Дело — всегда — в потере настоящей близости, которая бывает страшнее смерти.
Удивительно, как много тем несут на себе хрупкие, нежные, залитые шведским солнцем плечи этого фильма.
Вот и вылезла чернуха российского кино — пусть не через кадр, но в слове. И юные герои, и их постаревшие версии копошатся в своих мирках, не приходя ровным счетом ни к чему за два часа фильма.
Кольцо власти сжимается, так что остается только нестись вперед в надежде, что там в конце засветится окошко рая. Вот герой Борисова и несется без оглядки.
Фильм Гитая — это своеобразный микрокосм, кладезь историй, шкатулка пророчеств на все случаи жизни.
Главное достоинство ленты — это дыхание и ритм одиночества, именно такой, какой он есть: прерывистый, шаткий.
Несомненное достоинство «Чик» — это, конечно, речь героев. В сериале Оганесяна действительно хорошие диалоги: в российском кино редко говорят так естественно.
В целом «Белые линии» — вполне занятное зрелище, ни на что другое они, кажется, и не претендуют.
Кроме удачной стилизации у Эггерса получилось само по себе очень зрелое и зрелищное произведение, полное неподдельного психологизма.
Пекка Стрэнг и Криста Косонен, играющие Юху и Мону — основа этого невероятно смешного фильма, никогда не переходящего грань, за которой происходящее на экране становится абсурдом.
Понятнее всего оказывается сравнить фильм Сайфуллаевой с разговором с психотерапевтом, который мягко улыбнётся и тепло скажет: то, что ты время от времени совершаешь странные и непонятные тебе самой поступки, ничего не говорит о тебе.
Ближе к финалу «Иные» расцветают особенными красками.
Трогательное автобиографическое рассуждение Лулу Ванг о собственной идентичности.
Это триумф актрисы Одри Плаза, невероятно обаятельной в своих кудряшках из 80-х и плюшевых свитерах всех возможных цветов.
Это кино страшного драйва, которое смотришь на одном дыхании, и это не просто форма речи.
«Солнцестояние» — это фильм не про власть тёмных сил, а про освобождение от них, про вновь обретённую связь с потерянным. Этот фильм не преследует цели напугать или болезненно обострить восприятие, степенно разворачиваясь в течение своего внушительного хронометража. Монстра в «Солнцестоянии» нет. Точнее, монстр — это Вселенная itself, которая здесь обрела форму гостеприимной общины.
Это самое настоящее феминистское кино, снятое режиссером-мужчиной с завидным чувством такта и незамутненной оптикой.
Магия «Середины 90-х» работает безотказно, потому что все мы любим чувство ностальгии, признаемся себе в этом или нет. Особенно если это ностальгия о периоде, когда горы казались по плечо и море по колено, всё можно и за это «всё» не будет абсолютно ничего.
Там, где Гари был предельно, даже излишне серьёзен — Бабье пытается быть смешным, и это выглядит, увы, довольно посредственно. А жаль.
Неоспоримое обаяние «Мальчика» — не только в присутствии в картине Тимоти Шаламе, новой американской звезды, в главной роли. Главное в том, что это не история о бремени наркозависимости, возведенная в самоцель.
Рейгадас и в этот раз умело пользуется тягучей непрерывностью созерцательного кино, рассказывая историю про угасание чувств.
Это очень смешной и страшный сериал одновременно — особенно ближе к концу. Каждая сцена — это остроумное попадание в современную российскую реальность, не отражение — но разрезание по живому в тех местах, где скопился гной.
Героиня проходит гигантский путь внутреннего преображения, искажения, приступов паранойи и финального освобождения, который окончательно сбивает с толку, оставляет зрителя растерянно озираться.
Фильм Маоза, ставшего главным героем современного израильского кино после триумфа на фестивале в Венеции восемью годами раньше, отличает степенное, нечеловеческое величие трагедии.
Шумовска фиксирует свой взгляд на сугубо польских проблемах, а снимает так, как будто имела в виду любую точку на земном шаре. Она делает это смешно и зло, варьируя градус сатиры от сцены к сцене.
