Вся прелесть и ужас «Субстанции» в том, что это взгляд от первого лица.
Несмотря на то, что ключевым персонажем «Бедных-несчастных» является женщина, её историю можно экстраполировать и на противоположный пол вообще и на личность режиссёра в частности, так что в какой-то степени фильм оказывается символической творческой автобиографией.
Локшин использует «Мастера и Маргариту» как возможность поговорить с Булгаковым и о нём, но поговорить свободно, не ограничивая себя ни общепринятыми трактовками, ни даже рамками самого романа. Там, где у Юрия Кары царят разнузданность девяностых, а у Бортко — почти побуквенное следование первоисточнику, Локшин пользуется возможностями своего времени, чтобы порассуждать о судьбе автора и его произведения.
Десяток разных детей вещают о том, что мир свернул не туда и человечество выживет, если люди станут добрее. Мило в своей наивности, но скучно до зевоты.
Через призму христианства и язычества режиссёр предлагает зрителю не только посмотреть на то, каким должно быть родительство, но и с ужасом наблюдать за тем, чем заканчивается беспощадный материнский эгоизм, опутывающий и сковывающий не хуже самых крепких цепей.
Кажется, что «Петровы» существуют под водой, движутся через силу, преодолевая видимое сопротивление. Не помогает ни экшен словно из комиксов, ни видимая театральность некоторых сцен — персонажи застывают в смоле, вот только в янтарь это, увы, не превращается.
Всё это довольно унылое зрелище разбавляют только на редкость нелепые попытки авторов фильма вписать своё детище в актуальную повестку дня.
И тем обиднее, когда после полутора часов впечатляющего перформанса, балансирующего между семейной драмой и захватывающим триллером, Зеллер одним движением разрубает так тщательно сплетённую паутину из обрывков диалогов, невысказанных чувств и алогичных событий.
Однако «Трое» всё-таки не только и не столько о любви и измене. Нет здесь и данелиевской безысходности финальной пробежки Бузыкина и Билла Хансена. Меликян снимает собственную историю, лейтмотивом которой является свобода.
Больше всего экранизация авторства Ангелины Никоновой напоминает растянувшуюся на почти два часа имитацию оргазма — долго, неправдоподобно и неясно зачем.
Здесь нет ни одного нового слова, но именно поэтому, так же, как книги по саморазвитию или сборники из серии «Куриный бульон для души», она легко находит своего зрителя, которого так легко рассмешить (ох уж эти шутки про обмен телами) и растрогать (грустные котики прилагаются).
Помимо упоительных вечеров и хруста французской булки, здесь есть юношеская удаль и азарт, звук мчащихся по звонкому льду коньков и обаятельная наивная искренность молодого режиссёра.
«Гипноз» — это кино о брошенных подростках и не только, о людях, лишённых чувства дома, надёжного тыла, и вынужденных бродить в поисках человека, который сможет им вернуть точку опоры.
Визуальная тривиальность «Ведьм» могла бы быть компенсирована оригинальностью режиссёрской интерпретации смыслов романа, но и тут вышла промашка.
Не сумев предложить ничего нового, авторы усердно переписывают и перекраивают уже набившие оскомину мотивы, так что картина превращается в докучную историю, по мере приближения к финалу сбивающуюся на невнятное бормотание.
Неуклюже переваливаясь из комедии в драму и наоборот, «Рождество на двоих» с трудом ковыляет к предсказуемому пошленькому финалу.
«Холодное сердце 2» оказывается очередным примером творческой несостоятельности студии Disney, уже который год не способной ни вдохнуть новую жизнь в уже проверенный материал, ни придумать что-либо оригинальное.
Несмотря на «острую» тему взаимного эротического интереса людей с большой разницей в возрасте и явное смещение фокуса на пару, в центре внимания режиссёра находятся отнюдь не незадачливые любовники.
Не выходит ни нового Фандорина, ни старого Шерлока Холмса, банальный сюжет с невнятной мотивацией антагониста и клишированные диалоги сложно прикрыть неплохим визуалом, а единственная, пожалуй, удача фильма — актёрская работа Дмитрия Лысенкова.
Циник — это уставший романтик, и Аллен, возможно, сам того не желая, доказывает это каждым кадром. Он безумно тоскует по ушедшей молодости, по семидесятым, которыми в фильме дышит всё — от стиля одежды до саундтрека.
За неимением собственных мыслей Клер Дени поначалу копирует чужие, из-за чего первая половина её картины напоминает уныло скроенный и неладно сшитый зомбогибрид «Интерстеллара», «Пассажиров» и, конечно, «Космической Одиссеи».
В своей четвёртой картине режиссёр перестаёт концентрироваться на каком-либо отдельном образе и представляет любовь во всей её многогранности. От средства достижения желаемого через злость, ревность, потери и слёзы бессилия к глубокому, напитанному всей силой пережитого, чувству.
Остроумно обыгрывающий популярные киношаблоны, наполненный шутками на любой вкус и узнаваемыми отсылками, «Гринч» смело может претендовать на звание фильма, возрождающего, кажется, давно забытый, жанр семейного кино.
Увлечённость творчеством немецкого романтика сыграла с авторами мультфильма злую шутку. Они забыли, что сейчас, в двадцать первом веке, все, безусловно знакомые с персонажами, созданными Гофманом, почти наверняка его не читали.
Если же попробовать закрыть глаза на назойливо лезущие в глаза сравнения и аллюзии, «Апостол» остаётся обидно не реализовавшей свой потенциал лентой, в которой обилие красивых кадров и оригинальных ракурсов, увы, не даёт ответов ни на один из робко заданных режиссёром вопросов.
