Драма о чувстве вины и необходимости прощения.
Судя по эпическому замаху и отсылкам к классическим гангстерским драмам, «Лихие» хотели бы стать чем-то вроде «Крестного отца», сделанного на российском материале, но что-то пошло не так.
В стремительно развивающемся действии будет много шума, ярости, неловких ситуаций и бурных эмоций, выраженных на ломаном английском и сочном русском.
Несмотря на слишком неглубоких для такой темы персонажей и сбивчивое повествование, картина в итоге все же обретает убедительность. Если не на сюжетном, то на чисто эмоциональном уровне.
Несмотря на все старания, сюжет оказывается не таким интересным, как прежние проделки героини.
Несмотря на концептуальную прямолинейность, «Свет» остается нежным и тонко сделанным кино.
Крепкая кинокартина с качественными актерскими работами. И даже если с динамикой сюжета тут имеются некоторые проблемы, то уж во всяком случае статичный, неизменный ужас повседневности фильм в иные моменты передает очень даже хорошо.
Высказывание о беспомощности современного человека, привыкшего жить в комфорте и безопасности, перед вызовами, к которым его не готовили ни семья, ни школа.
Выстраивая фильм вокруг метафоры путешествия, Иван Соснин аккуратно, как школьный учитель, раскладывает перед зрителем по полочкам семантику этого образа.
Авторам интереснее не психология, а социология: несмотря на название, «Закрыть гештальт» — прежде всего комедия нравов.
Тут все образы значат нечто большее и вступают друг с другом в символические переклички.
Не состоявшись в качестве метакино, «Невыносимая тяжесть» в итоге оказывается немудреным и не шибко интересным комедийным боевиком с несколькими лишними персонажами и нелепыми сюжетными ходами.
Миллс организует свою картину как повествование импрессионистское, то есть такое, где важны не столько изображаемые явления, сколько, часто мимолетные, впечатления и эмоциональные отклики, которые они вызывают.
Альмодовар организует повествование, рифмуя сюжетные линии своих героинь.
Желание с вызовом выкрикивать зрителю в лицо вполне очевидные вещи несколько ослабляет обаяние, в общем, довольно неплохого фильма Одри Диван. Жалко еще, что режиссер не дает развернуться хорошим актерам, загоняя их в жесткие сценарные рамки, отведенные им прямолинейной поэтикой памфлета.
Лишая смерть сакральности, режиссер с тихой и едва заметной иронией рассматривает, чем становится смерть в современном мире.
В нарушающей ряд сюжетных шаблонов картине МакКея хорошо уже то, что нельзя с уверенностью предугадать, чем все закончится.
Соррентино рассказывает историю взросления Фабиетто как историю его усугубляющегося разлада с реальностью — лишь разочаровавшись в ней, несущей смерть, его герой становится кинорежиссером. А в кино можно и нужно жульничать — чтобы обмануть неизбежность, остановить время и перехитрить смерть; никакими иными способами с ними не совладать.
Наверное, самая невесомая и безмятежная вариациея на тему «Сцен супружеской жизни» из всех возможных.
Будучи однозначна в своих сексуально-психологических интерпретациях, Кэмпион с неожиданной смелостью уходит от однозначности в интерпретациях этических, за что ей большое спасибо.
Без всяких усилий Винтерберг избегает и апологии пьянства, и морализаторского взгляда на него — просто потому, что снимает фильм вовсе не об алкоголе.
Кажется, впервые Андерсон отказывается от герметичности своего мира и выстраивает картину на эксплицитной репрезентации реальной исторической действительности. Впервые честно признаёт её существование.
Вот что странно: первые примерно двадцать минут фильм кажется откровенно плохим, следующие двадцать — не таким уж плохим, а потом в него влюбляешься.
Когда сама история вызывает больший интерес, чем художественный рассказ о ней, вряд ли это можно счесть похвалой мастерству рассказчика.
Сам творческий акт создания кинокартины Озон превращает в развернутое воспоминание, конструируя «Лето’85» как ретроспективный образ своих ранних фильмов — подобно любому образу памяти, узнаваемый, похожий на оригинал, но не тождественный ему.
