Как будто кино, перескочив через время, вернулось в XIX век, в один из своих источников — романную форму Диккенса, Стендаля и Толстого. К практически всем возможным эмоциям, которыми Бергман за три часа мастерски манипулирует, примешивается грусть от того, что больше таких романов уже никогда не напишут.