На самом деле ни к жанровому кино, ни к квир-проблематике «Дитя тьмы» никакого отношения не имеет. Это просто пособие по предродовой и постродовой депрессии, и показывать его стоит не в кинозалах, а на курсах повышения квалификации медицинских работников.
Интерес к их будущим работам все равно остается. Особенно если к умению быстро снимать за небольшие деньги, работать с непрофессиональными актерами и внятно рассказать историю за полтора часа прибавится немного смелости.
Герои Джека Спринга выбирают менее законопослушный способ справиться со своими трудностями, но, честно говоря, ограбление, занимающее вторую часть фильма, здесь совсем не главное и не самое интересное событие. А противостояние между трудом и капиталом, ко всеобщему удовлетворению, заканчивается вничью.
Это как бы абстракция, архетипичная сказка, обязательно стартующая с обобщений — временных и географических: в некотором царстве, в некотором государстве жил-был человек… Только у Годара сказочное допущение продолжается абсолютным императивом — жил и был убит человек. Ибо после неопределенного артикля всегда следует определенность человеческих устремлений: убивать, чтобы властвовать.
Сценарная беспомощность компенсировалась в глазах продюсеров модным якутским трендом. А режиссер, оказавшись в тенетах московского кинопроизводства, растерял свое модное своеобразие.
Михайлов очень странно и завораживающе работает с пространством своих фильмов. И в «Сказке», и в «Снеге» он сначала разворачивает его, как скорее ржавые, чем ковровые дорожки. Помещает героев в полуреалистическую, полусновидческую декорацию, откуда выталкивает в бесконечное русское пространство.
С любым хорошим «кино про маньяка» «Фишера» роднит и то, что на самом деле он рассказывает не про маньяка, а про породившее его больное общество, проникнутое тоскливым предчувствием скорого распада и тотальным безразличием.
Фильм не обманывает зрителя обещанием чудесного избавления, не предлагает простых ответов на сложные вопросы или хотя бы утешения для тех, кто находится в схожей ситуации. Он просто дает возможность задержать взгляд и попрощаться.
На этом пути звездная четверка получит возможность продемонстрировать харизму и умение переключаться из юмористического режима в сентиментальный.
Повесть Евгения Габриловича «Четыре четверти», легшая в основу «Объяснения», тоже носила автобиографический характер: речь в ней шла о его собственной семейной истории. Но завершался фильм Авербаха своего рода катарсисом, который у Рунге катастрофически не получился.
Пожалуй, и сам фильм в конечном счете напоминает именно полет на неважном лоукостере: он, конечно, доставит вас из точки А в точку Б, но приятным это путешествие не будет, и повторить его вряд ли захочется.
Если бы Степан увидел фильм «Не хороните меня без Ивана», он неминуемо впал бы в такой летаргический сон, из которого бы не факт, что вообще вышел.
Детективная линия продвигается вперед неспешно и более или менее в соответствии с первоисточником.
С созданием зловещей атмосферы — главной составляющей успешного ужастика — в «Крови» явные проблемы, уж слишком она получается разреженной.
Жить в этой красоте, конечно, ни одному нормальному человеку не хотелось бы, а полюбоваться на экране — почему бы и нет.
Сила подростковых децибел, не подкрепленная ни одной хоть сколько-нибудь взаправду страшной — да хотя бы просто эффектной — сценой, наводит лишь на угрюмую мысль. А не пародию ли мы смотрим? Или, хуже того, японскую молодежную комедию.
Возникает ощущение, что полтора часа ты провел в обществе тихих сумасшедших, чьи тяжелые гены угробили тишайшую Яну.
Неудобные вопросы исторической памяти и коллективной ответственности режиссер упаковал в форму лихого боевика, снятого в традиционном для южнокорейского кино жанре «фильма о мести», но с необычным героем.
Зритель утирает слезы умиления и испытывает чувство глубокого удовлетворения тем, как гармонично устроен мир — хотя бы на киноэкране.
Фильм держит интонацию насмешливо меланхоличного «треугольника печали», а его сатирическая составляющая порой выглядит плоской, если не сказать «квадратной».
Данные абсолютно реальной статистики в финальных титрах пугают еще больше, чем весь предшествующий фильм, и подтверждают, что в этом вопросе надеяться на сверхъестественную помощь, увы, не приходится.
Авторы стараются всеми способами устроить зрителям эмоциональные американские горки (или, если угодно, полет в зоне турбулентности), однако смотреть на экранные страдания вымышленных персонажей все же не так страшно, как, скажем, читать новости в реальном мире. Даже если между первыми и вторыми в фильме иногда оказывается общего несколько больше, чем хотелось бы для эскапистского зрелища.
Вместо осмысления трагических событий на экране вышла просто их довольно безучастная фиксация.
Дюпьё реальность перелицовывает. Зачем? Затем, что от перестановки слагаемых результат не изменится, а вот отношение к результату — вполне. Упрямство и абсурд все перетрут
Свобода распоряжаться собственным телом и здоровьем касается абсолютно всех, напоминает фильм, хоть и смягчает горькую пилюлю здравого смысла ложкой сахара: красивой картинкой с ретронарядами и саундтреком из поп-хитов.
