Фильм на протяжении трех часов заставляет всматриваться в разверзшееся на берегу Средиземного моря безвременье, чтобы в конце позволить зрителю выйти из зала измененным навсегда.
Такое кино — где между сексом и полётами на частном самолете затерялась реальная жизнь с её реальными проблемами — больше не снимают. Экранизация «Пятидесяти оттенков» — в прямом смысле эпитафия тому времени, когда влюбляться в вампиров или делиться на маглов и волшебников было обычным делом, а Инстаграм ещё не существовал. Смотреть её сегодня — словно окунаться в бездонный омут памяти: и смешно, и страшно одновременно.
Сегодня героем семейного блокбастера становится поигрывающий мускулами и самоиронией бодибилдер, с помпой спасающий мир от сумасшедшего тирана. Покойному Робину Уильямсу с его добродушной улыбкой, как, похоже, и всем нам, в этом сюжете отводится лишь дежурная строчка-упоминание: «Алан Пэрриш был здесь».
Единственное, что портит этот достаточно веселый, увлекательный, хоть и предсказуемый детективный балаган — сколь очевидное, столь и поспешное желание продюсеров слепить из фильма очередную прибыльную франшизу с десятком продолжений. Именно оно им в итоге и аукнулось
Опрометчиво отказавшись от вагнеровского эпоса Зака Снайдера, сегодня кажущегося освежающим, новая глава монструозной франшизы не тянет ни на что, кроме извиняющейся улыбки за то, что приходится смотреть этот нелепый и вторичный маскарад.
«Тора», в отличие от «Стражей Галактики», не хочется разбирать на цитаты — под него просто хочется тусить от начала и до конца. И это редкое, почти что уже умершее в современном блокбастере качество, которое Марвел, слава богу, до сих удается сохранять.
В «Матильде» посредственно почти что все: ковыляющий на сценарных костылях сюжет, пошлейшая мелодраматическая интонация, смехотворные диалоги и еще более дурацкие поступки, совершаемые персонажами в состоянии эмоционального угара. В довершение всего картина Учителя отдает такой вкусовщиной, что происходящему не веришь ни капли
На удивление качественный и почти уморительный приключенческий экшен, который впервые в истории справляется с одной простой задачкой: не ударить в грязь лицом перед голливудским собратом.
В сиквеле обнажился тот прием, который и обеспечил «Kingsman» всенародную любовь и сборы в первую очередь: больше всего визжать от восторга тут хочется не на хореографически безупречном мочилове или карикатурном насилии, а в местах, когда когорта славных голливудских актеров и мировых знаменитостей с легкой руки Мэттью Вона превращает действие картины в капустник имени Петросяна.
Хотя чувство такта изменяет Аронофски неоднократно, и он то и дело срывается на крик, это не мешает ленте быть, пожалуй, одним из самых виртуозных проектов 2017 года и уж точно самой изобретательной в карьере режиссера
В «Оно» еще много от неумелой сбивчивости новичка, пытающегося взахлеб пересказать любимую книгу, и Мускетти не всегда находит удачные визуальные решения масштабным метафорам писателя. Но как минимум в одном его попытка превосходит все прочие экранизации Кинга: она дает ощутить хваленый стивенкинговский ужас на собственной шкуре.
Притча Шеридана о природной справедливости и о нравственном выборе человека в диких условиях разрывает зрительскую душу исподволь, неслышными шагами подбираясь к самому горлу, и позволяет себе сорваться лишь на финальных эпизодах, чтобы оставить после себя глубокий и долго не заживающий след.
Чтобы понять всю нелепость и мелочность киноадаптации «Темной башни», не нужно быть хардкорным специалистом кинговского magnum opus.
В стремлении возвыситься над любым из зачитанных с экрана манифестов Розефельдт, как и подобает самокритичному, а значит духовно здоровому творцу, на самом деле немного лукавит. Первоначальное восхищение актуальностью некоторых высказываний быстро сменяется осознанием бесполезности любой художественной попытки преобразить существующую реальность.
К пятой по счету картине Звягинцев научился безукоризненно угадывать чувства людей современного ему поколения, часто загнанных реальностью и государственной системой в тупик, причем не только в близкой для художника духовной сфере, но и на самом базовом, физиологическом уровне.
В год, когда массовый зритель становится более вдумчивым, а «Ла-Ла Ленд» и «Прочь» собирают столько же, сколько иные студийные блокбастеры, Брукхаймер и команда продолжают эксплуатировать старый, уже заржавевший аттракцион имени Джонни Деппа, не замечая, что мир вокруг изменился, а их ведущая звезда давно превратилась в обрюзгшую пародию на саму себя.
Главная находка «Стражей Галактики» по-прежнему остается в том, что они неизменно посылают традиционные правила приличия, как и зрительские ожидания, в задницу, и все равно собирают любовь зрителей со всего мира. Но, кажется, впервые градус творящегося на экране идиотства конгениален тому, что преподносит нам сегодня отнюдь не вымышленная реальность.
Режиссер незаметно упаковывает в пространство ленты целые десятилетия, умудряясь ненавязчиво высказаться на темы рабства, иерархий, долга военного и трепетных чувств простыми и объемными образами.
Вигалондо умеет заинтриговать — его работа проявляется в хорошо поставленной завязке и не утратившей оскал мизантропии — но ближе к финалу казавшийся продуманным концепт оборачивается затянувшимся пшиком с претензией на что-то большее.
«Лунный свет» — кино о мечте почище, чем перехваленный зрителями «Ла-Ла Ленд». Дженкинсу удается визуально проговорить парадокс, сопровождавший историю Америку со времени ее основания: даже самая демократическая страна в мире не может освободить человека от тюрьмы собственных инстинктов и предубеждений.
В конце этого неровного, эмоционального, местами будто специально фальшивящего кино возникает внезапное ощущение, что Ван Сент знает об этой жизни немного больше, чем мы с вами.
Беспомощность ленты состоит в том, что автор посчитал нужным довести и без того слабые драматургические приемы чуть ли не до пошлости. При этом он предпочитает не замечать, что среди прописных истин и завораживающих визуальных красот веет смрадом истлевшего остова духоподъемного семейного кино — того мастодонта, которым «Альфа» так хочет быть и который уже давно никому не интересен.
Самоучка из Мексики, некогда считавшийся лидером метафизического кино и прямым последователем Тарковского, снял свое «Древо жизни» на мексиканской земле: три часа невыносимых человеческих страстей, поданных с максимально одухотворенным лицом.
Имея прекрасные выходные данные, в том числе ритмичный монтажный ряд и мастерскую работу оператора, драматургически «Девочка» все же не дотягивает в полной мере до настоящего откровения — ни как картина о трудностях взросления, ни, что более важно, как полноценный квир-портрет.
Парадоксальным образом эта картина, где все в конечном итоге перестает существовать (по крайней мере, в привычном понимании), рассказывает именно о жизни — а конкретно о том, что человек сможет перейти на новую ступень бытия, только когда окончательно порвет с самим собой, слившись с горизонтом событий.
