Его фильмы всегда были эффектными и запутанными метафорами вполне реальных вещей, в «Ветре» же он попросту вывел этот прием на передний план. Все по-настоящему хорошие сказки работают, даже если изъять из них фантастический элемент. Под конец карьеры Миядзаки решил продемонстрировать это самым наглядным образом.
Дело не в подаче, но в деталях; а главное — в выступлениях двух лидирующих звезд. Джаред Лето и МакКонахи уже получили за свои роли по «Золотому глобусу», и если первый всю дорогу не выходит за рамки большого голливудского трюкового номера, то второй работает несколько тоньше.
Бог с ним, что в «Робокопе» нет лихости и сарказма первого фильма — так с этим материалом мог обращаться только Верхувен. Верится, что создатели искренне попытались сделать что-то свое — сдобренное пиротехникой наивное высказывание про гуманизм и победу человека над машиной. Но так уж вышло, что победитель оказался ужасным занудой.
Безусловно, любое кино — фокус, ловкость рук. В случае Расселла почему-то не получается избавиться от ощущения, что усы у фокусника накладные и дурит он тебя в каком-то более низменном, меркантильном смысле.
Если приглядеться, где-то в глубине несмешного, вторичного и со всех сторон неловкого «Момента» можно отыскать в общем-то похвальную попытку режиссера-дебютанта Гормикана хоть как-то встряхнуть перманентно пребывающий в кризисе жанр романтической комедии.
Со всех сторон ужасный блокбастер про самое известное литературное чудище.
Упорство, с которым авторы многострадального «Вия» почти десять лет мастерили свою вольную постановку, вряд ли можно объяснить особой любовью к Гоголю: не будь здесь и правда никаких следов русского классика, название фильма можно было бы счесть лишь умелым маркетинговым ходом.
После «Волка» немного подташнивает и звенит в ушах, но, как в случае со всяким новым наркотическим опытом, о нем тут же хочется с энтузиазмом рассказать знакомым и повторить его при первой же возможности.
«Круг» полон той искренней дурости, которой очень сложно не очароваться, — она сама все про себя понимает, но поделать ничего не может.
Длящийся без малого два часа «Реванш» можно досмотреть разве что ради последних сцен заглавного боя — на них, чего греха таить, есть шанс пустить скупую слезу. Но проблема в том, что предваряющие схватку девяносто минут смотреть куда тяжелее, чем марафоном проглотить все части «Рокки».
Нельзя сказать, что диснеевский подход к чужой культуре идет фильму во вред — «47 ронинов» радуют ровно настолько, насколько в принципе может радовать не очень талантливая, но старательно смастеренная безделица.
При всем очевидном идиотизме «Сезон убийц» из тех фильмов, которые надо либо смотреть на языке оригинала с субтитрами, либо не смотреть вовсе. Главный и по сути единственный здешний спецэффект — невероятный, находящийся за какими-либо рамками правдоподобности и хорошей актерской игры сербский акцент Траволты.
Под конец «Грязь» окончательно тонет в слезливом морализаторстве, теряя остатки хорошего вкуса, — под какую именно песню протекают финальные духоподъемные минуты, лучше заранее не знать и испугаться уже в кинотеатре.
Это не далекое от исторической правды художественное решение и переводит фильм в категорию исключительно политического кино. По итогам сказать о нем можно лишь словами германовского Лапшина: «Вещь нужная». А как всякая нужная вещь, он существует в несколько иной плоскости, чем большое искусство.
Самое удивительное в «Старперцах» — с каким упорством авторы отказываются удивлять; увидев здешний пролог, можно в деталях предугадать содержание следующих полутора часов.
«Географ», по-хорошему, образец народного фильма — если и не по бокс-офису, то по сути. В нем не сложно отыскать ворох недостатков, но слишком редко в русском кино появляются фильмы, снятые и сыгранные с такой любовью; ничего не остается, как относиться к ним со схожим чувством.
Дени сама открыто заявляет, что черпала вдохновение из шестидесятнических триллеров Куросавы и «Святилища» Фолкнера, но фильм еще походит и на «Твин Пикс», если б его снял очень серьезный Дэвид Линч.
«Игра Эндера» в итоге не работает ни как сказка с моралью, ни как летний блокбастер, но странное дело — исходящий от него всю дорогу холод чувствуешь еще пару дней после просмотра.
Но удивительным образом вся эта красивая конструкция разваливается при столкновении с Камбербатчем — главным достоинством «Пятой власти».
Режиссера Говарда, помимо прочего, принято не любить за пристрастие к экранизациям Дэна Брауна, но история в центре «Гонки», надо признать, — идеальный для него материал.
В прописных истинах нет ничего страшного, но чувство неловкости при просмотре — последнее, чего хочется ждать от главного британского умельца по маскировке банальностей.
У прожившего большую часть юности в Америке Янга получилось даже не кино, а скорее большой классический роман, главным лейтмотив которого — как чужая культура изменяет национальное самосознание.
Над фильмом в итоге можно одновременно ломать голову как над шпионской задачкой, пускать слезу как над мелодрамой про нескольких хороших парней, которые подкладывают друг другу свиней, а также — чего было совсем мало в сериале — хохотать на каждой второй сцене.
«Чужие среди нас» завершили поразительный жанровый марафон, начатый Карпентером в середине 70-х, и видится определенная логика в том, что именно здесь автор будто бы вернулся к почти брессоновскому минимализму своих первых картин.
Почти полностью нарисованный в английских павильонах «Нарцисс» сейчас кажется не только самым умопомрачительно красивым кино того периода, но и при всей целомудренности английских сороковых на удивление откровенным.
