Режиссер предпочел демократический вариант — дать зрителю возможность, сопереживая истории, извлечь простые, но ценные уроки. Искру человечности можно высечь даже во мраке фанатизма и террора.
Как почти в каждой ее работе, здесь переплетаются узкие тропы авторского кино и проторенные, оснащенные ориентирами популярной киномифологии дороги масскульта. Но, вопреки соблазнам, режиссер сохраняет родовую идентичность польской школы, которая продолжает жить хотя бы благодаря лучшим в Европе актерам. Сохраняет и тот баланс между реализмом и абсурдом, физикой и метафизикой, который отличает искусство Восточной Европы даже в наши, не самые радужные для него дни.
Стопроцентно грузинское кино в его лучших утонченных традициях, сформировавшихся еще в советские времена. И в то же время это произведение современного искусства, связанное с актуальными контекстами.
«Земля кочевников» не скрывает и даже гордится тем, что наследует американскую традицию, идущую от первых переселенцев и ковбоев, мифологизированную в жанре вестерна.
Конфликты в этом фильме представлены с крайней степенью деликатности и легко разрешаются, не успев достигнуть кульминации. Но, как это ни странно, ощущения легковесности не возникает
Самым увлекательным оказывается не угадывание первоисточников, а то, как в условных жанровых структурах отражается реальная жизнь самой населенной страны мира.
Сделав героем великого скульптора, Андрей Кончаловский высказался на более общую тему «художник и власть».
Несмотря на метраж в три с половиной часа, на обилие разветвленных сюжетных линий, фильм выглядит словно высеченным из цельного куска мрамора и смотрится на едином дыхании.
Удивительно не то, что «Правда» частично воспроизводит реальные и легендарные ситуации. Удивительно, как они в фильме интерпретируются. Возникает эффект двойной оптики: одна идет от чисто французской традиции, другая — от трансформированной японской.
Аллен продолжает повторять устами своих героев, словно заклинание: «Жить надо в Нью-Йорке либо вообще не жить».
Сегодня тоже не знают, в какой ряд поместить «Джокера»: одни приписывают его к левой идеологии, другие ставят в вину то, что он вписывается в настрой сторонников Дональда Трампа. На деле этот фильм выше любой политической повестки.
«Паразиты» не родились такими, их сделали такими обстоятельства и система, при которой конкурс на должность охранника может составлять 500 человек.
Даже ошибки и недостатки «Дылды» в конечном счете работают на результат: фильм мог бы стать манифестом рационального перфекционизма, но образовавшиеся лакуны придают ему обаяние эстетической загадочности.
Все это настолько непохоже на обычный материал и стиль Озона, что вскоре перестаешь искать какие бы то ни было связи с его прошлым кинематографом и просто отдаешься течению интриги, развернутой в (тоже не характерном для этого режиссера) суховатом ключе эпистолярного романа
Клер Дени сумела создать занятное кино на грани китча, облагородив его атмосферой космической ностальгии и меланхолии.
При всем своем раздолбайском обаянии лишен настоящей харизмы главный герой «Бездельника». А главная премудрость, которую можно извлечь из его приключений: «Вот преимущество быть богатым — можно вести себя как последняя свинья, и все будут этот терпеть».
Как ни странно, именно то, что Ливнев четверть века не разминал мышцы в кинорежиссуре и сохранил трогательную непосредственность старого кино, позволило ему совершить пусть не рекордный, но ловкий и красивый прыжок.
Карлос Рейгадас, вступивший в лучшую творческую форму, демонстрирует режиссерскую виртуозность высшей пробы. Она впечатляет даже на фоне его давно утвердившейся репутации радикального автора, последователя Бунюэля, Дрейера и Тарковского.
При кажущейся перегруженности серьезными темами и колоритными персонажами (назовем хотя бы тайного диссидента, поповского сына и в прошлом преподавателя марксизма-ленинизма в исполнении Михаила Ефремова) «Француз» снят динамично, легко, «по-французски».
Ларс фон Триер остался единственным великим и бескомпромиссным режиссером современности. Познав славу, он сам отказался от нее, почувствовав ее гнилую оболочку. И песня Дэвида Боуи «Fame» — саркастический гимн славе и власти — звучит в картине как нельзя более кстати.
Панахи дает понять, что самую активную и перспективную часть общества составляют женщины: идея, пронизывающая все творчество Панахи, начиная с фильмов «Белый шар», «Зеркало», «Круг» и «Офсайд», снятых еще на свободе.
Романтизм и страстность, присущие «польской школе», остались в историческом прошлом. Спасибо «Холодной войне» за отблеск этой великой школы. Отблеск, но не более.
«Догмэн» — кино жесткое, кровавое, токсичное, напоминающее загон для бешеных псов. И в то же время оно несет в себе веру в благородство, живущее в простом человеке,- идея, близкая мифологии неореализма.
Взятый из жизни сюжет, вобравший в себя всю жестокость современного миропорядка и всю инстинктивную силу сопротивления того, что еще осталось от понятий человечности и бескорыстия. Магазинные воришки — а вовсе не честно разбогатевшие олигархи — оказались героями нашего времени.
Сверхкрупные планы и наезды камеры на героиню рождают чувство головокружительной клаустрофобии. Все это становится средством для демонстрации мономании. Но это также способ новой подачи исторического материала, которым становится закат Европы в лице Австро-Венгерской империи.
