«Теснота», в которой от любви (родительской и другой, первой) действительно не продохнуть, так она сжимает грудь и давит на виски, не этнографический экскурс. Это живая история, которую авторы достали откуда-то из темного уголка детской памяти
Да, у каждого из нас есть своя маленькая загубленная мечта. Кто-то хотел написать бестселлер, кто-то — снять блокбастер. А кто-то быть и бить, как Джина Карано. Тот, кто помнит об этой загубленной мечте каждого, может, еще и не Данелия, но уже практически Микаэлян.
Если автор суров к героям, это может говорить не только о высокомерии, но и о суровости к самому себе. Единственный достоверный показатель отношения к персонажам свысока — это карикатура. Карикатур среди главных персонажей «Нелюбви» нет.
Снова безапелляционные диагнозы, снова крайнее режиссерское высокомерие по отношению не только к зрителям (эти потерпят), но и к собственным героям.
Неизбежно разочаровывает финал картины. По закону жанра, герои такой истории должны менять друг друга, чтобы предстать к финалу обновленными. Речь, конечно, не о формальных переменах, а о новом взгляде на мир. Но массовое российское кино в таком взгляде не нуждается.
Тодоровский называет «Большой» попыткой снять «фильм-роман» — и это, конечно, роман воспитания, coming-of-age drama. Здесь есть и жалостливая оливертвистовская предыстория, и ощущение хамоватой наивности, и момент открытия себя через принадлежность искусству, и личные отношения с наставником, и схватка с неравным соперником, и поражения, и даже мораль
«Леопард» — классика не просто исторического, но историко-аналитического фильма.
Феноменальная популярность фильма говорит о том, что Фасбиндеру наконец удалось решить задачу, стоявшую перед «новым немецким кино» вообще и перед ним в частности: представить Германию миру и одновременно предъявить немцами их узнаваемый портрет.
Террористы из «Ноктюрамы» — тинейджеры, почти ровесники XXI века, и они сознательно выбирают отказ от любого завтра. Но если так, то пусть мир закончится не со всхлипом, а с громом. На его развалинах будет звучать хип-хоп и Blondie, и будут танцы.
Авторы фильма мечтали о нем десять лет, и, хотя местами картина удивляет своей бронзовой многозначительностью, посмотреть ее, безусловно, стоит всем фанатам режиссера.
Парадокс этого фильма, наверное, в том, что конспирология составляет его сюжет, но сам он представляет антоним конспирологической логики — Out 1 абсолютно открыт. Во многом это фильм о том, как он сам появился: фильм-зеркало, не пытающийся себя замаскировать.
Фестивали заканчиваются, жизнь бежит вперед, мнения меняются. А Джармуш плавно катит на автобусе ровно по расписанию. Что называется, сам виноват. В «Патерсоне», который рассказывает о стихотворце Патерсоне, проживающем в городе Патерсон — материал скорее для лимерика, чем для фильма, — режиссер принципиально открыт всем ветрам критики, беззащитен перед любыми упреками.
«Коммивояжер», принимая во внимание иранскую специфику, легко мог бы превратиться в притчу о справедливости и милосердии, но тут будто сами мизансцены разводят героев по углам ринга. Прощения нет, есть только обиды, высокомерие и амбиции, режиссерские и человеческие, такие, в общем, понятные и стыдные чувства.
Это скучное кино с невыносимо миленьким Эндрю Гарфилдом, но у него есть длинное, мрачное послевкусие, которое на несколько дней заставит своего зрителя погрузиться в мысли о том, о чем обычно он думать не любит. Вне зависимости от того, религиозен он или нет.
«Притяжением» Бондарчук берет реванш за неудачную интерпретацию «Обитаемого острова» братьев Стругацких. Линии двух фильмов интересно пересекаются, но новая история рассказана с другой стороны. От имени аборигенов. Оказывается, стоит перенести время и место действия в нашу сегодняшнюю точку существования, и сюжет о залетном госте из идеального мира начинает работать.
Есть сёгуны, а есть самураи, и «Изгой» — это самурайская, или даже ронинская история. Без джедаев, чья Сила поминается лишь в молитве, но с контртеррористическими операциями в центре древнего восточного города Джедда, взаимоисключающими личными интересами и перессорившимися оппозиционерами. В ней много человеческого, и даже слишком человеческого по меркам Disney.
Снятая на абхазском языке самобытная повесть вышла универсальной. Она о том, что любовь, даже если длится недолго — живет вечно, а обида проходит раньше, чем кончается человеческая жизнь.
Несмотря на криминальные завитки сюжета от авторов «Решал», новый фильм — история из другой оперы. Не крутые разборки, а, скорей, отечественный заход на территорию «молодых рассерженных людей». «Одиночество бегуна на длинную дистанцию», снятое с ироничным ТНТ-шным прищуром (спасибо Дмитрию Власкину) и живым региональным пониманием земли под ногами.
Рассказ Толстого заканчивался на каторге, и мы могли только догадываться о том, что будет на свободе. Для Диаса это возможность раздвоения: на жизнь в тюрьме и вне ее, на две личины героини — одновременно святой мученицы и женщины, одержимой местью.
Херцог в порядке. Не стал ни проще, ни площе. Всё тот же. На этой территории ему ничего преодолевать не требуется. Он так же тревожен, так же отважен, так же проницателен.
Раз уж мы говорим о зрительском кино, то позвольте один вопрос: неужели мохеровая изнанка ностальгического мифа и теплое дрожание ложки в подстаканнике у иллюминатора — то единственное, чего заслуживает дошедший до кинотеатра зритель? Вообще-то нет. От катастрофы хочется остроты. От большого кино — серьезности в подтекстах и точной прорисовки линий.
Делая ремейк, вполне допустимо ставить под сомнение (а то и прямо опровергать) выводы оригинала, или логику его построения, или даже правомерность поставленных вопросов, — но Озон всё это не опровергает и не ставит под сомнение, он попросту всё это игнорирует, оставляя понятия вроде «войны» в тексте реплик и никак не вводя в ткань фильма, из-за чего ткань неминуемо начинает расползаться, а события — обессмысливаться.
«Дуэлянту» не до возможностей и деталей, он сосредоточен на себе. Это уже не авторский пафос, не грозные предъявы, которые кидали миру прошлые герои Мизгирёва, а скорее подростковый нарциссизм. Фильм настолько упоен собой, что гоняется за публикой с шестизарядником и криками: «Мне нельзя говорить нет! Голова или живот? Испытай в IMAX!»
То, что делает здесь Юппер, попросту говоря, невероятно.
Есть соблазн увидеть в главном герое «Чуда», который искренне презирает компьютеры, полагаясь исключительно на сорокалетний опыт и глазомер, черты самого режиссера, стиль которого вроде бы прост, но совершенно неподражаем и невоспроизводим в рамках современных голливудских продюсерских технологий.
