С появлением Чуриковой разомкнется пространство экрана — в фильме откроется дыхание вечности, схваченное камерой, парящей над снежной пустыней, где светится огнями яркий островок Особлага, будто омытый едва слышными отголосками музыки, льющейся с неба.
Депрессивная драма «Молоко птицы» — современное кино.
По сути, этот фильм — тотальная метафора нашей новой реальности, резко разделенной на два мира, богатых и бедных.
«Сдать рядового Крысу» — такое название не годится для бестенденциозной картины «Блокпост». Но для подзаголовка текста годится вполне. Чтобы отсутствующая у Рогожкина интонация приговора всем нам и нашим «национальным особенностям» прозвучала.
Любопытное этнографически, с утонченной режиссурой, это кино выполняет еще и познавательную функцию: как живут люди далеко от Москвы — тот самый «глубинный народ», не имеющий представительства ни в массмедиа, ни на киноэкране.
«Асса» — пароль, на который откликаются свои.
в фильме Ливнева все по максимуму: чувства, страсти, злодейство, надрывы, любовь-ненависть.
Континуум фильма много шире школьного сюжета про юного психастеника, прикрывающего свои экспансионистские амбиции защитой библейских (вечных) ценностей. Терроризм, чума XXI века, как правило, выступает под знаменем религиозной доктрины. Затеять мировой пожар из-за того, что некто оскорбил твои религиозные чувства, — мы тоже подобное проходили совсем недавно.
Я пишу про новую работу Николая Лебедева, уважая его восходящий профессионализм и редкий по нынешним временам романтизм. Я вижу попытки режиссера уравновесить мощный зрительский потенциал триллера, то есть суперкартинку, человеческой историей. Особо ценю мессадж режиссера о том, что героизм и самопожертвование сегодня не ценятся в обществе, заточенном на прибыли и доходы.
Я тоже вижу серьезные драматургические пробелы в сценарии, использующим стереотипный верняк. Выручает реальная история, в центре которой — женщина, что чрезвычайно редко случается в исконно мужском восточном обществе.
Велединский дал Хабенскому картбланш, поставил на его уникальную импровизацонность, на редкий актерский регистр: комедия, драма, фарс, фэнтези — и все в одном флаконе. Актер вынес фильм на себе. Он переиграл режиссера.
Словом, есть вроде бы все для того, чтобы картина брала за душу и даже потрясала не меньше, чем недавний телепроект Сергея Урсуляка «Жизнь и судьба». Формат там был, разумеется, стандартный, но зато было то, что называют «химией». Было волшебство, сотканное из тех материй, которые обжигают тебя правдой чувств и переживаний. В «Сталинграде» лично со мной такого не случилось.
Адреналин — вот ключевое слово для картины Николая Лебедева. Разумеется, это мое личное мнение.
Иностранные коллеги-журналисты выстраивали генеалогическое древо хлебниковского героя, припоминая Достоевского и Толстого. Было лестно, что наших классиков знают хотя бы по именам. Тем не менее если уж искать предтечи и аналогии, то я бы Чехова предложила (не Бунина, именно Чехова — он тоже жесткий, но добрый).
Любой фильм, имеющий дело с нашими реалиями, так или иначе тестирует нас.
Андрею Звягинцеву и его оператору Михаилу Кричману (вот уж кто новая звезда на нашем небе!) удалось без вмешательства приснопамятных высоких технологий передать на экране ощущение космичности места, где развертывается история Отца и сыновей. Такое под силу лишь большим художникам — не пожалеем щедрого аванса нашему дебютанту.
Режиссера «Шика», неконцептуалиста по определению, всегда выручала образная плотность, которая концепцию замещала. В этой работе образные смыслы не завязались в тугой узел, в бутон, распускающийся по мере движения сюжета. Сюжет слишком прямолинеен, драматургия старомодна и банальна — противится и сопротивляется бурлескной стилистике, излюбленной этим автором.
Садилова жестока к своей героине, но она знает, что делает. Собственно, в жесткости подачи материала и состоит ее стратегия. Новая по отношению к «тяжелой женской доле» и к ее экранным интерпретациям в нашем кино.
