При всей метафоричности сюжета в фильме можно увидеть не только высказывание о проблемах современной Польши, но и почувствовать ностальгию по смутному времени свободы, которого ни в Польше, ни в России больше нет
Наверное, было бы правдоподобнее, обломай тренер зубы о злосчастный «Метеор», но тогда бы фильм как массовое зрелище не имел смысла. А ведь есть, наверное, даже и гражданственный смысл в том, чтобы подарить лузерам иллюзорную, но надежду, надавив на их мужскую гордость, взяв на слабо.
У Нэша Эджертона и сценаристов Мэттью Стоуна и Энтони Тамбакиса вышло рыхлое, путаное и напрочь лишенное динамики кино, в котором один нелепый и при этом предсказуемый сюжетный поворот громоздится на другой, а перерывы заполнены отчаянно неостроумными диалогами.
Редкий в наши дни для жанрового кино пример умного фильма, создатели которого достаточно доверяют зрителю, чтобы не разжевывать для него все обстоятельства, а предоставлять самому строить причинно-следственные связи.
Скромное минималистское «Турецкое седло» остается наиболее адекватным документом и одновременно снайперски точной художественной аллегорией нашего времени.
Разворачивается борьба не на жизнь, а на смерть между вегетарианцами и мясоедами, и зритель оказывается в пространстве психотриллера, явно вдохновленного «Отвращением» и «Ребенком Розмари» Романа Полански.
Картина Рота не манифест, а крепкий, бодрый и по-хорошему старомодный, несмотря на остроумное обыгрывание примет современности, вроде интернет-мемов и соцсетей, боевик.
Авторы старательно нагнетают атмосферу в ожидании финальной части, в которой самых терпеливых зрителей ждут страшная месть и, очевидно, неизбежное возвращение следователя Гуро. Будет ли вся эта бойкая дичь производить впечатление и в третий раз — вопрос.
Может быть, это действительно снял не сам Содерберг, а его ручной iPhone, насмотревшийся тайком от хозяина всякой муры.
Возвращение режиссера к жанру фантастики получилось бодрым и красочным, но содержательно фильм недалеко ушел от первых примитивных компьютерных игр
Кайдзю лезут на свет из нового подводного разлома, егеря выходят на боевые позиции, и вновь начинается бой. Только вот восторга, как в первом фильме, не приносит и он, поневоле заставляя вспомнить анекдот про китайские новогодние игрушки, которые блестеть-то блестят, но совсем не радуют.
Перед нами еще одна вариация на тему «Леона» Люка Бессона, «Таксиста» Мартина Скорсезе и «Драйва» Николаса Виндинга Рефна, однако Линн Рэмси не дает оснований уличить ее во вторичности. Она еще больше, чем предшественники, фокусирует внимание на главном персонаже с помощью новейшей съемочной техники и гипнотического саундтрека
В этом фильме привлекают абсурдистский иконоборческий юмор, смешанный с сентиментальностью, великолепный декор и фактура, чрезвычайно живые и темпераментные актерские работы.
Затравленное выражение «и как меня угораздило» на лице Викандер наводит на мысль, что ей, в отличие от предшественницы, вряд ли суждено царить в грезах нового поколения задротов.
Казалось бы, личное отношение должно было придать фильму оригинальность, но на экране все равно оказался набор шаблонных ходов, сотни раз перетасованных с большей или меньшей долей таланта в фильмах, пьесах и сериалах из жизни старшеклассников.
Сделав пару лет назад поверхностный ремейк «Дневника горничной» Луиса Бунюэля, теперь Жако в стерильной «Еве» профанировал еще одну кинематографическую легенду.
От режиссера Вендерса по привычке ждешь чего-то более сложного. Но получаешь только ложную многозначительность, растворенную в медлительном повествовании, вялую рефлексию и навязчивую метафору воды, присутствующую в каждом кадре.
«Черная Пантера» не только социокультурный феномен, отражающий главные тренды текущего момента. В первую очередь это новая часть киноэпопеи Marvel со всем полагающимся арсеналом развлекательности — и в этом смысле часть едва ли не лучшая.
Когда дробная этнополитическая актуальность перетекает в космос вечных категорий, понимаешь, что Акин не случайно и не напрасно окунулся во вроде бы чуждую ему «неслыханную простоту».
Фильм вязнет в подробных изложениях того, на что хватило бы одного-двух выразительных кадров. Однако когда фигуры расставлены, характер каждого персонажа и отношения между ними ясны и можно наконец переходить к действию, увлекательнее оно не становится.
Программное высказывание сразу по всем актуальным вопросам современности: гендерному равноправию, свободе слова, независимости СМИ, ответственности власти перед народом и так далее. Кто бы спорил, проблемы сплошь важные и намерения у авторов фильма самые благие, но им не хватило как раз того, что фильм прославляет,- репортерской смелости и чутья на хорошую историю.
Лучшие вестерны всегда рассказывают о фундаментальных изменениях в душе своих героев. Так и в «Недругах» долгий путь в священную Долину медведей становится для Джозефа Блокера дорогой к осознанию самого себя.
Главный и непростительный грех режиссера заключается именно в том, что он путает две эстетические категории: страшное и противное. Пуще того. Претензии Лантимоса настолько глобальны, что противное оборачивается нелепым.
Картина поставлена и снята с тем же тщанием и доскональным вниманием к деталям, с которой Рейнольдс Вудкок шьет свои платья. Камера, управляемая самим режиссером, скользит по изысканным интерьерам, лестницам и коридорам, демонстрирует тонкости нарядов и создает на экране атмосферу немного страшной, но волшебной сказки.
Фильм неудачный, что особенно обидно в применении к 87-летнему Иствуду. Однако бранят его так свирепо, что хочется встать на его защиту. Да, в самой идее Иствуда есть очевидный недостаток. Люди не могут изобразить дистанцию по отношению к самим себе. Но именно благодаря тому, что они играют вплотную, мы и видим их самих, а не Тома Хэнкса с Расселлом Кроу.
