Чего Херцог не приемлет — это культа посредственности, который исповедует современная цивилизация. И даже в ней он находит исключительных субъектов, способных заинтриговать и достойных восхищения. Вроде миллиардера Илона Маска и ему подобных, изобретателей и футурологов-пророков, мечтающих про интернет на Марсе, технику телепатии и роботов, превосходящих интеллектом человека.
В России со свойственными ей чертами салтыков-щедринского абсурда судьба фильма «В лучах солнца» выглядит лакмусовой бумажкой культурной ситуации в целом. Классическая фраза «Пастернака не читал, но осуждаю…» точно накладывается на историю с фильмом: ведь по этому поводу высказывается «общественное мнение», составленное преимущественно из глубоких мыслей тех, кто картины не видел.
В живой, эмоционально заряженной картине преобладают или гневные публицистические, или печальные мелодраматические краски. Как говорит Лоуч, он привык в самых безнадежных сюжетах и ситуациях отыскивать крупицы юмора, но в данном случае спасовал. Он вообще уже было заявил о финале своей режиссерской карьеры, но вернуться к работе его заставило сопереживание тому, что происходит сегодня в Британии и Европе.
Был в свое время термин «другое кино», что означало артхаусную альтернативу мейнстриму. Долан делает даже не другое, а кривое кино. Он не стесняется сентиментальности и открытых «дешевых приемов», запускает клиповые флешбэки — ни в чем себе не отказывает. Он потакает самому нетребовательному зрителю, нежно гладя его по шерсти и тут же — против нее
Стиль «Франца» не законсервирован, объемен, он дает выход в широкое пространство вопросов, которые ставят история общества и история культуры, а также их современное состояние.
Хабенский, включая не только харизму, но и высокое мастерство, заставляет смотреть на своего героя и слушать его буквально раскрыв рот. Такого уровня актерскую игру не часто встречаешь в театре, что уж говорить про отечественное кино.
«Она», проникнутая философией мнимости, иллюзорности всего сущего, как ни странно, возвращает нас в итоге почти к чеховскому реализму. Пройдя через все этапы адской игры, обретя в ней цель и желанную свободу, Мишель выходит в реальный мир. В нем невыносимо, но… «что же делать, надо жить!».
Куда-то делись парадоксальность и тот хулиганский юмор, который только казался насмешкой, а на самом деле был особым способом сопереживания. Нет больше нагнетания китча, который сам себя изживал и превращался в искусство. Есть аккуратное, с просчитанными флешбэками, изложение истории, которая остается плоской и, как пишет журнал Variety, straight во всех смыслах.
Это плевок в сторону слишком серьезного, слишком умного кино. Рефн подтвердил, что ему с таким не по пути, но и положить его на лопатки он больше не тщится. Пусть цветут все цветы, и среди них сыщется место не только голубой розе Линча, но и ядовитому крокусу Рефна.
Комедийный талант Аллена позволяет ему населить пространство смешными (в основном еврейскими) персонажами, но фильм от этого не становится ни комедией, ни даже чисто американским гибридом, именуемым ромкомом. Напротив, он остается родственником меланхоличного европейского кино, французского «поэтического реализма» и поздней «новой волны».
В фильме вообще много достоинств, включая комедийные репризы, фонтанирующие еврейским юмором, диалоги и операторские мастер-классы Витторио Стораро, но в целом это кино скалькулировано и выполнено по старым лекалам.
Фарсовый гиньоль Брюно Дюмона «В тихом омуте» способен удивить поклонников известного французского режиссера.
Провокативный потенциал двух ветеранов киноидустрии — режиссера и актрисы, — соединившись, породил шедевр, не станем стесняться этого слова. Вопрос, относить его к авторскому творчеству или жанру, отпадает, подобно тому, как уже давно решен аналогичный вопрос с Хичкоком или Уайлдером. «Она» — высокая интеллектуальная комедия на самые низменные темы, если не единственная, то редчайшая в практике мирового кино.
По словам режиссера, он вдохновлялся классическими киноработами Росселлини и Скорсезе. Но чем больше высоких аллюзий, тем лучше видна разница между образцами старого простодушного кино, даже не высшей пробы, и нового, оснащенного гораздо большим набором амбиций и подручных средств.
Буддийскую концепцию переселения душ автор фильма подает с верой и убежденностью, которые могли бы показаться наивными, если бы за ними не стоял опыт поколения, к которому принадлежат Лу Рид и Лори Андерсон. Это поколение «детей цветов»: их идеи усовершенствования общества были спорными, но имели важные далекие последствия, ощутимые до сих пор, кроме того, они создали лучшую в ХХ веке музыку, а отчасти и кино тоже.
Распад аристократических, а вслед за ними и буржуазных традиций, экспансия варварства и плебейства, превращение элитарной культуры в массовую — эти процессы Иоселиани наблюдает уже даже не столько с грустью, сколько с отвращением.
«Экипаж» — первый ремейк (а это, что бы ни говорили, ремейк по сути) советского кино, не выглядящий ни пародией, ни огламуренной копией.
Только неисправимые радикалы, не отворачивая глаз, продолжают заниматься столь же неисправимой природой человека. Ласло Немеш — один из этих немногих. Он берет на себя смелость воссоздать кромешный ад Освенцима, войти в него и заставить зрителя испытать эффект полного погружения.
В художественном мире Сокурова нет актуальной политики. Ценность, которая важнее сиюминутных интересов и способна скрепить недружное человеческое семейство,- это культура. Только она одна.
Миндадзе теперь окончательно ушел от абдрашитовского реализма: он движет действие не характерами, а затылочными «прицельными» планами, эмоциональными порывами, отчаянными жестами, похожими на ритуальную поэзию и молитву. Он наводит фокус своей оптики на параноидальную эпоху, которая не раз повторялась в истории человечества и про которую потом говорили «завтра была война».
В конце концов мы полностью погружаемся в синефильское марево: в нем стирается грань между консервативным обществом середины прошлого века и современным, в котором поэтапное превращение братьев Вачовски в одноименных сестер воспринимается как эстетический и светский курьез, а вовсе не как общественно-моральная проблема.
«Цезарь» начисто лишен серьезности, его явно вдохновила время от времени благоволящая Коэнам легкая муза. В фильме практически нет злости, тяжелого сарказма, экзистенциальной тоски, определивших настроение «Фарго», «Старикам тут не место» и других признанных шедевров братского дуэта.
«Тряпичный союз» сигнализирует о том, что пришло следующее поколение одаренных кинематографистов, которые многое хотят и уже многое умеют. Однако пришли они далеко не в ту вольготную жизнь, что их предшественники. Вот почему появление в кадре слогана «иностранный агент» или «против всех» выглядит условным знаком, намекающим на то, что картину можно рассматривать и как политическое высказывание.
Запрещать «Девушку из Дании», конечно, не за что, но защищать ее можно было бы с куда большим энтузиазмом, если бы над тайнами человеческой природы в ней не преобладали модный дизайн и поверхностная актуальность.
Пожалуй, «Отвратительная восьмерка» — это первый фильм Тарантино, который можно смотреть полностью расслабившись, наслаждаясь свободной режиссурой, смачным актерством, синефильской игрой и не думая о том, лажанулся или нет вчерашний культовый кумир.
