Смотрите фильм так, словно вы никогда не слышали об Анне Карениной. Попробуйте войти в него «с чистого листа» — как в творение замечательного режиссера Джо Райта и величайшего из современных драматургов Тома Стоппарда.
«Жизнь Пи» — новая картина Энга Ли — прежде всего визуальный шедевр, но к финалу выяснится, что она окажется еще и выдающимся духовным опытом, адресованным, как умная сказка, всем возрастам сразу.
Еще вчера такой фильм показался бы буйной фантазией авторов, если бы он не повторял практически дословно знакомый нам по реальности бред со «Светой из Иванова». Картина затронула некий болевой нерв современного общества — правда, ограничилась талантливой констатацией новейшей болезни эпохи Интернета, предоставив размышления своим зрителям.
«Хоббит», на мой вкус, совсем не скучен, три часа пролетают быстро, а в финале гигантский глаз очнувшегося от спячки дракона обещает еще много захватывающих приключений в компьютерных ущельях Средиземья.
Особое место картины уже в том, что она обошлась без «негатива», ставшего дежурным фоном российской жизни. В ней нет человеческого отребья, лжи, жестокости и предательств, нет привычной убежденности в том, что людская натура изначально гнила и гнусна. Притом, что судьба героини трагична: перед нами хроника умирания смертельно больной.
Сотворенный Мизгиревым сценарий, хоть и написан на фене, грешит литературщиной. Цель автора очевидна с первого кадра: доказать, что здесь жить невозможно, потому что за это на фестивалях дают премии.
Выходящий на экраны фильм «Самозванец» в текущем кинорепертуаре — аномалия. Он не вполне игровой и не совсем документальный. Развязка известна с самого начала — а интрига не отпустит до самого конца. Реальные персонажи — рядом с играющими их актерами.
Кинокритика так усердно открещивалась от советского опыта, то теперь как-то непоследовательно ликовать по поводу возвращения на экран проблесков былой интеллектуальности. Если сравнивать с «Самым лучшим фильмом» — да, социальное кино. Если с любым средним фильмом 60-80-х — всего лишь неумелая попытка прямолинейно, как в учебном плакате для детворы, обозначить состояние умов и, стало быть, состояние страны.
Это фильм, рассчитанный на компьютерные мозги, способные держать в памяти и обрабатывать огромное количество информации, и он более всего напоминает Windows, когда на мониторе открыты сразу шесть окон, и в каждом происходит свое действие, и все их нужно отслеживать и анализировать одновременно.
Что же касается режиссера, то на протяжении всего фильма меня не покидало ощущение, что человек с трудным детством, а по главной профессии — продюсер, Ли Дэниэлс понимает кино как способ сублимации каких-то своих тайных вожделений. Он сам написал чрезвычайно запутанный и довольно невнятный сценарий, где дал себе волю в коллекционировании разнообразных натуралистически шоковых сцен. У него явно очень большие амбиции, но, на мой взгляд, небогатые потенции.
Отойти после просмотра удастся не сразу: вас заставят сполна пережить то, что чувствует человек, пытающийся вырваться из уже сомкнувшихся когтей смерти. Минута за минутой, секунда за секундой. Даже закоренелый скептик, постоянно помнящий, что это всего лишь кино, даже знающий, что все кончится хорошо, все равно в волнении сжимает ручки кресла.
Фильм полон далеко идущих метафор. Снятый в документальной подробной манере, он по-своему поэтичен. Режиссер понимает взрывоопасность волнующей его темы.
Это серьезное испытание для зрительских нервов: перед нами тягостная картина постепенного превращения человека живого, умного, обаятельного, — в растение. Картина паралича и неотвратимого умирания, когда помочь нельзя, можно только оберегать последние искры человеческого счастья — любовь. Жан-Луи Трентиньян, когда-то изумивший нас самой красивой любовной историей в фильме Лелуша «Мужчина и женщина», теперь поражает историей любви самой безнадежной, самоотреченной и верной, какую видел кинематограф.
В «психологическом боевике» «007. Координаты „Скайфолл“ произошла ныне раритетная смычка: массовое авантюрное кино вплотную сомкнулось с кино „элитарным“, напиталось его соками и снова ввело себя в ранг искусства. Его знаменитая энергетика от этой рискованной инъекции стала еще более мощной и неотразимой.
После многолетнего исчезновения Каракс снял фантасмагорию, построенную по прихотливым, непредсказуемым законам музыки. У нее возможны десятки трактовок, и любая будет неполной. А можно и не мучиться расшифровкой этих бесчисленных образов, трюков и сюжетных кульбитов — просто наслаждаться калейдоскопом парадоксов, буйством фантазии и бездной аллюзий, промелькнувших и исчезнувших, но оставивших после себя редкостно богатое послевкусие.
Доминик великолепно чувствует форму и ритм, досконально знает самые чувствительные струны любителей жанра и умело на них играет, чуть перебирая по части космического хруста сокрушаемых челюстей.
Его фильм — творение абсолютно свободное: он самозабвенно отдается синефильской игре в жанровое кино, жонглирует приемами детективного триллера и любовной мелодрамы, перемешивает их, как стеклышки в калейдоскопе, и к финалу вас ждет такой водопад сюжетных кульбитов, который потом придется долго разгадывать.
Автор картины точно ощущает природу нашего времени: отменены табу, секс довлеет над разумом, обретая все более грубые формы, лишенный какой-либо духовной силы.
«Портрет в сумерках» — картина женская во всех компонентах. Она вызвана к жизни неутоленными амбициями в условиях, когда в изнеженной российской «элите» «мужиков совсем не осталось», и последним прибежищем эротики остается насилие. Ее сюжет подогревается энергией тотального неприятия дикой новорусской действительности, где все друг друга или ненавидят, или боятся.
«Я тоже хочу» — уже ничем не замутненная эманация идеи тотальной мизантропии. По крайней мере, в рамках отдельно взятой земной территории. С возрастом и жизненным опытом идея крепнет, доходит до абсолюта: уроды — все.
Фильм о том, как намеченный «кинопроект» постепенно стал актом спасения человека. Как он заставлял самих создателей фильма становиться другими, заново открывать себя, других и смысл жизни. Как кино может реально менять людей и их судьбу. Редчайший случай, если не уникальный.
Французский конкурсный фильм «Что-то в воздухе» Оливье Ассаяса укладывается в тот же ряд ностальгических воспоминаний режиссеров о своей бурной революционной синефильской юности, где уже стали классикой нашумевшие «Мечтатели» Бертолуччи.
Отношения учителя и ученика (хозяина и раба?) будут вскоре разъедены сомнениями, странное влечение «духовного лидера» к полуживотному перейдет в отторжение — переливы и перепады этой сложной, духовно интимной связи двух героев и составляют главный саспенс картины. Оба исполнителя станут несомненными претендентами и на актерские призы и на «Оскара». Но если Хоффман и прежде умел изумлять своих фанов, то для Феникса — это принципиально новая ступень. Он почти страшен в своей звериной неуправляемости, его поначалу трудно узнать, и это тот редкий случай, когда игра становится безусловной жизнью актера в шкуре героя.
Возник фильм, мало имеющий себе равных по количеству и качеству зрелищных ситуаций, физических нагрузок, поединков и погонь.
Лорен Скафария сняла кино не для публики и не для фестивалей. Это не мейнстрим и не артхаус, не комедия и не драма, не фильм-катастрофа и не история о том, как люди в испытаниях познают и заново открывают друг друга. Это бесформенное Нечто, расстаться с которым в финале, когда за кадром нарастает смертельный гул, абсолютно не жаль.
