Мурхед и Бенсон все эти годы были королями дешевых DIY-фантазий и студийными жертвами, застрявшими меж голливудских шестеренок. Но в новом фильме им наконец-то удается сделать что‑то масштабное, не изменив себе.
Нуар — жанр, который вроде бы понимают все, но который почти никто не может воскресить. Дель Торо смог.
В «Белфасте» много потайных ходов, щелей в заборах и местечек для своих, в которых можно укрыться от любой беды.
Чтобы добиться зрелищности, фильм то и дело превращает шахматные фигуры в средневековых рыцарей, разум спортсменов — в электрическую схему, а доску — в карту Европы времен Второй мировой войны.
Из‑за болезненной темы о «Межсезонье» хочется писать в первую очередь как о публицистическом высказывании, а уже потом как о художественном кино, и это, конечно, несправедливо.
Если без спойлеров, то шпионский боевик в финале берет да и превращается в античную трагедию о проклятой богами семье. И о царе, который пережил свое царство.
Фильм не от мира сего, и это было особенно заметно на «Кинотавре». Первое, чем он удивляет, — сложность, вычурность и щедрость решения сцен, к которым иные постановщики отнеслись бы как к проходным.
Почти все фильмы в этом году напоминали, что нам есть, от чего бежать. Но только фильм «Море волнуется раз» подсказал, куда.
Пока ясно одно: «Капитан Волкогонов бежал» — та самая удача, которая сопутствует храбрым.
Фильм получился слишком сумбурным, чтобы всерьез болеть за его героев, и слишком серьезным, чтобы его повторяющиеся шутки и приемы быстро не надоели.
Диана — лучшая роль Стюарт, но конкретно в этом случае актерское чудо, кажется, происходит наперекор намерениям сценариста и режиссера. Просто потому что авторам весь фильм изменяет чувство меры.
Судя по фестивальным рецензиям и американским сборам, Эдвард Нортон в очередной раз переоценил свою значимость — но ведь за это безрассудное тщеславие, помноженное на маниакальный перфекционизм, мы его и любим.
Удача «Главного героя» в том, что он все же гораздо ближе к так называемым экзистенциальным комедиям со стримингов и премиальных кабельных каналов, чем к осторожным летним аттракционам.
При этом даже самый дикий аттракцион в «Отряде самоубийц» работает на большой драматический сюжет — на историю об обретении семьи, примирении с прошлым, преодолении себя и желании служить и защищать. Это абсолютно диснеевская схема терапии, но вселенная DC позволяет применить ее к куда более интересным персонажам.
Результат этого странного сочетания горячего и холодного воздушных потоков — самый смешной и грустный, самый жестокий и человечный фильм Озона за долгие годы.
Несколько раз фильм нарушит даже собственные конкретные обещания.
Две пробоины в корпусе «Девятаева» — это визуализация лагерного быта и тандем протагониста и антагониста.
«Гнев человеческий» — в первую очередь лихой старомодный боевик, снятый так, что дрожишь от восторга.
«Чернобыль» — зрелищный и эмоциональный фильм-катастрофа с рискованно затянутым первым актом. Но тех, кто справится с этой длинной очередью на американские горки, ждет та еще поездка.
Все экшн-сцены сняты с максимальной изобретательностью: один только эпизод поиска улик доказывает, что авторы очень старались, чтобы мы не скучали ни секунды.
Чем-то «Северный ветер» похож на «Сто лет одиночества» Маркеса — магический некрореализм о распаде аристократической семьи, в котором даже была героиня по имени Рената — девушка, давшая обет молчания.
Благодаря органике и чутью еще не испорченных актеров у Андерсона впервые получился фильм без голливудских титанов на первом плане
У режиссера-дебютанта Михаила Локшина получилось превратить сложнейшую постановку в легкое действо. А у сценариста нашумевшей «Эпидемии» Романа Кантора — придумать историю, соответствующую всем стандартам романтического блокбастера, святочного рассказа и диснеевской сказки.
Удивительный сплав сухости и избыточности, фильм-обелиск от режиссера-глыбы. Редкое кино, в котором безотказно работают самые простые образы, какие только могут прийти на ум.
Фильм, увы, слишком легко разменивается на удобные цели. Его неполиткорректность предельно политкорректна — а в истории такое явное торжество победителей обычно приводит к взрывному ресентименту побежденных. И становится не до шуток.
