Новый вариант «Праха» мало отличается от старого (в принципе, все то же самое, только с вычищенными на компьютере цветами и смонтировано под чуть более мрачную музыку) и увиденный в кино сейчас производит так любимый Вонгом эффект письма, открытого с многолетним опозданием.
«Вавилон» — огромный по французским меркам коммерческий проект, дорого и сложно готовившийся последние лет восемь, не первая попытка сделать голливудский продукт с европейскими мозгами и явно не последний случай, когда результат со свистом пролетает как мимо Голливуда, так и мимо всего остального.
Американский ремейк, поставленный молодым французским дарованием Ажа, полагается на ритм и простые дедовские методы: хлопнуть дверью тогда, когда надо, выбить из-под зазевавшегося зрителя почву именно в тот момент, когда тот решил, что знает, что будет дальше, — за такое не назовут визионером, но орать будут как миленькие.
Сказать, что то, что он снимает, не круто, язык не повернется. Но, как всегда с Миике, на полчаса изумления чужой крутизне приходится минимум час смертной скуки от затянувшейся шутки.
Агитационно-комический ремейк «Коммандо» с Пореченковым в роли Шварценеггера…
Такой вопиющей растраты человеческих ресурсов даже в Голливуде, где принято забивать гвозди микроскопами, не случалось давно.
Все это страшно мило и местами смешно, и почерк у режиссера каллиграфический, но годы, прошедшие с выхода «Амели», если и научили чему, то тому, как не вестись на старательно культивируемую чудинку и разговоры про бежевое мироздание.
Вообще, от «Анны» временами есть ощущение, что пятидесятилетний Медем с опережением лет на двадцать прибежал к той отметке, на которой режиссеру неотвратимо хочется тискать что-то молодое, одновременно изрекая мудрости, — но сомнения в его вменяемости в конечном счете отменяет дурацкий хохоток, с которым героиня в самый последний момент соскакивает со старательно выстроенного для нее алтаря.
Высокобюджетная, снятая с явным прицелом на экспорт готика финского производства и по совместительству дебют в большом кино финского же ансамбля ряженых трэш-металлистов Lordi — глупость, конечно, но глупость такого сорта, что ее, в отличие от иных умных фильмов, явно будешь с теплотой вспоминать годы спустя.
Основной же массив фильма — это два часа не слишком благородной скуки. Ленивая камера, топорные компьютерные эффекты, одинаково постные лица у призраков и у живых людей, даже капающая с потолка вода капает оттуда безо всякого удовольствия.
Финальный продукт — остроумный, ненавязчивый, не страшный за все полтора часа ни на секунду — похож на книжку для кофейного столика: Чарлз Бернс соседствует с творчеством француженки, вдохновляющейся Hello Kitty, совсем откровенная ерунда пролистывается быстрее, чем успеваешь заскучать, а лучший эпизод символичным образом сделан карикатуристом «Нью-йоркера» МакГуайром, для которого кофейный столик — естественное поле битвы.
Но дельторовский «Хеллбой», конечно, берет не идеями и даже не хваленой визуальной фантазией, а тем, что называется английским словом attitude, — не столько жизненной позицией, сколько позой и выражением лица, этим своим «она первая начала» вслед улетающей старушке, наглой шварценеггеровской сигарой в мире, где курить побросали даже злодеи из «Бонда».
Вообще, обсуждать это аккуратное кино всерьез можно лишь потому, что в русских школах не проходят Роберта Фроста, — представьте себе отечественный фильм про семейные отношения с названием, например, «Ночевала тучка золотая».
«Револьвер» — как бы напыщен, путан и смешон он не был временами (а временами он и правда похож на какую-то исповедь специалиста по НЛП) — при том обладает удивительно цельностью, а его центральная мотив — побега, освобождения, выхода вон — дан идеально внятно, убедительно и красиво.
«ВАЛЛ•И» — это правда великий фильм о любви или просто пиксаровские инженеры в очередной раз закоротили нам нужные точки на микросхеме. Результат, наступающий в течение первых пяти минут фильма и длящийся до самого конца, один и тот же: отказ системы, отказ системы, отказ системы.
Этот интровертный, затюканный, бормочущий что-то себе под нос тридцатипятилетний ребенок один из немногих снимает сейчас так, как снимали в лучшие годы они сами: понимая, что кино — это не идеи, не мысли, не склейки и не драматургические ходы, кино — это чужой сон, который тебе не пересказывают, а дают посмотреть самому
Ханеке владеет киноязыком настолько, что в пределах экрана может, как и мальчики в белом, творить что хочет абсолютно безнаказанно: снимать всем известный наизусть текст, экранизировать правила поведения на эскалаторе, в его исполнении от этого все равно нельзя будет оторваться, и чем абсурднее исходная задача, тем больший структуралистский шик ее исполнить.
Забавным образом, за два часа мощнейшей атаки на органы чувств, «Нирвана» делается похожей на кино всего дважды… Остальное, по-хорошему, стоило бы сжечь, чтоб дети не брали пример, а в газетах не писали глупостей.
То, что в результате «Хэнкок» из суперменской версии «Плохого Санты» все-таки выруливает на историю про исправление и пользу обществу, конечно, немного обидно, но не то чтобы смертельно. В конечном счете много пить действительно вредно, а отнимать у детей мороженое можно и на трезвую голову.
Нортон, который, как всегда, получив роль, полностью переписал сценарий, в любом случае заслужил специальную медаль за мужество и смекалку, проявленные при выполнении предельно идиотской задачи.
В начале, в самой удачной сцене фильма, некий мальчик, принюхавшись к герою Кравченко, философски сообщает не столько ему, сколько нам: «Дядя пахнет какашкой». Добавим от себя: столичный постмодерн, подделывающийся под народную мелодраму, тоже.
Из прошкинского фильма ничего понять нельзя. Оттуда будто специально сократили все, кроме почвенных диалектизмов, — всю человеческую речь вообще, оставив одни сплошные гыть, отскочь, ружо, ужо и сусло…
В «Особо опасном» глазами видно то, про что раньше приходилось догадываться: Бекмамбетов — отличный попкорновый режиссер с фантазией и хорошим драйвом. Чтоб развернуться ему явно не хватало не столько бюджета, сколько нормальной культуры кинопроизводства — когда сценаристы обучены грамоте, монтажер видит разницу между кино и рекламой, а у отдела продакт-плейсмента есть совесть.
Шанкленд не думает ничего развивать — это кино может притворяться чем угодно (больше всего ему нравится притворяться малобюджетным вариантом «Семи»), но в душе это дурацкий старомодный теледетектив, из тех, где весь фокус в том, что в конце кто-то оказывается переодетым мужчиной.
«Незнакомцы», режиссерский и сценарный дебют некого помощника осветителя, щеголяют спокойным семидесятническим ритмом и вниманием к трогательным деталям и в целом напоминают не столько «Забавные игры», сколько замечательную прошлогоднюю «Вакансию на жертву» Нимрода Антала…
