Романтическая комедия «Охотник за головами» — первый претендент этого года на «Золотую малину».
«Четвертый вид» безуспешно пытается доказать свою причастность к смешному жанру mockumentary, связанному с подделкой документальных свидетельств
В основе нового фильма «Квартета И» лежит спектакль «Разговоры мужчин среднего возраста о женщинах, кино и алюминиевых вилках» и снял его тот же режиссер Дмитрий Дьяченко, который экранизировал «День радио», так что по изобразительной стилистике это продукт скорее телевизионного формата.
Таким образом, авторы фильма остаются верны своей главной задаче: всем придумать ответственное поручение и никому не дать просто жить как придется — как жила Алиса из книжки, задумчиво любуясь и тихо удивляясь обаятельной бессмысленности и бесцельности мира, в который она попала.
«Серьезный человек» подробно описывает мифологический склад еврейского ума, знаменитая изворотливость которого напрямую связана с умением заболтать оппонента.
В том инфантильном взгляде, который обнаруживает в «Милых костях» Питер Джексон, он где-то даже схож с маньяком-педофилом, увлекающимся изготовлением кукольных домиков, детали внутренней отделки которых выполнены с поистине маниакальной тщательностью и скрупулезностью.
Если кто-то думает, что неторопливостью страдает в «Острове проклятых» только преамбула, а дальше все станет подинамичнее или хотя бы поистеричнее, то он ошибается — с заданного в начале задумчивого темпоритма «Остров проклятых» так и не сбивается.
Юмористические зарисовки производственных совещаний, участники которых с умным видом сыплют необъяснимыми аббревиатурами и загадочными коэффициентами, дают повод сравнить «Филиппа Морриса» с фильмами братьев Коэн, но это чересчур лестное сравнение для картины, которой не хватает четкости мышления, позволяющей не только увидеть абсурд окружающей действительности, но и систематизировать его, подчинить некой причудливой, но все-таки логике.
Терри Гиллиаму пока еще не тысяча лет, как лондонскому факиру доктору Парнасу, однако «Воображариум» легко интерпретировать в автобиографическом смысле — в нем хватает печальных размышлений иллюзиониста о том, что люди уже не так охотно тянутся в его балаган, где через волшебное зеркало могут попасть в мир своих фантазий.
Основная же рефлексия по поводу всего увиденного происходит на финальных титрах, которые комментирует скептически настроенный телезритель из Таганрога Сергей Юрьевич Беляков в своей фирменной манере — опять мол, сняли какое-то говно: «Что за режиссер такой Глеб Орлов? Михалкова знаю, а Орлова нет».
Нарезки из реакций увольняемых производят, наверное, самое душераздирающее впечатление в фильме и передают состояние галерного раба, которого вдруг выкидывают за борт, однако вместо радости от возможности плыть куда глаза глядят он испытывает шок от страха пойти ко дну
Это неплохая возможность оставить в старом году картину, которая для новогодней сказки слишком настойчиво муссирует болезненную тему финансового благосостояния, и выбрать для встречи нового кинематографического года что-нибудь не столь меркантильное…
Некоторое сходство пандорян с индейцами (дополнительно подчеркнутое их прическами из афрокосичек) придает фильму колонизаторский подтекст и провоцирует на социально-политические параллели (от отчаяния еще можно приплести войну в Ираке), но и они так же слабо развлекают, как трехмерные очки, напялив которые начинаешь замечать порхающих у тебя перед носом мотыльков, лезущие в глаза листья пандорянских папоротников и понимаешь, что тебя надули даже в три раза больше, чем ты изначально готовился.
Вместо ностальгического гимна плоти у авторов фильма вышла невеселая в сущности история о том, как один жовиальный еврей был уверен, что перевернет весь Нью-Йорк, сделает из Америки в самом буквальном смысле огромную семью, — и как все опять закончилось обычным борделем.
В картине безупречны все актерские работы, а такого сдержанного, лаконичного и не впадающего в избыточность Алексея Петренко давно уже никто не видел, равно как и такую трогательную Марию Шукшину в песцовой шапке, с неподдельным отчаянием играющую отлученную от ребенка мать.
В третьем «Антикиллере» возникает ощущение, что фильм снимается помимо воли создателей, иногда рождая смыслы, которые авторы, может, и не вкладывали
Волноваться читателям Стефани Майер и на этот раз нечего: Крис Уэйтс обошелся с «Новолунием» так же бережно, как и Кэтрин Хардуик — с «Сумерками», и не позволил себе ни малейшей насмешки над проблемой главной героини (Кристен Стюарт), которая влюбилась в одноклассника-вампира (Роберт Паттинсон) и пользуется взаимностью, но никак не может уговорить бойфренда укусить ее и сделать таким же вампиром, как и он сам.
«Чудо», наверное, наиболее юмористический из всех фильмов, поставленных по сценариям Юрия Арабова, чье чувство смешного, обычно затененное вниманием автора к серьезным метафизическим вопросам, проявилось в сочетании с режиссурой Александра Прошкина, метафизике чуждого
То, что немец Роланд Эммерих не очень верит в сентиментальный американский гуманизм и все-таки держит в кармане некую фигу по отношению к американским претензиям на мировое господство, становится очевидно в финале, когда Америка в новой, сдвинувшейся картине мира оказывается непонятно где и съезжает с козырных позиций, а финальный радостный возглас, констатирующий итог подвижек в земной коре, «Африка поднялась!» можно понимать в самом широком смысле.
К спорам о судьбах России фильм не располагает, что хорошо: в спорах о прошлом всегда ощутимо психическое нездоровье. Режиссер избегает искуса осовременить средневековье. Разве что воеводы каются в измене, как подсудимые на московских процессах 1930-х годов: ради интересов, правда, не государства, а царя.
Хлипкими в «Книге мастеров» выглядят не только потуги на постмодернистский юмор, но и банальная причинно-следственная логика
«Коко и Игорь» — фильм, конечно же, не про любовь, а про взаимоотношения бабла с искусством, которые авторы разрешают в духе циничного прагматизма, признавая, что, раз уж художнику без лавочников никак не обойтись, надо уметь себя правильно с ними поставить.
Осуждать героев за тягу к «веселью» у авторов нет необходимости — они просто показывают, что в самом выборе, который сделали «весельчаки», уже заключено для них наказание: жизнь мотылька опасна тем, что тебя особенно легко прихлопнуть.
В целом «Тело Дженнифер» — довольно заурядный нестрашный постмодернистский триллер, который не столько пугает, сколько балуется со штампами. Немного поднимают его над средним уровнем элементы черной комедии с характерным мизантропским юмором Дьябло Коуди.
На уровне языка в драматургии Василия Сигарева все как бы очень настоящее, живое, все шевелится, порой даже корчится и извивается от боли, все дышит и истекает кровью, но при этом все равно заточено под театр — не покидает ощущение, что визуально реализовать сигаревские идеи естественнее, адекватнее и полнее всего можно с помощью бутафории, декорации, маски.
