«Рипли» — это еще и сериал-наваждение, который превращает эмпатичного зрителя немного в сообщника, жаждущего если не победы главного героя, но хотя бы новых уколов красоты.
Складывается ощущение, что наблюдаешь не за семейной ссорой, а за дебатами на MSNBC.
Сьямма решает конфликт между интимным и расхожим довольно решительным образом: любовь и есть превращение банальности в частный, только двоим понятный код.
Балагов ставит перед собой довольно амбициозную, чтобы не сказать субверсивную, задачу: описать подвиг через недостачу, обратиться к центральному национальному мифу и проигнорировать его торжественно-героическое измерение.
И Мэйзин — вероятно, не ставя перед собой такую задачу, — предлагает народу-ликвидатору терапевтическую, по сути, оптику для того, чтобы переосмыслить 70 советских лет и свое к ним отношение; нащупывает — сам того не ведая — возможный национальный консенсус.
Fleabag смонтирован лихорадочно, если не сказать истерично, но это абсолютно современный, постъютьюбовский киноязык, на котором говорят двадцати-тридцатилетние независимо от прописки.
Из этого вообще мог бы получиться удивительный фильм, стоило автору предпочесть петит капслоку и взять мишень покрупнее, чем повадки новой буржуазии.
Фильм, который снят выскочкой и гением, жуликом и очень большим автором. Это абрис шедевра, который должен был стать триеровской «Божественной комедией»; должен был — но все-таки не стал.
«Бывший хороший сериал» — формулировка довольно унизительная, но что поделать: «Карточный домик» не смог избежать участи многих громких проектов, появившихся на исходе золотого века телевидения.
Фредди Меркьюри не нужна агиография. Человек, который поставил на искренность и честность, исповедовал религию неудачников и маргиналов, — он заслужил не глянцевую обложку, а реалистичный портрет в рост. Пусть даже это не понравится фанатам
Ближе к концу прямолинейная, чтобы не сказать плакатная «История одного назначения» становится — и это в ней, пожалуй, самое ценное — фильмом о сдвиге, отрыве, распаде.
«Предметы» оказались промежуточным жанром — не в том продуктивном смысле, какой в это понятие вкладывали русские формалисты, а в самом, увы, трагическом: провалившимся между регистрами, увязнувшим в актуальном, не рассказавшим (связно и энергично) хотя бы одну историю. Рыхлый сериал, квелый сериал
Фильм Гуаданьино отказывается «экзотизировать» однополую страсть, придавать ей диковинный статус. Как и «Лунный свет», он больше про лирику, чем про физику секса, про поиск адекватного языка, которым можно рассказать другому о себе и своих чувствах. Это гимн человеческой отзывчивости, умению сформулировать самое главное, не впадая в пошлость или патетику.
«Карточный домик» постепенно превращается в роман «23 ступени вниз», хронику придворной распутинщины и кликушества, — и это вряд ли входило в замысел сценаристов.
Сериал, который поначалу можно было уличить в эксплуатации темы скорби и отчаяния, прибавлял на глазах и сложился в итоге в очень гармоничную конструкцию — двусмысленную и убедительную одновременно.
Весь шестой сезон «Девчонки» терзали раны, трепали нервы, но никогда — и за это Данэм хочется поблагодарить отдельно — не давили на жалость. Сериал прощается с нами на странной, как будто не окончательной ноте, но сколько раз тут мирились с судьбой и меняли жизнь до неузнаваемости.
Не то чтобы злоключения домохозяек были неблагодарной, не заслуживающей художественной обработки темой — в конце концов, на этом строится почти вся высокая западная литература, от «Госпожи Бовари» до Энн Тайлер, — но в данном случае, несмотря на ряд бьющих под дых (или в уретру) подробностей, магию превращения зафиксировать так и не удалось.
«Большая маленькая ложь» производит крайне расплывчатое впечатление и на уровне структуры: уже заметно, что это довольно неудачная — хотя бы с точки зрения динамики — экранизация; тут слишком много дразнят катастрофой, чтобы в нее можно было всерьез поверить; этот сериал вообще больше обещает, чем делает
Перед гипотетической альтернативой у сериала нашелся бы ряд серьезных конкурентных преимуществ — вроде стабильного, без явных провалов качества письма или безупречного приторно-пронзительного саундтрека.
В целом отчужденность — или, точнее, отставание (скажем, тот же халифат, явно отсылающий к ИГИЛу, пока не похож на главную мировую страшилку) — сериального мира от нашего вызывает досаду: «Домику» не помешали бы ни Трамп, ни проблемы с беженцами, ни движение Black Lives Matter.
Перед каждым, кто берется адаптировать для экрана крупное классическое произведение, встает задача установить внутри текста иерархию, должным образом расположить «интересное» и «скучное», «важное» и «вспомогательное». В этом смысле новая «Война и мир» представляет собой триумф занимательности и внятности
Один из лучших фильмов года: насыщенный триллер про путешествия во времени — наконец-то изобретательный и с мозгами.
Однообразная экранная жестокость, за которую почти единолично отвечает дель Торо с чудовищными мешками под глазами — безусловно, сознательный режиссерский прием. Стоун, понятное дело, снова недвусмысленно высказывается на любимую тему о легализации легких наркотиков, но почему у него не получается сделать это хоть немного талантливее и увлекательнее, понять непросто.
Реннер — при несомненных талантах супить брови в нужных местах и убедительно страдать, — зачем-то пришел в историю, где его, мягко говоря, никто не ждал. Если наблюдать за тем, как человек с лицом умницы Уилла Хантинга ломает шеи и кидает через бедро, было интересно чуть ли не с антропологической точки зрения, то следить за перемещениями вспотевшего гопника из Чарльзтауна, из последних сил борющегося с подступающей деменцией, не хочется вовсе.
Вторая часть и вовсе оказывается довольно унылой сходкой ветеранов, неравномерно поделенных на «казаков» и «разбойников».
