Любознательному корейцу нравится жанровый китч, но он не корпит над материалом, как Тарантино, не нудит, как Дарденны, а развлекается, играется с киноматерией, не стесняясь поставить надрывно трагичный финал встык с кровавым гиньолем.
Иногда кажется, что наше кино — это всегда про боль. Но в «Дылде» нет даже этой простейшей физиологической реакции на раздражитель, не доходит по слишком длинному спинному мозгу. Жизнь в предобморочном состоянии недостаточно кинематографична, как ни старайся, и фильм остается лишь натюрмортом.
В наше дуалистичное и даже двуличное время Лунгин оказывается удивительно современен и даже прогрессивен. Прежде всего, это вообще смело — снимать об Афгане, и не так же, как в ближайшие пару лет будут снимать о Сирии.
Баблуани говорит о необъяснимости и сверхъестественности русского мира и одновременно с этим отвечает на вопрос о том, почему же люди идут в секты, зачем ищут тайное знание — кажется, житель страны, где возможна любая темная магия, обречен на то, чтобы искать ответы на вопросы жизни и вселенной.
Военный фильм с патриотическим названием, не внушающий никакого доверия.
Фильм, который одновременно является гимном загадочности жизни и актуальным памфлетом о судьбах народов-изгоев.
Несмотря на некоторые экзотизмы, «Надо мною солнце не садится», как ни жаль, лишена сильнейших параллелей сквозь десятилетия, миллениумы и вечную мерзлоту, что были свойственны даже самому простенькому якутскому кино все эти годы. Якуты демонстрируют тотальную готовность приспособиться к зрителю, перемелодраматизируют действие.
В мире «Миллиарда» все банкиры-воры на свободе, и не в России, а где им захочется, семья — из пробирки, счастье — за доллары и на Лазурке. Вот такое у них движение вверх, и не то чтобы мы им завидовали.
В этом дебютном и, чего греха таить, развеселом фильме работы Кирилла Соколова, который тщетно маскируется под драму, наша неутешительная действительность наконец подошла не только для того, чтобы предстать беспросветной декорацией для очередного чистилища. Теперь это подходящая игровая площадка для графичного насилия.
В эпоху поиска новых ответов на незаданные вопросы, спасения от неизбежного конца, Корин в своем самом проходном фильме вдруг обнаруживает Путь. Это гедонизм — но без вызова, трясущихся загребущих рук, пошлого консьюмеризма.
Зачем это вообще было, если дети что так, что эдак все равно мало что поймут, а взрослые толком не посмеются?
«Балканский рубеж», как легко заметить, не самого большого ума фильм. Это довольно тривиальный, хотя и неожиданно мастеровитый боевик, разве что непозволительно длинный, недостаточно разнообразный, путаный, наивный, но точно не преступный по замыслу.
К сожалению, «Время возмездия» попросту недостаточно кинематографично для того, чтобы с упоением следить за тем, как героиня с холодным сердцем мечется по раскаленному Лос-Анджелесу в несбыточной надежде повернуть время вспять.
Авторские самокопания звучат в «Юмористе» так же, как звучит анекдот в пересказе человека, который неточно все запомнил и случайно сказал последнюю фразу еще в середине. Глупо звучит, в общем.
Это отчаянно неамбициозный фильм, он маленький во всех смыслах и слишком аккуратный, но он так упивается своей необязательностью, что это даже увлекает; снят синефилом, и это очень заметно.
Это как идиотически смеяться над лужей блевотины в коридоре, причем облокотившись на стену и сползая по ней вниз в эту лужу, потому что нет сил ровно стоять на ногах из-за хохота.
«Синонимы» — это очередная, но никак не вторичная, изложенная в киноформе диалектика переходного периода из ниоткуда в никуда, экранизированная попытка переродиться наперекор жизненным обстоятельствам, снятая странно и страстно, с ближневосточной экзальтацией и западноевропейской почтенностью.
Действительно, о голодоморе снимают мало, говорят еще меньше. Но художественное кино — это не способ подачи объективного исторического знания, а лишь его интерпретация, которая в «Мистере Джонсе» вырождена в китч.
Озон совершенно не изменяет себе, напротив, он доказывает, что может быть даже более выразителен в формате актуального высказывания.
«Дау» представляется как крупнейший киноэксперимент в новейшей истории. Его слоган так и гласит — «Эксперимент продолжается»: этот фильм уже давно вышел за рамки кинематографа и захватывает все больший кусок нашей с вами реальности.
«Фаворитка» окончательно демонстрирует безыдейность некогда загадочного грека, который погнался, видимо, за славой и деньгами.
Любить этот фильм легко и приятно. Не нужно для этого с собой никак конфликтовать, переживать сложные эмоции, как-либо рефлексировать. В «Зеленой книге» случаются исключительно правильные вещи, происходит единение противоположностей и торжествуют неизменно стабильные семейные ценности.
Картина, неожиданно бессловесная и столь же внезапно живописная, больше напоминает не жесткое шокирующее кино о наркобуднях с его непременной назидательностью, а что-то вроде абсолютно философского кино какого-нибудь Терренса Малика, где не дается ответов, там лишь задаются вечные вопросы
Эта самоманифестация Шьямалана тем более примечательна, что, помимо остроумного жанрового фильма, она являет собой важное и остросоциальное заключение о природе мира, сходящего с ума.
«Лучше, чем люди», при всей мнимой футуристичности, не отличается от традиционного вечернего телемыла.
