Азию Ардженто, конечно, трудно назвать большим режиссером, но конкретно по части терапевтической психодрамы ей равных нет.
Известно, что «Голубя» не взяли в Каннский конкурс с формулировкой «он повторяется», и этот фильм — хороший повод подумать о возможности авторского существования без компромиссов, без желания подстроиться и понравиться, без необходимости поторопиться с монтажем к очередному фестивалю; и море повторяется, и закат повторяется.
«Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» — действительно, синхронны самому смелому и живому кинематографу последнего времени.
Главная загадка «Зимней спячки» — как Нури Бильге Джейлану удается держать напряжение, показывая историю, в которой ничего не происходит.
Новый фильм Джошуа Оппенгеймера «Взгляд тишины», смонтированный на том же индонезийском материале, что и «Акт убийства», вышел лучше…
… Человек так жалок, несчастен и слаб, так порабощен своим подсознанием и неотрефлексированными комплексами, что будет до бесконечности убивать и мучить другого — а морали здесь не будет, мораль не изменит ничего.
Но, увы, «Пало-Альто» недостаточно остроумный, чтобы стать новыми «16 свечами», и недостаточно бунтарский, чтобы показаться, к примеру, новым «Последним киносеансом».
Наверно, Лав Диас мог бы снять столько же фильмов, сколько есть на Филиппинах деревень и островов. Главное свойство его кинематографа — не эпических масштабов изображение трагедии, а умение находить тайное в мире, вглядываться в его красоту.
Чудеса современной науки добрались и до кино. «Превосходство» — продукт гибридизации, совмещения несовместимых вроде бы основ, эксперимент рискованный и амбициозный.
«Срок» — это кино про власть, про жажду власти. Герои много говорят о ней, но настоящая власть в руках ни у кого из вышеперечисленных (включая последнего). Настоящая власть — в монтажной, где из событий, в которые были вовлечены десятки тысяч, три автора лепят то, что захотелось вылепить им.
В результате, фильм открыт для трактовок и оставляет после себя ощущение тягучей, как набегающая и отступающая волна, звенящей в ушах противоречивой тоски человеческой жизни, наполненной одновременно безразличием к ближнему и попытками бдительно отследить его судьбу, когда его уже нет рядом. Вопреки тому, что фильм показывает, как легко беспамятство проникает в нашу жизнь, сам он запоминается надолго.
Можно воспринимать это как сексизм, что наверняка делают многие зрители, а можно — как неизменный авторский почерк и кредо художника. «Добро пожаловать в Нью-Йорк» не стал исключением.
Увы, по мере того как мозг главного героя набирает все более волнующие обороты, фильм стремительно глупеет, дико извиняется за первоначальную заумь, трещит по швам, разваливается на отдельные яркие картинки, отчаянно мечется в поисках целевой аудитории.
Фильм британского левака снятый об ирландском коммунисте неожиданно вступил в диалог с матрицей русской жизни.
При всей своей умышленности этот фильм не производит впечатление чего-то, скажем так, значительного: ну сел, в конце концов, человек в машину, с кем не бывает. Поехал. «Лок» завораживает обыденностью коллизии и легкостью подачи.
«Дети 404» — вообще не о ЛГБТ. Камера снимает портрет общества. Моя соседка, пришедшая отважно «взглянуть в лицо этим детям», на самом деле смотрела на саму себя.
Гранрийе, словно алхимик, создал первородный сгусток того странного и волшебного вещества, той первобытной энергии, из которой складывается кино, да и вообще всякое повествование.
Фильм Тамары Дондурей делает очень важную вещь: он разрушает эту обезличенность хосписа; превращает его из символа смерти в обычный дом, в котором живут люди — носители опыта.
Точные лица и действия, собранные монтажом, складываются в точную историю, и слова оказываются действительно не нужны.
Между тем, это типичный abibas на рынке социального кино, шитый белыми нитками и раскисающий в дождь, — и так же трудно объяснить человеку, аплодирующему «Дураку», почему это подделка: три полоски на месте, формальные признаки бескомпромиссного высказывания налицо, и стоит недорого.
Это поразительно свободное, лишенное всякой провинциальности кино, которое напоминает американские независимые фильмы, которые в начале нулевых годов показывали в «Проекте 35» и которых сейчас уже не делают, потому что современное американское независимое кино предельно инфантильно.
… Некоторую интригу представляет собой проблема финала — как они закончат?; заканчивают по-своему, на деликатной православной ноте, с метафорической Пасхой и воскрешением из мертвых, но получается все равно заупокой.
Как и подавляющее большинство зрителей, по ходу истории о детях из «нестандартного» класса, я послушно совершала запланированные эмоциональные скачки. Меня кидало из крайности в крайность…
«Кино про Алексеева» обладает всеми формальными признаками полународного полухита: советское ретро (о нем чуть позже), молодой Олег Ефремов и Андрей Тарковский в качестве второстепенных персонажей, глянцевая, но правдоподобная картинка, песни под гитару, а также сюжетный поворот в финале…
Вечная тема всех романов взросления, желание оставить отчий дом, послать маму с папой на известные три буквы, променять данность на собственный выбор — у Мещаниновой становится буквальным и очень острым: не деньги, не реализация, не большой мир тянет мальчиков и девочек на материк, а другой цвет неба.
