«Хэллоуин убивает» не переизобретает ни жанр, ни франшизу, но осознанно и уверенно движется по знакомой земле — как убить Майкла Майерса (и возможно ли это), узнаем в следующей части.
Едва ли Кон и Дюпра ставили задачу погладить коллег из индустрии против шерсти — разумеется, грехи великих людей вроде гордыни и тщеславия следуют за ними по пятам, как и зависть, и нарциссизм, но все это проговорено довольно легко и стараясь никого не обидеть.
Безумная хореография сцен сменяет одна другую, от внутрикадрового монтажа кружится голова, а от песен Тейлор Джой захватывает дух. Хочется рассыпать по тексту множество разных бирок и вывесок (а некоторые буквы подсветить неоном): фантасмагория, мюзикл, мелодрама и, наконец, хоррор.
Мораль Лори прозвучит излишне традиционно и даже старомодно, как и положено романам о рыцарях: благородство не потеряло в цене.
Всё это действо по большому счету лишено жанрового драйва, который способен затмить любую алогичность и помочь распрощаться со здравым смыслом: насилие на экране не достигает той кульминационной точки, где превращается в кровавый аттракцион.
Маленькая история большого гнета оказалась не только рассказанной (пусть местами сбивчиво и нестройно), но и увиденной. А это уже что-то.
Для журналистики у Уэса Андерсона слишком мало контекста, эти пассажи вырваны с корнем из общей летописи, и с трудом можно сыскать хотя бы пару аллюзий на события, отраженные в хрустальном зеркале кинематографического полотна.
Это то кино, которое стоит ждать и стоит смотреть. В каждой шутке лишь доля шутки, а в каждой смерти есть доля жизни.
При всей абстрактности совершенно очевидно, что Грэм — режиссёр скрупулёзный и тщательный.
Но за всеми ужасами, крестами, детективными интригами и эксплуатацией пассажей Евангелия притаилась, пожалуй, самая романтичная картина всей франшизы.
К сожалению, то, что поначалу кажется намеренным отсутствием авторской оптики, оказывается максимальным отдалением: Джиа на своих героев и в целом на поколение Фрэнки смотрит намеренно свысока.
Нам нужно привыкать жить по-другому и перестать цепляться за нежную ностальгию, и это самое «Воссоединение» сейчас выглядит скорее как унылый манифест нового времени, чем как долгожданное путешествие в прошлое.
От камерного и напряженного хоррора антиутопия движется к экшену, смещая оптику от родителей к детям и перемешивая палитру жанра: бояться теперь нужно не только монстров, но и других людей.
«Кислород» — один из самых романтичных и чувственных фильмов ковидной эры. Но при подступающей патетике Ажа удаётся точно балансировать гранями своего вымысла, не скатываясь в долину вычурных сантиментов и не захлёбываясь лавиной жгучих слёз.
Подобно Рене Магритту и его любимому кинематографистами полотну «Репродуцирование запрещено», встречающему постояльцев в холле «Нормандии», Ахари не стремится развернуть историю лицом, заставляя зрителя блуждать по тёмным коридорам вместе с Бабаком, собирая углы новыми синяками.
Метания любовного треугольника с талантливыми, в общем-то, молодыми артистами, разбавленные бойкими монтажными перебивками о сути жизни землян, завершаются трюизмами о том, что же такое быть человеком и где найти баланс между эмоциями и самоконтролем.
Ну и если уж брать с полки не только Филипа Дика, но и остальной бестиарий поп-культуры, то почему-то хочется фильм Бёрнса окрестить «Кошмаром на улице Вязов» эпохи слоубернеров, которые в XXI веке затмили слэшеры.
Сюжет «Игрушки для взрослых» развивается подобно ответам на запросы в поисковой системе, как только возникает потребность закрыть сценарную брешь сериал моментально спешит объяснить происходящее.
Это как раз именно то, чего на самом деле так не хватает «Поступи хаоса»: душевной интонации coming-of-age, которая способна вылечить все огрехи выдуманных миров.
Жербази пристально изучает близость при помощи сдавленной хореографии пространства на протяжении долгих лет, до противного точно чувствуя динамику отношений и амплитуду чувства — от обожания да взаимного раздражения, а облако все это время лишь отбрасывает тень розовой дымки на лица.
Среди не самого изящного жонглирования хоррор-тропами, где одну половину фильма поженили с кульминацией и финалом явно не по любви, выделяется Флоренс Пью, на которую смотреть всегда радостно, пусть и непривычно видеть в подобном амплуа.
Не только перепутанная хронология осколков болезни, но и история жизни после смерти.
Первое, что бросается в глаза, — «Поворот» держится в отличной жанровой форме, интенсивность которой можно сравнить с кардиотренировкой. Да, это все еще стандартный набор инструментов слэшера: саспенс, скримеры и изобретательные сцены расправы.
Протяженность действия на экране кровными узами связана с театром: будто поклявшись служить храму искусств, это кино дышит Чеховым, Тургеневым, Шекспиром и замыкает круг на пьесе Самюэля Беккета.
Если на сюжетном уровне путаются фантазии и допущения, то в отношениях трех людей и динамике их развития нет ни капли кинематографической неискренности.
