Это образец подлинного независимого кино, сущностно отличающегося от конъюнктурных подделок, вроде безобразных «500 дней лета».
Так весело не встречали последние дни человечества со времен «Догмы» Кевина Смита, причем «Конец света 2013: Апокалипсис по-голливудски» выигрывает и по части чистой радости, и в интеллектуальном плане.
Сценарист и режиссер Шейн Салерно потратил на сбор материала почти десять лет, но умудряется нашинковать в двухчасовую картину не только проходные реплики, но и совершенный мусор.
Главное — не идти на «Интимные места» в ожидании какой-то особой дерзости, сексуальной раскрепощенности или про что там еще пишут те, кто пока не видел фильм, но уже слышал звон.
После перегруженных компьютерной графикой и супергероями блокбастеров такое кино становится отдохновением, возвращением в лучшие годы.
Сложный материал подается нарядно, брюки клеш и буйство кудряшек на голове оказываются режиссерам интереснее, чем противоречивость натур героев.
Интересный, в сущности, клубок проблем, связанных с идентичностью людей, которые сочетают нелепые наряды с искренним желанием сделать мир лучше, спускается на тормозах.
В данном случае совершенно не важно, кто и почему участвовал в проекте, — на выходе получился не слишком оригинальный фильм про то, как льется кровь растерянных обывателей…
Можно долго рассуждать о достоинствах и недостатках очередного фильма, снятого по очередной книге из очередной фэнтези-франшизы, но если неудачный выбор режиссера губит отдельный фильм, то ошибка в поиске актеров на главные роли может испортить всю затею.
Фильм не похож на фантазию по мотивам многомиллиардных тяжб Apple и Samsung — скорее это попытка адаптировать «Уолл Стрит» к современным реалиям.
Телевизионные комики кажутся запертыми на два часа жертвами неудачных скетчей.
Фильм «Власть убеждений» — идеальный образец тлетворного влияния 1990-х в целом и Квентина Тарантино в частности на неокрепшие режиссерские умы.
Завершает трилогию история первой любви, подростковой: несмелой, но настойчивой, наивной и игнорирующей любые объективные и субъективные препятствия.
Бодрому и во всех отношениях хорошо сделанному «Элизиуму» не достает как гибсоновской лихости киберпанка 1990-х, так и горькой сатиричности «Района № 9».
Быков хорошо понимает, что делает: в его фильме нет трясущейся камеры, весь «документальный» смысл которой убивали бы скрипки на саундтреке, как в «Скольжении». И в его сценарии не плодятся пошлейшие повороты сюжета, превращающие триллер и драму в мыльные пузыри. В «Майоре» то, что вначале может показаться случайностью, обретает черты неотвратимости.
Сочиняя пьесу, Буффини ориентировалась и на готические романы, и на Джейн Остин, и на современную литературу для подростков. То, что в итоге происходящее на экране напоминает не игру с жанром, а рассказанную в пионерлагере страшилку, смущает и интригует больше, чем кровопролитие и тайны в жизни обреченных на долгую жизнь созданий.
Здесь большие артисты вроде бы и занимаются ерундой, но не забывают о том, что они все-таки большие: каждую отдельную сцену отрабатывают честно, но фильм как целое не складывается. Между людьми на экране не возникает притяжение, между сценами тоже.
Такое кино неизбежно обрастает множеством связей: рифмуется с классической комедией Уильяма Уайлера «Как украсть миллион», со «Смертью в Венеции» Лукино Висконти, с «Заверенной копией» Аббаса Киаростами, с «Хранителем времени» Мартина Скорсезе. Но нити провисают и путаются, а герой остается марионеткой, покорной режиссерской прихоти.
Шестой фильм — своего рода отступление от генеральной линии «Людей Икс», признание Хью Джекмана в любви к своему герою, углубление в личную историю человека с когтеподобными лезвиями.
Фильм Уокера заимствует у независимого кино этот визуальный стиль, но его сюжет оказывается изготовлен из второсортных голливудских полуфабрикатов. Даром что основан на реальных событиях.
Режиссер так увлекается буквальным переносом виановских абсурдизмов и присочинением собственных, что, кажется, забывает о том, что за всеми этими говорящими с героями облачками, башмаками «из преизрядного гавиала», «квадрилью треугольником» и развеселой резней на катке есть что-то еще.
История космического сироты и робкий экологический пафос оказываются задавлены пресловутой визионерской мощью и лязгом металла, который не только обрушивается на экран, но и бьет по ушам.
Малик не утратил формальное мастерство, а материи, с которыми он обычно работает, настолько тонки, что отличить объективное от субъективного в реакции на его фильм не представляется возможным.
Вспоминается, что такая картина уже существует: это «Последний дюйм», снятый в 1958 году Теодором Вульфовичем и Никитой Курихиным по рассказу Джеймса Олдриджа. Хочется верить в то, что если бы кто-нибудь показал это прекрасное кино Смиту и Шьямалану, они отказались бы от замысла и нашли бы сценарий получше собственного.
Чепмен ценил чрезмерность и абсурд, любил шокировать публику и отвергал «хороший вкус», как напомнил его соратник Клиз в памятной речи на поминальной церемонии. Ее фрагментом создатели завершают фильм, и пусть происходящее на экране даже в самые ударные моменты вряд ли способно всерьез шокировать кого-нибудь сегодня, но — позаимствуем шутку у героя — что может хуже, чем не самая выдающаяся встреча с Грэмом Чепменом? Ее отсутствие.
