Сам творческий акт создания кинокартины Озон превращает в развернутое воспоминание, конструируя «Лето’85» как ретроспективный образ своих ранних фильмов — подобно любому образу памяти, узнаваемый, похожий на оригинал, но не тождественный ему.
В отличие от большинства своих предшественников из рядов французского интеллектуального экстрима, «Титан» — кино ни секунды не скучное, бодрое и действительно очень смешное.
Так или иначе, «Разжимая кулаки» — кино, сделанное, безусловно, талантливым человеком.
И персонажи, и сюжетные обстоятельства интересны Серебренникову единственно как средства репрезентации этой самой хтони, чтобы создать ее живописную панораму и развернуть во всю ширь — вооот какая у меня в фильме получилась хтонь! — а других задач перед ними не стоит.
Если «Аннетт» — картина о страхе перед бездной, то Леос Каракс, этот проклятый поэт французского кино конца прошлого века, слишком хорошо знает, о чем рассказывает: в отличие от многих современных режиссеров он по-прежнему носит эту бездну в себе, и, как видно, в размерах она не уменьшается.
Впав было в меланхолию, фильм в нужный момент встряхивается, резко меняет интонацию и возвращается в русло триллера с головокружительной развязкой в виде радикального фабульного перевертыша.
Камера оператора Стюарта Бентли неотступно сопровождает Джозефа в его похождениях, то дыша ему в затылок, то чуть забегая вперед, и в своем взгляде на героя авторам удается совместить две обычно трудносовместимые точки зрения — отстраненное наблюдение и глубокое вчувствование.
При всех своих достоинствах «Тусовщики» оставляют ощущение упущенных возможностей и нереализованных предпосылок. Фильм как будто мог и хотел стать чем-то большим, чем просто ярко и сумбурно рассказанной историей музыкального лейбла, но не стал.
В проигрыше остается только зритель, который в период затянувшегося ковидного малокартинья пойдет в кино, ожидая увидеть остроумную приключенческую комедию с Броснаном, а увидит грубо сделанную имитацию.
И хотя понятно, что тут постмодернистская игра, ирония, китч и вообще все не всерьез, у зрителя до самых финальных титров выдохнуть тоже не очень получается.
Эндрю Левитас не находит для истории иного языка, кроме языка жанровых клише, но это полбеды: куда хуже, что эти клише он громоздит в шаткую и не очень жизнеспособную конструкцию.
Как и многие истории о спасении из безвыходных ситуаций, «Уроки фарси» — история о чуде.
Рисуя условную, на грани абсурда, ситуацию, Жербази помещает в нее обычных рациональных людей и пристально наблюдает за их реакцией в контролируемых условиях.
Вместо нравоучительного высказывания о неподлинной жизни европейских обывателей у Шумовской получается весьма интересное, раскованное и чуточку абсурдистское кино.
«Земля кочевников» начинается как социально-критическое высказывание (закрытый завод, люди, выброшенные капитализмом на обочину, корпоративный ад «Амазона»), но критическая интенция почти сразу же уходит на второй план, уступая место медитативной созерцательности.
Гарроне сделал потрясающе красивую и завораживающую картину. Не понятно только, на какую аудиторию это рассчитано: для детей — слишком мрачно, для взрослых — слишком сказка.
Удивительно, но «Пугало», снятое с непрофессиональными актерами и с крошечным бюджетом сельским учителем Дмитрием Давыдовым, точнее схватывает реальность, чем большинство фильмов о российской провинции, сделанных столичными профессионалами.
Хотя на уровне фабулы в фильме почти ничего не происходит (встречаются, разговаривают, прощаются), сюжет картины — если понимать под ним не только рассказ о событиях, но комплекс художественных смыслов и эмоций, транслируемый рассказом, — движется по законам драматического действия, описанного Аристотелем.
Впрочем, несмотря на некоторые потери, понесенные картиной в жестокой борьбе за обладание стройной повествовательной структурой, внятной сюжетной идеей и нетривиальной историей, Филипп Юрьев выходит из этой борьбы победителем, и его «Kitoboy» заслуживает искренней симпатии и уважения.
Если всерьез что-то ставить в упрек этой умной и тонкой картине, то разве что настойчивую и малоуспешную попытку Петцольда непременно придать происходящему социально-политическое измерение, выйти через миф к политике.
Видимо, Ассайас хочет вместить в фильм как можно больше информации из книги Морайса, но достигает противоположного эффекта: чем больше лиц, событий и обстоятельств он утрамбовывает в двухчасовой хронометраж, тем схематичнее выглядит происходящее и тем ощутимее становится сюжетная неполнота.
Малик вроде бы следует сюжетной схеме жития, но на деле лишь пунктиром отмечает нужную для агиографического жанра цепь событий — выбор пути, споры с «фарисеями», отвержение соблазнов, муки, финал, — а остальное заполняет светом и воздухом.
Режиссер ломает синтаксис киноповествования, акцентирует одни моменты, скороговоркой пробегает или вовсе опускает другие, руководствуясь не столько нуждами внятного рассказа, сколько требованиями экспрессии — он создает не героический эпос, а мрачную и яростную панк-балладу.
Есть крепкое остроумное кино с действительно смешными шутками — одна только шутка про «Мирамакс» чего стоит — сделанное со вкусом, в том числе вкусом к провокации.
Душа осталась дома, полнокровные характеры кишками наружу гниют в траншеях — война дегуманизирует всё, что к ней прикасается. Когда ты на брюхе ползешь по мокрой земле и не можешь повернуть назад — ты, в общем-то, просто функция, и у Мендеса хватает смелости и цинизма это признать.
