Бессмысленность происходящего на экране можно списать разве что на жару, в которой вынуждены действовать персонажи.
Возможно, во всем виноват скромный бюджет сиквела, но «Пираньи 3DD» не могут похвастаться ни всерьез шокирующими сценами, ни извращенной изобретательностью, ни хотя бы парой удачных шуток. Спасти фильм не удается ни забавному Дэвиду Хассельхофу, ни Кристоферу Ллойду, повторно засветившемуся в роли безумного профессора-ихтиолога.
И даже те, кто осудил решение жюри как консервативное, отмечали, насколько хороши оказались мафиози в ролях участников старинного преступления. На них и держится обаяние полудокументального фильма.
В этой излишне легкой и чрезмерно милой картине есть одна странность. Монтируя из смешных сцен комедию, Хат как будто боится свалиться в излишний психологизм. Причем несколько раз он подходит к почти фрейдистскому расследованию — почему это к парню в его сорок каждое утро приходит мамочка, а взрослая самостоятельная женщина боится привести любимого мужчину к себе домой. Но затем испуганно отшатывается в монтаже — ах, ну не будем же лезть в эти дебри.
«Неудержимые-2» Саймона Уэста это уже не столько фильм, сколько капустник. Не хватает только Стивена Сигала и Николаса Кейджа, но, говорят, переговоры уже ведутся.
В мире фильма, построенного по мотивам философии Штейнера, если бог и возможен, то он обязательно окажется диджеем.
Примерно о том и весь альманах: ну да, жизнь тут бедная, инженеры работают таксистами, национальный лидер малость не в себе, зато девушки и танцы красивы и горячи. Особенно если хлебнуть рому.
Отличия же не столько сближают ремейк с рассказом Филипа Дика, который служил первоисточником, сколько отсылают к любимым темам и образам авторов.
От неминуемого обвинения в безвкусице и эстетизации насилия спасает картину, как это ни странно, Кристиан Бэйл, которому здесь наконец-то представилась возможность развернуться в полную силу. Игра Бэйла, пожалуй, единственное, ради чего стоит вытерпеть растянутое на два с половиной часа мучение до конца.
Мир, по Солондзу, плох настолько, что сочувствие в нем может вызвать даже малоприятный лузер, если в нем есть хотя бы что-то живое.
Просмеявшись полтора часа, выходишь с четким ощущением, что только что посмотрел самый смешной фильм года, ну или первой его половины
Визуально выигрышный контраст: большинству зрителей знакома Америка небоскребов Нью-Йорка и Чикаго, пляжей Флориды и Калифорнии, а рядом живут люди, которые из всех плодов технического прогресса принимают только полезный в сельском хозяйстве трактор.
К счастью, несмотря на очевидную социальную заостренность, «Кубатон» — не агитка в духе «два мира, две морали». Но, хотя шведский продюсер Миклес здесь некто вроде злого гения, его соотечественник и приятель Даниэль Фриделл не рисует социалистическую Кубу одними радужными красками.
Самому фильму, впрочем, катастрофа в воздухе не грозит: два часа команда усердно изображает работу двигателя и всех систем на борту муляжа летательного аппарата.
Верный себе Нолан растягивает хронометраж пафосными монологами о противлении злу силой, а голову Марион Котийар — заточенной под гигантские экраны картинкой. Адепты хаоса при этом, как ни крути, выходят более интересными, но это привычный расклад. Злодеи разнообразны и ярки в своей экзальтированности.
Оммаж режиссеру, естественно, должен быть похож на его лучшие фильмы. Любой поклонник может с легкостью перечислить все, что делает лучшие работы Вуди Аллена именно работами Вуди Аллена.
Скучные разговоры? Но эффект бабочки заключается не в том, что грянет буря, а в том, что в бесконечном потоке информации нет ключевых сообщений: важно все и ничего.
Тут, правда, хочется спросить: а не перебарщивает ли сценарист с диапазоном способностей, которыми то ли обладает, то ли нет герой де Ниро?
Лента Феррары встраивается в ряд апокалиптических картин последних двух лет, но обнаруживает более всего общего с главной — с «Меланхолией» Ларса фон Триера. Обостренное внимание к деталям — не появление нового, но состояние, в котором приглядываешься к тому, что всегда было рядом. В этом и принципиальное отличие Феррары от Триера. Триер снимает про вселенную внутри, Феррара — про обычных людей перед лицом Вселенной.
Чтобы передать основное настроение этого апокалиптического роуд-муви — тоску по бренной красоте этого мира, с которой рано или поздно нужно будет расстаться каждому (в фильме она представлена поэтичными ландшафтами и ностальгической музыкой поп-групп 70-х), вполне хватило бы и простого крупного плана лица актрисы, по которому катится единственная прощальная слеза.
Несмотря на заключительный «твист», экранизация «Лиссабонских тайн» неизбежно бы стала пусть и хитрым, но все же сериальным «мылом» — будь ее режиссером не маргинал Руис, декларирующий приоритет формы над содержанием, а кто-нибудь другой.
Начали, раскачались, пошумели, закончили, и хватит: к четвертому фильму герои уже оказываются в доме престарелых и пытаются вспоминать старые добрые времена перед полупустыми кинозалами.
Именно такого эффекта и хотел добиться автор — чтобы мы воспринимали «Войну» не как прославленных героев искусства, не как, упаси Бог, икон оппозиции, а как людей, которые любят дело, друга, супруга, детей и вообще ничего не боятся.
Ужасно печально, что самый модный сценарист Голливуда вместо хорошего сериала создал эдакую картонную тантамореску с дырками вместо лиц.
Сильной стороной «Железного неба» стал сценарий, в котором практически нет ничего лишнего, а развешанные по сцене ружья стреляют исключительно вовремя и в нужном направлении — в полном соответствии с заветами Чехова.
