых, мешающих одному понять другого.
Сеймец заложила в картину слишком много всего, поэтому и прочитать ее можно как угодно. Психоз пандемии — да. Меланхолия и одиночество от изоляции — конечно. В момент распространяющаяся психологическая зараза — парафраз понятно чего. Здесь даже фотографии бактерий висят прямо на стенах, а персонаж Джейн Адамс проводит дни напролет с микроскопом.
Политические и социальные метафоры как‑то повыветрились. Точнее, стали совсем ритуальными: вот шутка про Северную Корею (которая удачно не успела воссоединиться с соседом), вот тема беженцев, но все вскользь и на поверхности. Задорный анархистский мотив «ешь богатых!» сменился на слишком хорошо знакомую постапокалиптическую шарманку. Можно, как всегда, допустить, что какие‑то нюансы теряются при переводе, но со стороны «Полуостров» выглядит на удивление пустым, словно вместе с цивилизацией эти края покинули и чувства, и смыслы.
Вместо присущей жанру болезненности Мерфи обрисовывает проблему с заразительной легкостью и живостью.
Как и болезненные, но приносящие облегчение альтернативные медицинские практики, к которым прибегает Ли, «Дни» требовательны по отношению к зрителю, но действуют, как бальзам. Они демонстрируют, что кино по-прежнему может быть не просто фестивальным продуктом, а сотрудничеством и терапией для всех вовлеченных: актеров, режиссера, зрителя.
От игры Расселла Кроу и правда захватывает дух, но он в этом фильме — просто молния и кирпич, давно поджидавшие героиню.
Франко любовно и с понятной иронией (ну либо со знанием дела) выписывает, в частности, тему братского соперничества: старший — успешный умник, младший — недоучка, вечно попадает в передряги и работает таксистом.
Столько красивых людей не собиралось в кадре со времен «Лоста». И как не полюбить сериал, в котором выясняется, что единственное, в общем-то, чего не хватает элите утопического общества для полного счастья, — это Ник Кейв.
Авторы «В поиске» как следует проходятся по эгоцентричности зацикленных на себе миллениалов, отдающих большую долю своего времени самолюбованию в соцсетях.
Авторы сериала говорят, что стремились к документальной достоверности, но неужели именно поэтому они так боятся любых деталей и подробностей, превращая художественное произведение в пересказ известных событий?
И вечная борьба в Ли публициста и рассказчика то и дело подталкивает его в неочевидных направлениях. Но в моменты, когда у него получается — у него получается лучше всех. А когда не получается — в этом столько жизни, искренности и ярости, что все равно дай бог каждому.
Кони, бороды, нагайки, православие, кредитование, полицейские, фитнес, низвержение маскулинности и придорожная проституция — уже на уровне тегов это вызывает точки напряжения и поводы для недопонимания у местного менталитета (что даже привело к реальному нападению на группу во время съемок). Но авторам каким‑то чудом удается все это сочетать и не проваливаться в очередные стереотипы.
Что к чему в этой феминистской басне, становится исчерпывающе ясно за первые десять-пятнадцать минут, и драма в том, что не совсем понятно, зачем смотреть следующий час пятнадцать.
Все это, конечно, абсолютный бред, шитый белыми нитками, но оторваться невозможно. Каждые десять минут — новая проблема. Что делать, когда кончится топливо? А что если на борту преступник? Пилот отрубился — как сажать самолет?! Это тот редкий случай, когда сериал кажется слишком коротким: за шесть сорокаминутных серий авторы просто не успевают ни размотать как следует личные истории, ни развить толком общие приключения.
Что ж, свой последний танец Майкл Джеффри «Эйр» Джордан и вправду танцует без рук, то есть показывает нам эти руки, как опытный фокусник, и говорит: смотрите, смотрите — никакого мошенничества. Точно так же после самых грязных нарушений спортсмены демонстрируют нам ладони — я играю по правилам, посмотрите, он сам упал.
Первое, что приходит в голову при просмотре «О бесконечности», — это не кино, это проза. Проза как литература. И проза, простите, жизни.
Картина вертится, как уж на сковородке: режиссер не в состоянии выдать зрителю ни внятной, структурированной истории, ни прописанной мотивации, ни интересных, многогранных персонажей на втором плане.
По всем формальными признакам перед нами не степенный байопик, а жесточайший боди-хоррор с высокооктановым перформансом: герой Тома Харди заперт в клетке своего тела (и разума), при этом ключи от него, кажется, украл то ли Стэнли Кубрик, то ли Дэвид Линч, чтобы знатно повеселиться с распадающимся сознанием гангстера.
Но в конечном счете это грубое, часто глупое развлечение дарит немало радости и парадоксальной патриотической гордости: у Mother Russia давно не было такого юного приятного лица.
Сериал, опоздавший на двадцать лет, невосприимчив к проблемам нынешнего дня — классовой пропасти и сексуальному насилию — и использует апокалипсис как провокацию ради провокации.
Одна из задач, которая, очевидно, стоит перед авторами — напомнить нам об экологических проблемах планеты. У коронавируса нет одного конкретного виновника.
Изо всех щелей видно, что этот сериал создавала группа романтиков, искренне верящая в любовь (в основном гетеросексуальную), доверительные отношения, порядочность, надежное плечо и дружбу в конце концов.
